– Я нашла его мертвым и вызвала полицию.
– Хорошо, ну а к нам зачем пожаловали?
– Не знаю, просто думала…
– Знаете что, я все-таки позвоню в полицию, – решительно сказал доктор и поднял трубку.
– Не надо полиции, – быстро проговорила я. – Вот телефон следователя, который ведет это дело. Он в курсе всего, позвоните ему, он вам все подтвердит.
– А откуда я знаю, что он следователь? – буркнул Рабинович, но номер набрал. Поговорив несколько минут и толково, на мой взгляд, обрисовав ситуацию, он повернулся ко мне: – Следователь Борнштейн сейчас здесь, в Тель-Авиве. Будет у нас через полчаса… – тут он участливо посмотрел на меня: – Может быть, вы проголодались?
Представляю себе, как я выгляжу, если у молодого мужчины при одном взгляде на меня появляется желание подкормить бедняжку. Я вспомнила шутку насчет «хорошо сохранилась» и на несколько секунд люто возненавидела доктора Рабиновича.
– Пойдемте в нашу столовую, перекусим, – предложил он как ни в чем не бывало.
И тут я почувствовала зверский голод. Несмотря на то, что время было раннее для обеда, около полудня. Интересно, это эмоции пожирают столько калорий? У меня пошел интересный период в жизни: столько впечатлений и бесплатно. А вот теперь столовка в дурдоме. И я спросила:
– А брому в суп не нальете?
– Не волнуйтесь, – серьезно ответил доктор, – ни брома, ни битого стекла не будет.
И мы пошли в столовую. Это оказалась большая комната, напомнившая мне столовые в кибуцах – кстати, неплохие. Посуда была одноразовая, пластмассовая, но вилки были и ножи с зубчиками, все как положено. Мы сели за угловой столик. Я осмотрелась. Больные ели нехотя, тихо переговариваясь. Наверное, находились под действием лекарств. К нам подошел высокий небритый парень. Линялые джинсы и такая же майка были чистенькими, длинные волосы собраны на затылке в хвостик.
– Алекс, – обратился к нему доктор Рабинович, – принеси нам что-нибудь поесть.
– Кто это? – спросила я.
– Алекс? – переспросил доктор. – Это выздоравливающий. Он был в стране полгода, когда попал к нам. Начал колоться героином еще в России. Здесь быстро спустил на наркотики все пособия, которые получают репатрианты. К нам в клинику он пришел сам со старого автовокзала, где ночевал на скамейках. Он сам захотел бросить. У него сильная воля. А мы только помогаем. Без желания самого больного лечение невозможно. Сейчас он работает на кухне. Мы не заставляем, ребята сами просят дать им какую-нибудь работу. Они ночами сидят возле своих собратьев по несчастью, когда те в ломке.
– А кто платит за лечение?
– Часть дают родственники, часть – Министерство здравоохранения, но основные субсидии идут из одного американского фонда.
Алекс принес обед. Это была пиала супа, кусок индюшки, политый какой-то подливой с гарниром из тушеного зеленого горошка с кукурузой и салат. Я оглянулась. Больные ели тоже самое.
– Спасибо, Александр, – сказала я по-русски.
– На здоровье, – ответил он мне и отошел.
Мы принялись за еду. На удивление, вкус оказался вполне сносным. Я ожидала худшего.
– Как вас зовут, госпожа Вишневская? – спросил неожиданно молодой врач.
– Валерия. А вас?
– Меня Игаль, – сказал он в ответ.
– Вы знаете, обед очень приличный, даже, можно сказать, вкусный.
Игаль пристально смотрел на меня сквозь свои круглые очки и молчал. Вдруг он спросил:
– Так что вы у нас искали, Валерия?
Я отложила вилку в сторону:
– Когда я услышала по радио, что был убит еще один врач-психиатр, то подумала – может быть, в клинике что-нибудь узнаю. Приехала сюда просто так, по наитию и абсолютно не предугадывала, что из этого выйдет.
– Значит, вы решили провести самостоятельное расследование, госпожа Агата Кристи?
Неужели я так похожа на великую писательницу?
– А что бы вы хотели?– взорвалась я. – Сначала я вижу труп, потом ко мне пытается ворваться убийца, потом меня допрашивают, потом убийца угрожает мне по телефону… Это что – не причина защищаться?
– Ну, ну, успокойтесь, Валерия,– примирительно сказал Игаль. – Похоже, вам действительно не помешал бы бром. В супе, – он улыбнулся. Я опустила голову и стала ковырять пластмассовой вилкой индюшку.
– И вообще, – заметила я угрюмо, – Агата Кристи расследований не проводила. Это Эркюль Пуаро проводил. А она романы сочиняла.
