— Уже позвонили? — перебила я ее.
— Да! — Она задохнулась от радости. — Это, оказывается, Женя Реутова из Красноармейска!
— Надо же, а я-то думала!.. — не удержалась я от насмешки.
— Что? — не поняла ее Алла.
— Реутова Женя, оказывается!
— Да! — Алла меня не слышала, гнала свое изо всех сил. А я за насмешку обругала себя. — Она приехала сюда к бабе Рите, полечиться от чего-то своего. Приняла два сеанса и больше не явилась. Ну, ясно теперь, почему. Здорово?
— Еще как!
— Поможет это тебе?
— Несомненно!
Интересно все-таки! Она что, думает, что я хватаюсь за любое проплывающее мимо дело?
— Два вопроса, Алла! Кто позвонил по вашему номеру и кто такая баба Рита?
— Ты меня удивляешь! — Алла, похоже, даже обрадовалась. — Баба Рита — известная народная целительница, ездит по всей России, сама из Питера. Выступает в залах, дает массовые сеансы. Говорят, многим помогает.
— И что, сейчас у нас гастролирует?
— У нас создан ее центр, а по стране у нее их несколько.
— Понятно!
— Что? — кричит в трубку Анохина.
— Бизнес, — говорю, — поставленный на широкую ногу!
— Так ведь многим помогает, госпожа неверующая!
— Я знающая! — отвечаю ей, похоже, уже слегка обидевшейся. — Бог с ней, с этой бабой, кто звонил-то? Она сама?
— Нет, из ее центра. Татьяна, это Центр нетрадиционной медицины, вот адрес. Запомнила? Женя там у них зарегистрированной оказалась.
Запомнила я адрес и поблагодарила Аллу за хлопоты, надеясь положить трубку раньше, чем она спросит меня о результатах похода к Горчакову.
— Не стоит! — поскромничала она. — Мы о них недавно передачу делали, так что все пока на памяти.
— Удалась передача?
— В общем, да! Спонсор их, правда, вел себя в кадре уж очень назойливо, бесплатной рекламой пользовался, дуб!
— Спонсор? Даже у такой бабы Риты?
— Где сейчас без них?.. — вздохнула Анохина. — Какие у вас новости?
— Плохие! — отвечаю весело. — Я не понравилась следователю настолько, что он хочет видеть во мне соучастницу убийства.
Алла хрюкнула в трубку и для выражения своего возмущения нашла только одно слово.
— Ва-аще! — пропела совсем по-студенчески.
— Поэтому я очень прошу, попридержите вчерашний материал, не используйте его без согласования со мной.
— Ладно! Тем более что его теперь недостаточно. Вот если бы вы…
— Хорошо, посмотрим!
Я почти пообещала держать Аллу в курсе событий и поспешила распрощаться, опасаясь ее профессиональной хватки.
* * *
Занимаюсь я этим делом, да! Решено бесповоротно!
К окончательному решению я пришла, выкатив на ладонь из замшевого мешочка гадальные кости. Три полированных двенадцатигранничка показали мне цифры, сочетание которых вызвало в памяти расшифровывающую ее формулировку: «Опасность — это бешеный пес, вырвавшийся на свободу. Слабый бежит от нее, сильный старается уничтожить, а мудрый защищает от нее других. Не будьте слабым!»
Не знаю, сильная я или мудрая, но только не слабая, поэтому этим делом я занимаюсь!
Центр нетрадиционной медицины — ну и названьице! — разместили неподалеку от городского центра в старинном, на совесть отремонтированном особнячке с причудливым фасадом в стиле ампир. Через дорогу — сквер с лавочками вокруг огромной клумбы. Каштаны, сейчас голые, протянувшие темные ветви-руки над истоптанным за зиму людьми и собаками снегом. На скамейках — две молоденькие мамочки с колясками и рядом — пожилой алкаш, прячущий за пазуху початую бутылку бормотухи, да еще я, задумчиво перекатывающая в ладони три блестящих двенадцатигранничка.
Моя вчерашняя идея насчет ритуального убийства красива и нравится мне до сих пор, но по-настоящему она была хороша, пока вольная фантазия не ограничивалась необходимостью мыслить трезво. Сегодня на первый план выступила именно трезвость мышления. Поэтому я и присела на лавочку в тихом сквере — оценить все, что имею, и наметить хотя бы приблизительный план действий, сообразный своему методу ведения расследования.
Я пошарила по карманам в поисках сигарет. Не нашла. Сегодня, собираясь к Горчакову, я постаралась одеться попроще, сменила свою обычную кожано-джинсовую униформу на чудо-плащовку с десятком карманов в разных местах и теперь ориентировалась в них с трудом.
