— Еще бы. А если и нет, то ей не мешало бы обратиться к психиатру, — хохотнул Маццо.
Лифт остановился, и я увидел две двери.
— Вот мы и дома, мистер Стивенс, — сказал Маццо, открывая одну из них. Щелкнув выключателем, он вошел в громадную и такую роскошную комнату, что я остолбенел.
Здесь было все, что может пожелать миллиардер: большой стол с телефонами и магнитофонами, кресла, два дивана, большой заполненный бар, огромный камин, ковер, закрывающий весь пол. На стенах висели картины. Я узнал по меньшей мере четыре оригинала Пикассо. В огромном, во всю стену, окне были стеклянные двери, ведущие на террасу, утопающую в цветах.
— А здесь вы будете спать, — сказал Маццо, которого забавляло мое изумление, и открыл вторую дверь.
Я последовал за ним и оказался в другой громадной комнате: тот же ковер во всю комнату; встроенные в стену шкафы; ванная с туалетом; телевизор и гигантская кровать, на которой, не стесняя друг друга, могли бы спать человек шесть. И опять картины на стенах.
— Мило, а? — сказал Маццо.
Я ничего не ответил, слишком велико было изумление.
— Ну, хорошо. А теперь спать, завтра будет много дел. — Он открыл шкаф и, достав серую шелковую пижаму и пару тапочек, бросил их на кровать. — Спокойной ночи.
Я не двигался, пока он не вышел, потом подошел к двери. Она была заперта. Маццо закрыл меня.
Мне снился эротический сон: я преследовал Фуби, на которой не было ничего, кроме ее форменной шапочки. Я уже настигал ее, когда тяжелая рука легла мне на плечо.
Я открыл глаза и увидел Маццо.
— Зачем разбудил! — рявкнул я, поднимаясь. — Я почти догнал ее.
Он усмехнулся.
— Завтрак, мистер Фергюсон, потом работа. — Он полез в шкаф и достал халат. — Поторопитесь.
Застонав, я встал с кровати и прошел в ванную. Приняв душ и побрившись, я одел халат и вышел в комнату, где Маццо уже приготовил столик с завтраком.
Когда завтрак был закончен, Маццо подвел меня к стенному шкафу:
— У вас есть любая одежда, какую захотите, мистер Фергюсон. Выбирайте.
Я изучил содержимое шкафа. Как-то меня пригласили в дом одного знаменитого актера, который работал также и моделью для рекламы. Этот садист показал мне свой гардероб, и я умирал от зависти. То, что он мне показал, было убожеством по сравнению с гардеробом Фергюсона. Здесь было сотни две костюмов, горы рубашек, туфель и всего прочего.
— Прежде чем оденетесь, мистер Фергюсон, займитесь маской, — сказал Маццо. — Надо будет показаться на людях.
Я прошел в ванную, быстро одел маску и вернулся в комнату. Мне понадобилось минут двадцать, чтобы выбрать костюм, который прекрасно сидел на мне. Переодеваясь, я вспомнил, что сегодня я встречусь с женой Фергюсона.
— Что представляет собой моя жена, Маццо? — спросил я, завязывая галстук.
Он протяжно свистнул:
— Увидишь. Только будь осторожен. Полегче с ней. — Он потер бритую голову. — С Дюрантом ты ведешь себя правильно. Он ничего не может сделать и вынужден принять это, но будь осторожен с миссис Фергюсон. Для нее — ты Джерри Стивенс, безработный актер, а это для нее — пустое место. Даже босс был осторожен с ней, а Дюрант, кажется, побаивается ее. На меня она смотрит, как на дурака. Так что будь осторожен.
На мгновение эта информация расстроила меня, но из зеркала на меня смотрел Джон Меррилл Фергюсон, и я успокоился.
— О’кей, Маццо. Я буду осторожен.
Из гостиной донесся звонок телефона. Маццо взял трубку:
— Да, мистер Дюрант. Он готов.
Я подошел к нему.
— Миссис Фергюсон скоро будет. Пока все в порядке, так что не оплошай.
Я пошел к столу, чувствуя себя так, словно впервые вышел на сцену. От нечего делать я полистал ежедневник. Каждые полчаса каждого дня были заполнены незнакомыми именами. Джон Меррилл Фергюсон, безусловно, был очень занятым человеком. Но чем дальше, тем меньше становилось имен. В июле только три. В августе одно, а в сентябре пусто.
Я смотрел на пустые страницы сентября и не слышал, как открылась дверь. Потом послышалось легкое покашливание Маццо. Я поднял глаза.
Она стояла в дверях, рассматривая меня. И я понял, что, пока жив, всегда буду помнить мгновение, когда увидел Лоретту Меррилл Фергюсон. Я видел много женщин — хороших и плохих, худых, толстых, уродливых, красавиц, недотрог, проституток, сексуальных маньячек, кинозвезд… Но зачем продолжать? Я видел их всех и никогда не видел такой, как миссис Фергюсон.