– Именно это я и имел в виду, – любезно сообщил доктор. Но через несколько секунд вдруг заговорил вполне серьезно. – В день, когда был убит доктор Зискин, у него вышел крупный спор с одним из наших больных. Его зовут Яир Бен-Ами. Яир кричал, что он убьет доктора и не соглашался принимать лекарства. Его утихомирили наши работники и вывели из кабинета Зискина. В ту же ночь доктор был убит, ему перерезали горло, а Яир пропал, хотя убежать из клиники весьма сложно. Кстати, его родственники живут в Ашкелоне. Мы сообщили полиции о скандале, его ищут, но пока не нашли. Доктор Коган тоже осматривал Яира, так что все может быть, – Игаль вдруг прекратил рассказывать и посмотрел поверх моей головы.
Я обернулась. К нашему столику подходил Михаэль Борнштейн.
Он сухо поздоровался с нами. Доктор Рабинович предложил ему присесть. Он отказался и повернувшись ко мне, произнес:
– Пойдемте, Валерия.
Я послушно встала и направилась к выходу. Борнштейн молча шел следом. Игаль остался за столом.
Я чувствовала, что Борнштейн взбешен, но сдерживается. Мы вышли в парк перед клиникой. Больных не было, видимо, обед еще не кончился.
– Кем вы себя вообразили, госпожа Вишневская, что полезли туда, куда вас не просят лезть? – сказал он, глядя на меня своими блеклыми голубыми глазами.
– Агатой Кристи, – услужливо подсказала я. Имя известной сочинительницы детективов вылетело у меня совершенно автоматически.
– Издеваетесь?! – рявкнул Михаэль.
– Нет-нет, что вы, – защищалась я, – просто меня сегодня уже так называли.
– Вы себе просто не представляете, как вы нам мешаете, – уже чуть мягче сказал Борнштейн. – Мы знаем об убийстве Зискина, просто это дело расследует наше тель-авивское отделение, вот потому я и здесь. А вы не даете нам спокойно работать.
– А про Яира Бен-Ами вы знаете?
– Знаем, он в розыске.
– А то, что его родственники живут в Ашкелоне, это вам тоже известно? спросила я саркастически.
Но весь мой сарказм пропал втуне.
– Да, – устало сказал Борнштейн, – известно. И живут они в вашем районе. И вообще, бросьте вы это дело, Валерия, вам, что, забот не хватает? У вас работа, дочка, занимайтесь ими и не мешайте нам работать. Я сейчас вас просто предупреждаю, а ведь могу и официально.
Мы дошли уже до моей машины. Я села, пристегнула ремень и взглянула на Михаэля.
– Езжайте домой, Валерия, и будьте осторожны на дорогах, – он повернулся и пошел к своей машине.
– Постойте, – закричала я, – я должна придти к вам в пять часов?
– Нет, не надо, я уже распорядился поставить ваш сотовый телефон на прослушивание… – он махнул мне рукой и сел в машину.
Устроившись поудобнее в своей маленькой «Сузуки», я пристегнула ремень и тронулась с места. Выруливая на проезжую часть, я затылком ощутила смутное беспокойство. Мне казалось, что опасность вот-вот настигнет меня. Но движение на дороге было такое сильное, что у меня просто не было возможности обернуться.
Вдруг вид на заднее стекло заслонила какая-то тень и тихий голос порусски проговорил:
– Не бойтесь, госпожа, это я.
Моя машина вильнула влево. Мужик в соседнем автомобиле, гаркнув что-то, покрутил пальцем у виска. Нет, мне так больше не выдержать!
– Кто вы? – спросила я и посмотрела в зеркало заднего обзора.
Но только глянув, я поняла, что сзади меня сидит тот самый Алекс, с которым меня познакомил доктор Рабинович.
– Саша, – сказала я, еле удерживаясь от дрожи, – как вы меня напугали!
– Простите, я не хотел. Просто мне нужно было поговорить с вами наедине, и я ждал здесь, около вашей машины. Мне не хотелось, чтобы ктонибудь увидел бы меня. А когда вы подошли вместе с полицейским, мне не оставалось ничего другого, как открыть дверцу и спрятаться внутри.
– А что, дверь была открыта? – я была удивлена.
Алекс усмехнулся:
– Открыть – это не проблема. Вот если бы вы уехали, вот тогда было бы гораздо хуже.
Вспомнив, что рассказывал доктор, я поняла, каким образом на старом автовокзале Алекс добывал наркотики – вскрывал автомашины и воровал оттуда ценные приемники и магнитофоны. Но поняв это – я разволновалась еще больше – значит меня вот так просто можно обокрасть, а я и не почувствую.
На свое счастье, впереди показался знак поворота и я, свернув на тихую улочку, остановила машину.
– Сядьте вперед и рассказывайте, – приказала я. Кажется, мне удалось придти в себя – вон какой командный тон прорезался.
