Через двадцать минут я уже двигался от центра к окраине. Фургон сильно кренился на одну сторону, и к тому же западала тормозная педаль, да ладно, сойдет. Снегопад прекратился. Я ехал по Десятой авеню мимо открытых всю ночь гаражей и мастерских по ремонту спущенных шин, которыми пользуются таксисты; затем свернул на восток, направляясь к задам автовокзала у управления порта. Какой-то бездомный наблюдал за мной, жуя беззубым ртом.
– Эй!
– Чего – эй?
– Мне нужны три человека, которые могут ударно поработать часа четыре, ну, может, пять.
– Три человека – чего? – Он встал и подошел поближе. У него были стертые ноги.
– Мне нужны двое мужчин, способных поработать. Я заплачу.
– Когда, завтра?
– Нет. Сегодня ночью. Прямо сейчас.
– Вы что, спятили?
– Каждый получит по двести долларов наличными.
– Ни фига себе, вы что, людей убиваете или еще что почище?
– Нет. Убираю разбитый бетон и кирпич. Работа тяжелая.
Он некоторое время молча смотрел на меня, а потом объявил:
– Сейчас все спят.
– Я обеспечу кофе, поесть – в общем, все, что нужно.
Он покачал головой:
– Дерьмовое дело.
– Но ведь за деньги же.
– А ну, покажите.
Я достал деньги и показал.
– Вам нужны двое парней?
– Ara. – Я вспомнил, что припарковался в запрещенном месте, но сейчас это не имело значения.
Он, прихрамывая, удалился в дом. Я взглянул на часы. Прошли семь минут и одна карета «скорой помощи», когда он вышел с двумя парнями из разряда острословов. Один плотный и крепкий, другой гибкий и жилистый. Они подошли к фургону.
– Ну как, ребята, поработать не хотите?
– А что надо делать?
– Выносить битый кирпич. Бетон.
– Сегодня что-то холодновато.
– Я куплю кофе, что-нибудь поесть.
– А еще какого дерьма?
– Мне нужны сильные парни.
– Мы такие и есть.
– А ну-ка, сделайте двадцать отжимов.
Двое молодых легко отжались двадцать раз. Тот, что был постарше, со стертыми ногами, выдохся после третьего отжима.
– Скажите лучше, когда нам заплатят. Вот главный пункт моей повестки дня.
– Как только я найду то, что ищу.
– А что именно?
– Это мое дело.
– Но раз мы тоже ищем эту штуку, значит, оно отчасти и наше.
Я не нашелся что ответить.
– А что будет, если вы ничего не найдете?
– Вы все равно получите свои деньги.
– А почему вы не можете сделать все чин-чинарем, днем, в обычное время? Что, полиция щиплет вас за задницу?
– Им это не нужно.
– Им нужно то же, что и всем, вот каков мой взгляд на вещи.
– В таком случае все же придется… – Мне не понравилась улыбка этого человека, внезапно ставшая напряженной. – Погодите-ка, сколько раз вы побывали в «Рикерсе»?
– Я? Ни разу.
Второй парень рассмеялся:
– Берегись, у них, блин, забронировано там постоянное местечко!
– Я-то, по крайней мере, не набрасывался на копа.
– Ты набросился на копа?
– Я был не в своей тарелке.
Другой парень хихикнул:
– Ты был не в себе, приятель.
Они пошли прочь, переругиваясь на ходу.
Тот, кто привел этих двоих, посмотрел на меня:
– От них все равно никакого толку. Но я могу пойти. Меня зовут Ричард.
– Мне кажется, Ричард, у вас довольно сильно стерты ноги.
– Я справлюсь.
Хоть я и сомневался, но сказал:
– Идет.
Он вскарабкался в кабину, и я осторожно тронул фургон с места. В зеркале заднего вида мне были видны дерущиеся люди. У меня были капитал и техника, но недоставало рабочей силы. Где, спрашивается, можно найти чернорабочих ночью в конце января? Было половина двенадцатого.
– У вас, случайно, нет еще кого-нибудь на примете? – спросил я его.
– О чем речь, приятель, я знаю много разных людей, но из них мало кто захочет выйти на улицу, чтобы по ночам ворочать камни. Люди слабеют от наркотиков и всяческого дерьма.
Тут мне в голову пришла одна мысль. Я посмотрел на часы и свернул к Бродвею и Восемьдесят шестой. Ральф, профессор философии, ставил там Эрнесто часовым ровно в полночь, чтобы тот принимал адресованные ему сообщения. В запасе у меня было несколько минут, и я нажал на газ. Ричард крутил ручку радио, но сумел поймать только станции АМ-вещания.[16] В три минуты первого появился Эрнесто. Увидев его, Ричард резко подался вперед и протер рукой ветровое стекло.
– Глядите-ка, вон стоит здоровенный детина.
Я через улицу окликнул Эрнесто, и он осторожно подкрался к моему окну. Я заново ему представился и передал послание для Ральфа:
Мне нужно нанять Эрнесто примерно часов на шесть. Сможете ли вы это время обойтись без него? Я его покормлю и дам шапку, пальто, перчатки и т. д. Работа заключается в вывозе кусков бетона. Ничего незаконного. Пятьсот долларов, половина вперед.
– Надеюсь, он согласиться, – сказал Ричард.
