Хельга вошла в комнату. Арчер стоял, ожидая ее, возле кресла. Ларри сидел в кресле, ссутулившись и так низко опустив голову, что не видно было даже лица.
— Садись, Хельга, — сказал Арчер.
Она почти упала в кресло, ноги отказывались повиноваться ей. Снова, уже в который раз за эти дни, ей приходится переносить такой удар!
— Прошу прощения, — Арчер отобрал у нее сумочку, прежде чем она поняла, что он собирается сделать.
— Как ты смеешь! — крикнула она, но ее голос прозвучал не слишком убедительно.
— Только не так драматично, для этого нет никаких оснований.
Арчер открыл сумочку, вынул оттуда два билета на самолет и положил на столик перед Ларри, прибавив туда и конверт с деньгами.
— Это вам, — сказал он. — Вот билет и деньги. А теперь уходите отсюда.
Хельга напряженно смотрела на мужчин. Ларри так и не поднял головы. Он сидел согнувшись, положив тяжелые кулаки на колени.
— Ну, здесь вы уже все сделали, Ларри, — мягко сказал Арчер. — Вам больше нет смысла задерживаться. Возьмите машину Хельги и поезжайте на вокзал Лугано. Если вы поспешите, то успеете захватить поезд на Милан.
Ларри медленно встал. Он взял конверт и билет с деньгами, сунул их в карман, а потом посмотрел на Арчера.
— Я не возьму машину, и вообще ничего не возьму от вас.
Он говорил так тихо, что Хельга едва слышала его.
— Ну что ж, как хотите. Тогда всего хорошего, желаю вам приятного путешествия!
— А мне вы ничего не скажете? — окликнула Ларри Хельга.
Он, казалось, не слышал ее. Выйдя из гостиной, открыл входную дверь и исчез в темноте.
Хельга прикрыла глаза.
После долгой паузы Арчер сказал:
— Он уехал. Наверное, тебя интересует, что здесь произошло? Сейчас я все объясню. До сегодняшнего дня я считал тебя умной женщиной, но ты меня разочаровала. Чтобы успешно ладить с людьми, нужно уметь проникать в их внутренний мир. Мне казалось, ты умеешь это делать. Но теперь я вижу, что это не так. Прежде всего, ты оказалась близорука: увлекшись мужественной внешностью Ларри, не разглядела в нем гомосексуалиста. Ошибка первая и довольно серьезная. Я разгадал Ларри и понял, что с этим парнем нужно обращаться деликатно, если хочешь от него чего-то добиться. Больше всего на свете гомосексуалисты боятся презрения. К шуткам и слушкам на тему их пристрастий они привыкли, но презрения не выносят.
Арчер помолчал, уставившись в одну точку, потом продолжал:
— Пока ты рассчитывала затащить Ларри к себе в постель, ты обращалась с ним ласково. Но, узнав правду, поставила на нем крест, он сразу перестал для тебя существовать. Этот Ларри по-своему славный парень. Конечно, он глуп, неотесан и привык не столько думать, сколько действовать. Но в то же время он добр, прост и хочет всем помогать. Он был бы гораздо более счастлив, будь нежным хрупким юношей, чтобы окружающих не сбивала с толку его мужественная внешность, крепкое сложение, джинсы, кожаная куртка и манера поведения. Странно, но люди его круга безошибочно распознают, что он собой представляет. Начав холодно с ним обращаться сегодня утром, ты оказала мне большое одолжение. Конечно, я понимаю, ты была разочарована, но куда девалась твоя интуиция? После вчерашнего разговора Ларри больше всего нуждался в сочувствии и понимании, а нашел холод и презрение.
Ты не только оскорбила его, но и оттолкнула от себя. Чего стоил хотя бы твой презрительный тон, когда ты сказала, что вернешься поздно и советуешь развлечься телевизором. Я слушал под дверью подвала и сразу понял, что ты снова сдала мне на руки четыре туза…
Хельга слушала, а сама лихорадочно искала выход. Итак, Ларри уехал, и на вилле снова остались она и Арчер. Конверт с фотографиями придет завтра утром. Она вспомнила об оружии. Нет, Арчер поспешил: у нее по-прежнему четыре туза. С помощью револьвера она завладеет снимками, даже если при этом придется ранить Джека. Она с бесстрастным лицом взглянула на него.
— Да, это была моя глупость, — сказала она, пожав плечами. — А за глупость всегда приходится расплачиваться.
Он пристально смотрел на нее.
— Ты потрясающая женщина, Хельга, — с восхищением сказал он. — Ты уже справилась с неожиданностью, и твой слабый мозг пытается найти выход из положения. Но можешь не трудиться напрасно, сейчас ты его не найдешь. Мы снова вернулись к исходному пункту нашего договора.
— Неужели? — Хельга подняла брови. — Но расскажи мне о Ларри. Как вы стали друзьями? Я знаю, что ты своим обаянием способен очаровать и птичку на дереве, но я не подозревала, что твое обаяние распространяется и на педерастов.