Сонная неподвижность вокруг клумбы сменилась вдруг крайней активностью. В одной из колясок запищал младенец, мамочки, обе сразу, захлопотали вокруг нее, алкаш глотнул из горлышка и вытер лиловые подошвы губ тыльной стороной руки, а я нашла-таки сигареты и, что вообще уже невероятно, зажигалку. Закурила.
Нет у меня никаких сыщицких секретов, и шерлокохолмство с его хитроумной дедукцией хоть и понятно, но чуждо моему женскому разумению. А действую я по схеме простой, эффективной и довольно опасной, по мнению всех тех, кого я когда-либо посвящала в ее суть.
Любое расследование — это не просто раскапывание обстоятельств вокруг преступления, это прежде всего люди, за этими обстоятельствами стоящие и зачастую являющиеся их авторами. Именно с ними я и стараюсь работать с самого начала, хоть я изначально имею о них представление, в лучшем случае, приблизительное.
Метод предельно прост и выражен был Бонапартом буквально в двух словах.
«Главное — ввязаться, а там посмотрим!» — так Наполеон изложил план одного из сражений.
У кого и учиться, как не у великих, доказавших свое величие не на словах.
В каждом расследовании я стараюсь с первых шагов как можно глубже вникнуть в дело, оказаться в гуще событий и стараться влиять изнутри на формирование обстоятельств самым невыгодным для злоумышленника образом. Заставляю раскрыться, вызывая, так сказать, его огонь на себя, а уж после этого работаю с ним голыми руками. Порой при этом приходится, простите, вертеться вошью на гребешке для самосохранения.
— Дай закурить, а? Если не жмотка!
Это алкаш. Пока я плавала в мыслях, готовясь к предстоящим сражениям, он подобрался вплотную, нагнулся и шлепает губищами у моего лица, вовсю воняя перегаром.
Я поднялась и, отшвырнув окурок, двинулась прочь.
— Жмотка, да? — раздалось сзади. — Эх ты-и-и!
— Ты такие не куришь! — ответила через плечо.
Рассмотрела вблизи — совсем не старый, битый и пьяный только. Надо же!
Зацепиться пока не за что. Буду внедряться в обстоятельства. Здесь, за этой дверью, бывала Женя Реутова. Побываю и я.
Центр-то медицинский все-таки, и я подсознательно ожидала медицинских запахов и белых стен, линолеумного пола. Сей-час! Стены веселенькими, но не яркими обоями оклеены, на полу ковровая дорожка. Ногами, с улицы, наступать страшно. А главное — иконы! Как картины, по стенам развешаны, глядеть любо-дорого. Да и дорого, несомненно. При теперешних ценах такой офис себе не всякая фирма позволит. Хорош спонсор у нетрадиционных медиков. Да и они хороши должны быть, потому что рука руку моет.
— Вы бывали у нас?
В конце коридора за канцелярским столом, под большой картиной, на которой сидит на камне задумчивый Иисус Христос, дама в скромной темной робе, почти в монашеской рясе.
— Нет, — отвечаю смиренно и робко, — я впервые.
— Тогда вам надо записаться у меня, — шелестит она полушепотом.
Я села на стул, рядом со столом, записываться и продиктовала ей, кто я и откуда, чем страдаю и зачем пришла.
— Двадцать семь лет, — честно ответила на последний вопрос.
Пока она всю мою полуправду вносила в графы и столбцы своего журнала, я не сводила глаз с крестика на простом шнурочке, висевшего на ее шее поверх халата. Любопытный был крестик, я таких раньше не видывала. Очень простой, в середине овала, прикрепленный к нему концами. Крест-перевертыш. Он и висел, перевернувшись, длинной стороной вверх.
Она, заметив мое внимание, улыбнулась добрыми и грустными глазами.
— У вас крест перевернулся, — брякнула я, не подумав.
— Ничего, — ответила она, — пусть. Баба Рита скоро освободится и примет вас.
Я тоже улыбаюсь совсем чуть-чуть и сообщаю ей негромко и доверительно:
— А я предпочитаю носить перевернутым изображение Распятого.
— Это кощунство! — потемнела она лицом и уткнулась в журнал, перелистывая его назад.
Бабой Ритой оказалась мощная старуха в точно таком же полумонашеском одеянии с крупным, рыхлым узлом седых волос на затылке. Крестика на ней, однако, не было.
Комната, в которой она вела прием страждущих, язык не поворачивается назвать ее кабинетом, была под стать хорошей гостиной, обставленной со вкусом, но старомодно, с элементами мебельного антиквариата, возможно сделанными на заказ. Иконы присутствовали и здесь, но не в таком обилии, как в коридоре. А одна, на покрытом шелковой скатертью столе, на резной деревянной подставочке, привлекала внимание своей несомненной древностью. Рядом с ней лежал священнический наперстный крест — длинным концом к иконе и современная Библия в красном переплете.