Через пятнадцать минут Эрнесто вернулся и протянул мне листок из блокнота:
– Эрнесто не раб, чей труд можно купить или продать.
– Однако за $1000 я преступлю все мои нравственные жизненные устои и велю ему поработать на вас не более шести часов.
– Если эти условия приемлемы для вас, незамедлительно пошлите $500.
Эрнесто согласно кивнул, когда я вручил ему деньги, и вторично удалился в том же направлении. На этот раз он вернулся через десять минут и сразу забрался в фургон, наполнив салон своим запахом, и привычным, и оригинальным одновременно. Я опустил стекло и поехал на юг.
Я снова отыскал Луиса и уговорил его разрешить мне отключить энергопитание линии связи специального назначения в подвале здания. Затем я проехал на фургоне по каменным завалам участка, вероятно гробя шины, и закрыл за собой ворота. Мы начали копать; дело подвигалось медленно, но Ричард и Эрнесто вошли во вкус этой работы. Пользуясь рулеткой и курсируя в дом 535 и обратно, я сумел рассчитать местоположение шахты лифта. После сноса здания остались огромные куски кирпичной стены, их приходилось разбивать на части кувалдой, чтобы сдвинуть в сторону. Примерно через час мы наворотили груду битого камня, но яма получилась совсем небольшая.
Мы продолжали работу. Ричард устал, а Эрнесто нет. Мы с ним подняли несколько здоровенных кусков бетона. Еще несколько он поднял один – такие куски, которые смогли бы сдвинуть с места очень немногие. Прошел еще час. Он работал в тесных местах, а Ричард подавал ему указания. Длинный лом пришелся очень кстати. Я думаю, руки Эрнесто кровоточили, но он не проронил ни слова. Он работал не для меня, он работал для Ральфа, его труд был выражением преданности. Пять футов вниз, шесть, еще. Мы прошли слои кирпича, штукатурки, деревянной обрешетки и снова кирпича. Я дышал цементной пылью. Минуя трубы, мусор и осколки фарфоровой арматуры и кафеля ванных комнат, которые ссыпались в дыру как монеты. Теперь мы пристроили внутри дыры лестницу и выбрасывали из нее мелкие куски, а крупные волочили вверх по лестнице. Когда Эрнесто прикидывал, какой кусок бутового камня поднимать следующим, грудная клетка у него вздымалась и опадала, как кузнечные мехи. Я выбрался наверх, чтобы передохнуть, а он продолжал работать. На глубине двенадцати футов ничего не оказалось, и я начал беспокоиться, не пропустил ли я ее.
Да, пропустил. Боковые ходы. По три фута. Потом я увидел петлю кабеля лифта, лежавшую среди битого камня как дохлая змея. Мы откопали боковые ходы, после чего углубились вниз еще на один фут. Кусок каменной кладки сместился и упал Эрнесто на ногу. Он ничего не сказал, и я помог ему его сдвинуть. Я стянул перчатки и посмотрел на свои руки. Выглядели они не лучшим образом. Я снова надел перчатки. Дальше мы нашли крышу лифта. Она была сильно повреждена камнем, свалившимся на нее сверху, но не проломилась насквозь, а просто смялась, как верхняя часть жестяной банки, по которой ударили молотком.
– Я вижу ее, но не верю в это, – проворчал Ричард.
Еще будучи подростком, я как-то раз имел дело с ацетиленовой горелкой. Я присоединил шланг к баллону и повернул маховичок, открыв подачу газа. Чиркнул спичкой и поджег газ на срезе сопла. Пламя вырвалось вперед почти на два фута.
– Вот это да! – заулыбался Эрнесто.
Я провозился некоторое время, пуская снопы искр, и почти сжег себе пальцы ног, но в конце концов прорезал в верхней части лифта неровный, смещенный от центра квадрат между двумя более толстыми стальными балками. Квадратный кусок неожиданно провалился в черную дыру. Я жестом показал Эрнесто, чтобы он принес веревку, и мы сбросили ее вниз. Я лежал на крыше лифта и светил вниз карманным фонариком.
Пусто. Черно-белый мозаичный пол лифта был кое-где залатан линолеумом и весь запорошен розоватой пылью от битого кирпича. Решетка кабины лифта была изящно изогнута в стиле 1930-х годов, точно как в доме номер 535, и при других обстоятельствах меня бы, наверное, восхитило мастерство ее исполнения. Но теперь я протиснулся вниз, в кабину мимо зазубренного края дыры на таком близком расстоянии от него, что смог уловить запах оплавившейся стали, и тяжело пролетел последние несколько футов. Я посветил вокруг себя – снаружи, с четырех сторон лифта, было еще больше кирпича, дранки и штукатурки, наваленных как обломки прошлого. И тут я заметил кое-что валявшееся в углу, осколок зеленого камня, и подобрал его. Это был кусочек резного нефрита около полутора дюймов длиной. Голова лошади с отломившимися ушами. Я, разумеется, помнил, что в отчете детективов упоминался найденный в нагрудном кармане Саймона отбитый кусочек нефрита. Возможно, оба осколка были фрагментами одной и той же статуэтки или фигурки. Я сунул этот кусок зеленого камня в карман и оглянулся, чувствуя себя круглым дураком. В лифте больше ничего не было.
