– Проигрывают.
Я поднялся наверх. Кэролайн открыла блестящую черную дверь. Я вошел и, не зная, что она сказала Чарли о наших запутанных взаимоотношениях, решил вести себя так, как будто и не было проведенных здесь сладостных часов.
Он был там, я сразу его увидел, в костюме, делавшем его похожим на сенатора, сующего полено в камин в гостиной. Он встал, и я сразу представил себе его будущее… сорок лет в роли денежного мешка.
– Привет! Ну надо же, тот самый Портер. – Он широко улыбнулся, крепко пожимая мне руку. – Чарли Форстер.
– Насколько я понимаю, вы только что вернулись с приема, – вежливо сказал я, стараясь запомнить фамилию Чарли.
– Да, мы – наш банк – объявил о новом…
– Я сейчас вернусь, – крикнула из кухни Кэролайн. – Портер, что ты будешь пить?
– О, если можно, приготовь большую порцию джина с тоником.
Я присел на большой белый диван рядом с шелковой сумочкой.
– Постараюсь, – отозвалась она.
– Вы интересуетесь «Никсами»? – спросил я Чарли.
Теперь он мешал кочергой угли в камине.
– Разумеется. Конечно. Как раз на днях ходил с двумя клиентами-японцами. У нас – у банка – довольно приличная ложа.
– А Кэролайн нравятся спортивные игры?
Он наморщил лоб, соображая:
– Скорее всего, нет. Я брал ее с собой на игры раз или два, но, по правде говоря, ее это не заинтересовало.
– Что не заинтересовало? – Она вошла в гостиную с тем же самым серебряным подносом, который я видел раньше, но на этот раз она не была голой, на ней красовалось черное бархатное платье с длинными рукавами с бриллиантовым браслетом и часиками от Картье. Бриллиантовые серьги, туфли лодочки на высоких каблуках, чулки цвета шампанского. Ее волосы были подобраны кверху в нечто, что, по-моему, называют шиньоном. – Чем это я не интересуюсь?
– Всего лишь баскетбольными матчами, игроками и командами, всем этим, – ответил Чарли. – Я рассказывал Портеру, как я на днях ходил на игру.
– Он прав. – Она уселась и повернулась ко мне. – Чарли все обо мне знает.
– Очень хорошая прелюдия к браку. – Я не осмелился взглянуть на нее и просто пригубил свой стакан.
Чарли посмотрел на часы.
– Итак, Портер, ты этого не знаешь, – начала Кэролайн, – но, оказывается, это что-то вроде торжества. Чарли сегодня назначили вице-президентом.
– Примите мои поздравления.
Он кивнул головой:
– Спасибо… право же, это не такое уж великое дело.
– Вы достаточно молоды и уже вице-президент.
– Ну, вы же знаете, как они раздают титулы.
– Мы интересовались домами, – объявила Кэролайн. – Главным образом на севере, в Коннектикуте.
– Да, там есть прекрасные места, – согласился я.
– Я вырос в Личфилде, – сказал Чарли. – Поэтому… знаете… мне не хотелось бы, чтобы мои дети росли в Нью-Йорке.
– М-м-м.
Она закурила свою обычную сигарету.
– У Портера двое детей.
– Правда?
– Да, девочка и мальчик. – Я взглянул на Кэролайн. – Не припомню, ты говорила мне, где родилась?
– О, я родилась и росла в маленьком городке, на западе.
Чарли снова посмотрел на часы.
– Ну что же, уже поздно, – сказал я, – и мне, видимо, пора…
– О нет, нет, – засмеялся Чарли, – вы не так поняли… мне должны позвонить из нашего отделения в Бейцзине. Возможно, мне придется вернуться на работу. Мы занимаемся структурированием долга по новому автомобильному заводу.
– А ты не мог бы остаться, чтобы немного поболтать? – спросила меня Кэролайн.
– На полчаса, пожалуй, мог бы.
Чарли нахмурился, явно продолжая думать о международном телефонном звонке.
– Не исключено, что он разыскивал меня в конторе.
Он встал и вышел на кухню.
– Отличный парень твой жених.
– Отличнейший, – улыбнулась она. – Ну как напиток?
– Такой мог приготовить только профессионал.
Я посмотрел в ее голубые глаза, скользнул взглядом по темным бровям, носу и губам и снова заглянул в глаза.
– Итак…
– У тебя вроде есть какие-то хорошие новости? – сказала она.
– Для тебя только самые лучшие.
– Ты так соблазняешь меня, что я прямо сейчас оставлю мокрое пятно на диване.
Тут вошел Чарли.
– Нет, вы подумайте, их заместитель министра тяжелой промышленности прошлой ночью встретился с нашим товарищем, я имею в виду в Бейцзине прошлой ночью, и они обо всем договорились. Но мне надо передать им кое-какие цифры, и прямо сейчас, дорогая.
Он и в самом деле начинал мне нравиться.
– Тебе правда надо идти? – спросила Кэролайн.
Но он уже стоял в передней, доставая из шкафа пальто, а я, стоя рядом, энергично тряс его руку.
– Я не теряю надежду порасспросить вас о вашей работе, – сказал он мне на прощанье.
– Я провожу тебя вниз. – Кэролайн повернулась ко мне. – Смотри никуда не уходи.
