В полутемной прихожей стояла Марина, и Турецкий не мог не поразиться происшедшей с ней перемене. Днем ему открывала дверь хоть и напуганная, но все-таки уверенная в себе молодая красивая женщина, а теперь он видел перед собой нечто отдаленно похожее на прежнюю Марину Фокину, блистательную актрису, которой сулили звездное будущее.
Испуганно-затравленный взгляд, какая-то детская сморщенность на лице и вжатые плечи, словно все это время она ожидала удара.
— Господи, наконец-то! — воскликнула она. — Я уж думала, что с ума сойду, пока ждала вас.
— Я и так на всех парах, — пробурчал Турецкий, всматриваясь в приглушенную темноту вытянутого узкого коридорчика, по правую сторону которого смутно просматривалась плотно прикрытая дверь, покрашенная масляной краской.
— Да, спасибо! — засуетилась Марина. — Я уж и так подумала, не обременяю ли вас, но… право…
— Господи, да о чем речь! — проявил галантность Турецкий. — Я ведь сам попросил вас звонить мне в любое время.
— Оно, конечно, — развела руками Марина, — но, право, неудобно как-то. Ночь… да и жена ваша неизвестно как на все это посмотрит. Я бы лично…
Уже по тому, как она закрутила последнюю фразу, чувствовалось, что она немного успокоилась, отходя от недавнего страха, и в ней просыпается прежняя драматическая актриса. И это было хорошо. По крайней мере, не надо было отпаивать ее валерьянкой, которую Александр Борисович прихватил с собой. И это ее состояние надо было как-то поддерживать.
— Ночь… Разве ж это ночь? — сгусарил Турецкий. — А насчет моей жены, так она не просто умная женщина, она очень умная женщина, к тому же психолог-криминалист.
— Даже так? — удивилась Марина. — А мне показалось, когда я ее увидела в вашем офисе…
— Что, слишком утонченная для подобной профессии? — ухмыльнулся Турецкий. — Возможно, вы и правы. Криминалист-психолог проснулся в ней совсем недавно, несколько лет назад, а вообще-то она у меня музыкант, преподает в Гнесинке.
Удивлению Марины, казалось, не будет конца, и это тоже было очень хорошо.
— Ну так что, рассказывайте, что у вас случилось? — покосившись на едва освещенный коридорчик, произнес Турецкий. — И если можно, с самого начала.
Все-таки она была прекрасной актрисой, невольно отметил Турецкий. Хотя, возможно, все ее чувства, даже помимо ее воли, отражались на ее лице. Просяще-испуганное выражение жизнью обиженного колобка и моментальный уход в себя.
— Я даже, право, не знаю, — приглушенным голосом произнесла Марина, — но… В общем, сначала какой-то непонятный страх от того, что что-то должно случиться со мной, и как бы предчувствие приближающейся опасности.
Она замолчала, и в ее глазах появилось почти детское выражение просьбы о пощаде.
— Возможно, конечно, это покажется вам дурью и страхом полусумасшедшей психопатки, но поверьте мне…
— Боже упаси! — остановил ее Турецкий. — Все это мне знакомо, и я не приехал бы к вам, если бы считал вас просто взбалмошной женщиной.
— Спасибо, — легким наклоном головы поблагодарила Марина.
— Спасибо скажете, когда мы распутаем весь этот узел, — остановил ее Турецкий. — А сейчас… Это чувство нарастающей опасности… оно усилилось или все-таки немного успокоилось, когда вы пришли домой?
— Я даже не знаю, но… но когда я заметила, что из холодильника пропала бутылка водки, я просто испугалась и тут же позвонила вам.
— А вы точно помните, что не доставали ее из холодильника?
— Господи, да что же я, дура что ли сумасшедшая?!
— Хорошо, хорошо, успокойтесь, — движением руки остановил ее Турецкий. — Но вы меня поймите правильно. Была водка — и нет. Даже если поверить в барабашку, и то концы с концами не сходятся, не мог же он всю бутылку выцедить?
На лице Марины отразилось нечто похожее на скорбную улыбку, и она отрицательно качнула головой:.
— Не мог. Тем более, что в ней грамм четыреста оставалось.
— А если вдруг хозяйка ваша? — высказал предположение Александр Борисович. — Она, случаем, не могла в ваше отсутствие зайти в квартиру?
И вновь Марина отрицательно качнула головой.
— Не могла. Она сейчас в Кисловодске, в санатории, и приедет дней через десять.
— А кроме нее, я имею в виду вашу хозяйку, есть еще у кого-нибудь ключи?
— Нет! Татьяна Ивановна женщина ответственная, и давать кому-то еще ключи от нашей квартиры… Нет, нет и нет! Исключено!