Она была из того типа женщин, от которых у любого мужчины захватит дух. Ее невозможно было описать, за исключением того, что она была стройная, с высокой грудью и длинными ногами; то есть то, что можно сказать о многих кинозвездах, но меня поразило ее лицо. Волосы в стиле Клеопатры, кожа цвета слоновой кости, и каждая черточка ее была идеальна: короткий нос, чувственный рот и большие фиолетовые глаза. Она была не только самая красивая, но и самая волнующая женщина из всех, кого я видел. При виде ее у меня пересохло во рту и бешено забилось сердце.
Я сидел и смотрел на нее.
Вошел Дюрант.
— Встаньте! — бросил он.
Я встал, не в силах отвести взгляд от этой фантастической женщины.
— Пройдитесь по комнате!
Я проковылял по комнате и остановился под ее взглядом. Взглядом, каким смотрят на породистую собаку.
— Я думаю, он годится, — сказал ей Дюрант.
— Пусть он скажет что-нибудь. — У нее был низкий сексуальный голос, и говорила она так, словно я не существовал.
— Скажите что-нибудь!
Я заметил свое отражение в зеркале. Я увидел Джона Меррилла Фергюсона, самого богатого и могущественного в мире человека! И никто не смеет говорить ему, что делать!
— Убирайся к дьяволу, Джо! — рявкнул я, указывая на дверь. — И ты тоже, Маццо! Я хочу поговорить с женой!
Я стоял у стола, глядя на Лоретту Меррилл Фергюсон.
Мы были одни. После моей вспышки Дюрант побагровел, но Лоретта Фергюсон движением руки остановила его.
— Уходите! — Ее голос был как удар бича.
Дюрант и Маццо вышли и закрыли дверь так осторожно, словно она была из яичной скорлупы.
Итак, мы были одни.
Она долго смотрела на меня, а затем села на диван:
— Снимите маску. Я хочу посмотреть на вас.
Я ушел в ванную, осторожно снял маску и, вытерев вспотевшее лицо, вернулся в комнату.
Она внимательно рассматривала меня, словно покупку, но я привык к этому: меня не раз так рассматривали режиссеры. Я ждал и в упор рассматривал ее. Она, казалось, смутилась и отвела глаза.
Что ж, первая маленькая победа.
Я прошелся по комнате и остановился у окна.
— Я сказала — садитесь!
— Прекрасная у вас вилла, миссис Фергюсон, но не такая прекрасная, как вы сами, — сказал я и, достав пачку «Честерфилда», зажег сигарету. Не поворачиваясь к ней, я продолжал смотреть на сад, большой бассейн и садовников-китайцев, склонившихся над цветами.
— Когда я говорю вам что-то делать, вы должны делать. Садитесь!
Я повернулся и улыбнулся ей. Маццо предупредил меня. И я был готов не позволить ей взять меня в оборот.
— Мне платят тысячу долларов в день за то, что играю вашего мужа, миссис Фергюсон. За эти деньги я согласился сотрудничать, но я не собираюсь подчиняться никому, даже самой красивой женщине в мире, если она недостаточно воспитана, чтобы сказать «пожалуйста».
Она долго сидела, глядя на меня, а затем неожиданно расслабилась. Перемена в ней была поразительна. Черты лица смягчились, глаза засверкали, а губы улыбнулись.
— Наконец-то настоящий мужчина, — сказала она и постучала рукой по дивану. — Пожалуйста, идите сюда.
И хотя я был безработный актер, меня не обманула эта перемена. Я часто сталкивался с женщинами, которые то были тверды, как гранит, то мягки, как воск. Слишком красивые и слишком богатые женщины с такими манерами были для меня сущим наказанием.
Я прошел по комнате и сел на стул лицом к ней.
— Я в вашем распоряжении, миссис Фергюсон.
— Да-да, — сказала она, улыбаясь. — Я могла бы позвать эту обезьяну в человеческом облике, и он бы несколько испортил ваше симпатичное лицо.
Я улыбнулся ей улыбкой, которой улыбаются непослушным детям.
— Зовите. Мы уже выясняли, кто из нас мужчина, и он валялся на полу.
Она откинулась назад и расхохоталась. У нее был великолепный серебристый смех, такой заразительный, что я тоже рассмеялся.
— Вы прелесть! — сказала она, все еще смеясь.
Опять игра? Иногда мне хотелось ничего не знать о женщинах. Сколько же они будут разочаровывать меня? Если у них что-то не выходит, они пробуют по-другому, а потом еще как-нибудь.
— Миссис Фергюсон, если у вас есть какие-то указания, прошу вас передать мне их.
Ее улыбка погасла.
— Вы не очень-то любезны, и это понятно. Моя свекровь воображает себя диктатором. Уверяю, что это не моя идея — похищать вас.