Это заявление имело двоякое значение: не вздумай тут шарить и не вздумай уйти, а я как раз собирался проделать и то и другое и именно в таком порядке. Едва услыхав, что лифт в фойе пошел вниз, я прямиком направился в кухню. Я встал на табурет, открыл шкафчик над холодильником, верхняя поверхность которого сияла удивительной чистотой, без сомнения свидетельствовавшей о качестве услуг по уборке квартиры. Дотянуться до шкафчика оказалось очень трудно, и в конце концов я просто уселся на холодильник сверху и открыл дверцу шкафчика. На двух полках стояла стопками фаянсовая посуда, и я осторожно протянул руку к задней стенке, словно просовывая ее в пасть льва. Я пошарил вдоль левой стенки шкафчика под верхней полкой. Три крошечных гвоздика образовывали там маленький треугольник. Не подойдет ли к ним этот ключик? Я вытащил руку из шкафчика, нашел в кармане ключ, а затем снова полез рукой в шкаф. Да, ключ подходил, я мог убедиться в этом на ощупь.
Я вернулся в гостиную и стал у окна. Вошла Кэролайн, на ее волосах лежала тонкая вуаль тающего снега.
– Он производит впечатление отличного парня.
– Он такой и есть, – печально отозвалась она.
– Ты его любишь?
– Идиотский вопрос. – Она схватила свой стакан и выпила его одним глотком. – Я люблю в нем его доброту. Но его – нет, его я не люблю.
– Это имеет значение?
– Нет.
Я понимал, что в Кэролайн было что-то такое, что позволяло ей преображаться в зависимости от ситуации. Может быть, она просто становилась старше и беспокоилась о том, что будет привлекать все меньше мужчин. А может, я понятия не имел об истинном положении дел, да, вот именно.
Зачем женщина держит какой-то ключ на трех гвоздиках в задней части шкафчика, висящего над холодильником? Чтобы спрятать такую вещицу, есть и более подходящие места.
– У тебя готова колонка на завтра? – спросила она.
– У меня пока что несколько проблем.
– И я – одна из них?
– Так или иначе все они связаны с тобой.
Это ей понравилось.
– Итак, – начал я, – пришло время крупных новостей.
– Ну, так давай рассказывай.
– Ты можешь спокойно выходить замуж за своего вице-президента, не опасаясь вмешательства одного грозного миллиардера.
Она внимательно посмотрела на меня:
– Ты что…
– Я нашел пленку.
– Как?
Я рассказал ей всю историю от начала и до конца, опустив разговор с Билли Мансоном и не упоминая о том, как Хоббс передал мне через стол конверт, где был ключ с тремя дырочками, которые, как оказалось, хорошо подходят к трем гвоздям в ее кухонном шкафу.
– Просто не верится, – сказала Кэролайн. – Эта старушка, миссис Сигал, посылала пленку?
– Ей нужны были деньги, после того как на них подал в суд какой-то кореец.
– Ты сказал Хоббсу об этом… ну, обо всем, что произошло… я имею в виду, что я ни в чем не виновата?
– Конечно.
– И он тебе поверил?
– Можешь не сомневаться.
Она сжала руки, словно в молитве, и я заметил, как прояснилось ее лицо.
– О да! Да! Как же это хорошо! Я так боялась, что он устроит мне какую-нибудь пакость, или уволит Чарли, или что-нибудь еще.
– Нет, он был настроен вполне миролюбиво.
– Тебе не надо срочно идти домой?
– Моя жена уехала с детьми в Калифорнию.
– Почему?
Я рассказал ей о том, как в дом ворвался человек Хоббса и что было потом.
– Я хочу, чтобы ты хотя бы ненадолго забыл обо всем, что случилось, – сказала Кэролайн.
Мне кажется, мы всегда забываем, насколько быстро узнаем другое человеческое существо… ну, если не историю жизни или секреты, то уж, как минимум, главные черты его физической природы: его привычки, походку, манеру смотреть, говорить или делать паузы в разговоре. Я думал об этом, лежа в постели и ожидая, когда Кэролайн появится из ванной. Мы провели вместе в общей сложности не более двадцати пяти часов, но, прислушиваясь к звукам по ту сторону двери, я мог бы поклясться, что точно знаю, когда втягивается ее диафрагма… я слышу легкое покряхтывание или покашливание, сопровождаемое глубоким вдохом… чувствую, когда она удаляется от меня, а когда приближается, окутывая меня своим дыханием. В тот вечер мы занимались любовью в последний раз, и, мне думается, я не обманываю себя, когда говорю, что знал и об этом и что окружал ее таким вниманием, на какое только был способен. Я видел здесь, перед собой, в сером полумраке спальни шею Кэролайн, ее груди, влагалище, живот, ее глаза – закрытые, открытые, снова закрытые – и ее волосы, серые на фоне ее серой кожи. Нас вполне устраивало, что, занимаясь сексом, мы ощущали какое-то отчуждение друг от друга; я не помню, что было сказано и говорили ли мы о чем-нибудь вообще. Мы действовали медленно, возможно, даже из-за грустного почтения к вещам, которые были просто недоступны нашему восприятию. Наши отношения почти завершились, и, я думаю, она тоже это знала.
