Я с извиняющимся видом пожал плечами:
— Мама…
Мэй кивнула. Никаких больше объяснений не требовалось. Всем в Локке известно, что моя мать обожает яркие цвета.
За спиной Мэй возник ее отец, при всех садоводческих регалиях, включая кожаные наколенники и перчатки, которым никакие колючки не страшны. Высокий, худощавый человек с загаром заядлого путешественника. Он выглядел в точности так, как должен выглядеть идеальный отец (по крайней мере, такими идеальных отцов показывают по телевизору), вплоть до клетчатого свитера. И как только мать Мэй могла бросить такую на вид безупречную семью?
— Мистер Деверо. — Я протянул руку. — Я Флетчер Мун.
Отец Мэй с улыбкой пожал мне руку. Зубы у него оказались белыми и безупречными, как и следовало ожидать.
— Называй меня Грегор. Ах да, ты — юный детектив. Мэй рассказывала, что ты закончил соответствующее учебное заведение.
— Это правда. Я получил удостоверение, согласно которому имею право заниматься сыскной деятельностью в США… точнее говоря, в Вашингтоне… когда мне исполнится двадцать один.
Мистер Деверо кивнул с серьезным видом.
— Это впечатляет, Флетчер. Может, ты сумеешь помочь Эйприл и Мэй разобраться с их пропажей. Если, конечно, у девочек не поехала крыша и им все это не померещилось.
Отец Мэй подмигнул мне и покрутил пальцем у виска. Международный жест, понятный любому.
— Папа! — Мэй ткнула отца локтем под ребра.
Мистер Деверо издал театральный стон и схватился за бок.
— Ладно, ладно. Открою тебе страшную тайну: это у всех остальных крыша поехала, а эти две сестрички — единственные здравомыслящие люди на белом свете.
Мэй схватила меня за руку.
— Пошли. Эйприл в домике Венди [5].
Когда тебя тащит по саду хорошенькая девочка из кукольного комплекта, это, безусловно, приятно, однако перспектива оказаться в домике Венди не вызывала у меня восторга. Если слухи о такого рода событиях просочатся в школу, мне конец. Мы прошли мимо фонтана в виде морской раковины в окружении шаловливых херувимов, который выглядел так, словно уже десятилетиями не работал. Однако домик Венди оказался вовсе не хижиной из пластика, набитой куклами и игрушечной посудой. Это был всамделишный мини-дом с электричеством, доступом к Интернету и водопроводом.
Когда мы вошли, Эйприл сидела за ноутбуком, проглядывая веб-сайт по мировой экономике. Компьютер был ничего себе, оснащенный сканером, принтером и цифровой фотокамерой.
— Флетчер пришел, — сообщила Мэй.
Эйприл посмотрела на нас и кивнула на компьютер.
— Подожди секунду. Хотела почитать последние сплетни о жизни звезд, а тут все время выскакивает это занудство. Только взгляни — финансовый рынок в Азии! Кого это волнует?
— Несколько миллиардов азиатов, надо полагать, — ответил я.
Эйприл сердито уставилась на меня. Не похоже было, что мое появление ее обрадовало. Впрочем, меня это мало волновало. Детектив должен привыкать к негативному отношению, ведь одна из наших основных обязанностей — сообщать плохие новости.
Эйприл закрыла крышку компьютера и повернулась ко мне. Если в школе она была вся из себя розовая, то сейчас ее розовость просто утомляла. На ней было столько розового, что даже по стенам плясали розоватые блики.
— Как много розового! — вырвалось у меня.
— Что тут такого особенного? Мы, девочки, любим розовое. Это воплощение женственности.
Неужели пару-другую розовых вещиц она нацепила ради меня?
Мэй достала из холодильника две бутылки воды и протянула одну мне.
— Милое местечко, — сказал я.
— Папа построил его для меня, чтобы было где упражняться в танцах. Он ужасно хочет, чтобы я получила медаль или еще какую-нибудь награду.
— Уверен, так и будет. Когда-нибудь.
Как у меня язык повернулся? Я вел себя как какой-нибудь жалкий льстец.
Эйприл сменила тему разговора:
— Давай поговорим о моем деле. Сколько твоего времени можно купить за десять евро?
Вот оно. Успех.