Арчер выпустил кольцо дыма к потолку.
— Хочешь коньяка?
Он взял свой бокал и встал. Хельга заметила, что он неуверенно держится на ногах: вероятно, слишком много выпил, пока ожидал ее. Она задумчиво прищурилась.
— Нет, благодарю.
Арчер налил себе.
— Я всегда по-любительски увлекался психологией. Когда ты уехала, я понял, что момент настал. Я вернулся в комнату для развлечений, улегся на диван и стал ждать. Ларри возился наверху, и я понимал, как паршиво у него на душе. Он чувствовал себя одиноким и не знал, чем заняться. Около двух часов он принес мне поесть. И я поблагодарил его за заботу так ласково, как только мог.
Джек ухмыльнулся.
— Его смущение было просто трогательным. Я спросил, где ты, и он ответил, что на весь день уехала в Лугано. На что я заметил, что ему, должно быть, скучно без тебя, и так далее, и тому подобное… Все это казалось детской игрой. Я рассказал Ларри о тебе, о том, как ты вышла замуж за больного старика, которого постоянно обманываешь. Может быть, в этом рассказе я немного переборщил, но ты должна понять — мне надо было перетянуть Ларри на свою сторону. Он очень кстати напомнил мне о том, как ты спускала молнию на его брюках, — и все это со своей невинной улыбкой белокурой мадонны.
Арчер отпил из своего стакана.
— Я сказал ему, что ты совершенно аморальна и не можешь жить без мужчин, но стоит тебе удовлетворить свое желание, как ты их тут же вышвыриваешь. Потом навел разговор на билет на самолет и деньги. Я убедил Ларри, что ты заслужила наказания. И он должен помочь мне в этом. «Вы честно заработали эти деньги, — сказал я. — Возьмите их и предоставьте ее мне». Ларри согласился. Ему хотелось наказать тебя за твое презрение к нему. Итак, Ларри уехал, и нам придется вдвоем закончить наше маленькое дело, завтра утром в семь часов я улетаю в Лозанну.
Хельга подняла голову.
— Так рано?
Она подумала, что почтальон придет на виллу не раньше десяти.
— Да, меня ждут дела. Ну, Хельга, твоя карта бита. Тебе придется сказать Герману, что это была твоя идея — купить акции австралийского никеля. Ты также убедишь его оставить текущий счет в моем ведении.
— Почта придет не раньше десяти. Мы обсудим все заново, как только у меня на руках будут снимки. Так что твои срочные дела придется отложить.
Арчер посмотрел на Хельгу и начал беззвучно смеяться. Это напугало ее. Чтобы так смеяться, нужно быть очень уверенным в себе человеком.
— Ты смеешься надо мной? — спросила она.
Он вытер мокрые от слез глаза и откинулся на спинку кресла.
— Это был розыгрыш века! — сказал он. — Возможно, Хельга, это послужит тебе уроком — никогда не блефовать со мной. — Он торжествующе усмехнулся. — Через пару минут я уезжаю в Лугано. Ночь проведу в «Эдеме», а утром улечу в Лозанну. Я не собираюсь дожидаться этой почты.
Он снова залился смехом, и на этот раз таким издевательским, что каждое его «ха-ха-ха» действовало на Хельгу, как удар хлыста. Она молчала, стиснув кулаки и стараясь придумать какой-нибудь уничтожающий ответ, готовая растерзать Арчера. Наконец он остановился.
— Дура! — его взгляд был полон презрения. — Я никогда не передавал никаких фотографий в банк. Все это время они лежали в моем чемодане!
Удар был силен.
Хельга потеряла дар речи. Она вспомнила, как Арчер сказал ей о своем больном сердце, и она запретила Ларри его бить. Она вспомнила об опаснейшей поездке Ларри в Базель и обратно, а также о трех тысячах франков, которые пришлось заплатить за подделку подписи, о тех долгих часах, в течение которых она ждала почты. И все это время фотографии лежали у него в машине!
Но пока что ничего не изменилось, они по-прежнему лежат там, и Хельга сможет их получить. У нее на руках по-прежнему четыре туза— ведь есть еще револьвер.
Она медленно встала и прижала к губам платок.
— Я… кажется, мне плохо, — прошептала она и, пошатываясь, направилась в спальню. Выйдя в коридор, она взбежала по лестнице и, влетев в спальню, выхватила револьвер из комода.
Взяв оружие в руки, она почувствовала непреодолимое желание убить Арчера. Если он не отдаст фотографии, она заставит его это сделать. Он оскорбил ее, как никто и никогда. Он позволил себе издеваться над ней. Она не станет стрелять ему в ногу, его надо просто убить. Хельга часто дышала, сердце гулко колотилось у нее в груди. Но в таком состоянии она не сможет выстрелить метко.