Вслушиваясь в убежденный голос Фокиной, Турецкий попытался проанализировать всю эту чертовщину, однако ничего толкового не получалось, и он негромко произнес:
— Что ж, хорошо, будем искать пропажу? Кстати, вы в комнату так и не заходили?
— Боже упаси! — взмахнула руками Марина. — Вы же сами сказали мне, чтобы из кухни ни шагу.
— И то правда, — улыбнулся Турецкий. — В таком случае, идите сейчас на кухню, а я, с вашего позволения, осмотрю квартиру.
— Может… может мне подстраховать вас? — без особого энтузиазма в голосе спросила Марина.
Турецкий только вздохнул обреченно. Женщина, даже если она умная и красивая, все равно остается женщиной.
— Простите, — поспешила признать свою глупость Марина. — Я же хотела как лучше.
Она скрылась за кухонной дверью, а Турецкий направился в комнату, где всего лишь несколько минут назад Марина рассказывала ему о своем муже. Точнее, о том журналисте Фокине, который умудрился столь сильно наступить кому-то на пятки, что теперь лежит в реанимационном отделении и врачи борются за его жизнь.
Потянул было за ручку двери, как вдруг почувствовал, что то ощущение нарастающей тревоги, которое не покидало Марину, передалось и ему, и он уже с предельной осторожностью открыл дверь. Как учили опытные опера, сделал контрольную выдержку, и только после этого вошел в комнату. Нащупал рукой выключатель…
Старый-престарый гардероб, его ровесник вместительный книжный шкаф, заставленный авторами, о которых нынешнее поколение молодых даже слыхом не слыхивало, столь же впечатляющий диван с деревянной полочкой, на которой когда-то выстраивались в ряд белые слоники, два потертых глубоких кресла, более современный журнальный столик, рабочий стол Игоря Фокина и…
Турецкий поначалу даже не понял, чего именно не хватает на этом столе, заваленном исписанными и чистыми листами бумаги. И только когда заставил себя сосредоточиться, понял — системного блока компьютера, который завершал рабочий дизайн письменного стола.
Это уже было нечто, и Турецкий, непроизвольно причмокнув губами, прошел на кухню, из которой доносился дурманящий запах свежемолотого кофе.
— Ну? — в глазах Марины читалось нетерпение.
— Да все вроде, — пожал плечами Турецкий, — только один вопрос. Вы что, решили не дразнить гусей и убрали системный блок с глаз долой?
Удивлению Марины, казалось, не было конца.
— Что… я… блок?
Начиная догадываться, что предчувствия Фокиной были не напрасными, Турецкий в то же время не стал гнать лошадей.
— По крайней мере, я его не увидел.
— Как так?
— Да очень просто. Он ведь днем стоял на столе?
— Ну!
— А теперь его там нет.
— Чертовщина какая-то! — забыв про свои страхи, взвилась Марина и первой вышла из кухни.
Почти бегом бросилась в комнату и непонимающе уставилась на стол.
— Я… я ничего не понимаю, — свистящим шепотом произнесла она, и в ее глазах вновь заплескалась тревога.
— Да, в общем-то, ничего сверхъестественного, — невесело отозвался Турецкий, мысленно ругая себя за то, что сразу же не заставил Макса поработать с фокинским компьютером. А теперь… Теперь, видимо, с ним работает кто-то другой, изымая из его памяти слишком опасную для кого-то информацию.
До Марины, кажется, стал доходить смысл происшедшего, и она почти на выдохе произнесла:
— Его что, украли?
— Судя по всему, да. Причем украли в то время, когда вы были в театре.
— Господи! — прошептала Марина. — Выходит, эти люди следили за мной, и когда я…
— Точно так, — подтвердил ее догадку Турецкий. — И теперь, думаю, ваш Игорь уже не представляет для них серьезной опасности.
На Фокину было больно смотреть. Казалось, еще секунда и она разрыдается.
— Но ведь это же подло! — произнесла Марина, собрав в кулак всю свою волю.
— Пожалуй, что так, — согласился с ней Александр Борисович. — Но это — жизнь, и принимать ее надо такой, какова она есть на самом деле.
Марина тупо уставилась на Турецкого.
— Но ведь я… я не смогу здесь спать одна. Я… я просто боюсь, и я…
— У вас есть подруги или близкие друзья, у которых вы могли бы перекантоваться несколько дней?
— Подруги? — отозвалась Ирина. — Да, конечно, есть. И друзья тоже. И если надо…
— Вот и прекрасно, — повеселел Александр Борисович, на секунду представив себе, как он вводит в свой дом «эту артисточку». — Звоните, и я отвезу вас куда прикажете.