— Я беру десять евро в день. Плюс деньги на необходимые расходы. Но поскольку это мое первое реальное дело, о расходах забудем. И с учетом школы и домашних заданий, мне понадобятся три дня, чтобы выполнить работу одного полноценного дня. Значит, я твой до воскресенья.
Эйприл достала бумажник и отделила от пачки бумажку в десять евро. Если она станет моим постоянным клиентом, надо будет поднять ставку.
— Вот тебе за неделю.
Я задумался. Эйприл не была тем благородным клиентом, которого всегда рисовало мое воображение. Она не разыскивала ни похищенного отца, ни пропавший сиротский фонд. Однако у нее, как у нанимателя, были и положительные стороны: во-первых, ее дело касалось Шарки, а во-вторых, она расплачивалась наличными.
Я взял деньги и сунул их в нагрудный карман. Теперь я сам могу купить себе шоколад, а не принимать его в качестве оплаты. Ощущать банкноту в кармане было приятно. Я почувствовал себя настоящим частным детективом.
— Ладно. Теперь, когда с формальностями покончено, перейдем к делу.
Эйприл открыла рот, собираясь ответить, но Мэй опередила ее:
— Может, не стоит, Эйприл? Ты же знаешь, Флетчер неплохой парень. У него могут быть неприятности.
Эйприл посмотрела на Мэй так злобно, что вся ее розовость потускнела.
— Очень даже стоит, кузина. Может, тебе лучше пойти и поупражняться в танцах, а я с Флетчером сама разберусь? Как-никак считается, что он выдающийся детектив.
— Эйприл права, — успокоил я Мэй. — Вместе со значком приходят и неприятности. Это нормально.
Эйприл и Мэй уставились друг на друга, словно две девочки из манга [6], которые вот-вот начнут испепелять друг друга молниями. По какой-то причине Мэй не хотела, чтобы меня втягивали в это дело. То ли считала, что мне не хватит ума, то ли и впрямь беспокоилась обо мне. Все это лишь подогрело мое любопытство.
Наконец Эйприл и Мэй устали играть в гляделки и перешли к следующей фазе — игре в молчанку. При этом Мэй, чтобы позлить Эйприл, сняла танцевальные башмаки и принялась барабанить ими по столу.
Дождавшись, пока барабанная дробь хотя бы ненадолго утихнет, Эйприл начала излагать свою историю:
— Все Шарки — сущее наказание. Они, наверное, украли миллион всяких разных вещей.
«Миллион и одну», — подумал я.
— Вообще-то мне это было безразлично, — продолжала Эйприл, — пока они меня не трогали. Однако пару недель назад Шарки украли кое-что и у меня.
Я достал из кармана маленький блокнот.
— Почему ты решила, что это сделали Шарки?
Эйприл вытаращила глаза, и я заметил, что тени на веках у нее тоже розовые.
— Потому что знаю, Минимун. Знаю, и точка.
Я многозначительно покачал головой.
— «Знаю, и точка» — еще не доказательство.
Но Эйприл была не в настроении выслушивать замечания.
— Доказательств типа видеозаписи у меня нет, но я просто знаю. Кроме того, не смей разговаривать со мной, как с малявкой. Может, ты и старше, но я во много раз круче тебя, так что возраст тут ни при чем.
Я готов был продолжить спор, но вовремя вспомнил, что тоже просто знаю, кто свистнул мой значок.
— Ладно. Расскажи, что произошло.
— Я купила на электронных торгах локон волос Шоны Бидербек.
Я с трудом согнал с лица глупую ухмылку. Неужели Эйприл только что в одном предложении использовала слова «купила» и «локон»?
— В ламинированном футляре с автографом. Он для меня дороже всего на свете. — Эйприл прижала воображаемый локон к сердцу.
Я записывал полученные сведения, пытаясь не судить раньше времени. В смысле, не думать о том, кому может взбрести в голову выкладывать деньги за ту часть поп-звезды, которая самой ей, видимо, была без надобности.
— И ты думаешь, что Ред Шарки украл этот… м-м… образец волос?
— Определенно. Он просил меня взглянуть на него хоть одним глазком, просто умолял. И я согласилась, но только при условии, что он на память и по порядку перечислит все песни на последнем диске Шоны. Тогда он умчался, как сумасшедший, выкрикивая, что все равно увидит эти волосы, так или иначе. И на следующий день они исчезли, и виноват в этом он. Все ясно как день.
