так крепко, что костяшки на пальцах белеют.
– Я стала другой.
Родители сняли номер на третьем этаже. Лифт увозит их выше. В ответ на приглашение присоединиться к ним за ужином в итальянском ресторанчике «Мартони», чуть дальше по дороге, я ответила, что мы с Тео предпочли бы остаться в отеле; ресторанный гвалт – это уже слишком. Но, по правде говоря, встречаться с ними снова, поддерживать разговор и делать вид, будто мы можем вернуться к той жизни, что когда-то вели, – выше моих сил на данный момент.
Голова так и не перестала кружиться после нашего общения в холле. Эти взгляды, что мать украдкой бросала на нас… это беспокойство и смятение, которые выдавали морщинки в уголках ее рта… Что все это значило? Мама явно была потрясена. И при виде моей руки в руке Тео, и от осознания того, что я изменилась и имею от нее секреты. Только у нее тоже есть свои тайны – я поняла это по напряжению, которое выдавали ее глаза.
Мы с Тео возвращаемся в свой номер. Я сажусь на край кровати, задираю рубашку, и Тео, отодрав пластырь и сняв с моей раны марлевый тампон, внимательно разглядывает шов и хирургический надрез. Он маленький – там, где пуля вклинилась в плоть и застряла под нижними ребрами. Стой Паркер чуть ближе ко мне и не будь его пистолет таким старым и так редко стрелявшим, возможно, пуля проникла бы гораздо глубже в мое тело и повредила жизненно важные органы. Иными словами, убила бы меня. Что ж, мне повезло! Это факт.
Обработав надрез перекисью водорода, Тео накладывает чистую марлю и снова фиксирует ее пластырем.
– Хорошо заживает, – говорит муж.
Я касаюсь его руки, и Тео поднимает глаза.
– Мне страшно, – признаюсь ему я.
– Знаю… Мне тоже.
До ушей доносится тихий стук в дверь. Тео встает, а я, одернув рубашку, делаю глубокий вдох – проверяю, насколько свободна в движениях. Муж распахивает дверь. В коридоре стоит мать: плечи ссутулены, руки сцеплены, а вид такой, словно ей не по себе в этом отеле. Как бывает, когда ты слишком редко уезжаешь из дома.
– Мэгги, – все еще стоя в коридоре, говорит мать, – можно мне с тобой поговорить?
Она не знает моего нового имени, которое я получила в Пасторали. А «Мэгги» из ее уст неприятно режет мне слух. Прошлое, крадучись, пытается пробраться в мое настоящее.
– Я оставлю вас одних, – опережает мой протест Тео.
И, обойдя мать, быстро удаляется по коридору прочь. Я представляю, как он сидит в одиночестве в холле или в пикапе, ожидая, когда станет безопасным возвращение в нашу маленькую комнату. Все, что нам осталось… Переступив через порог, мама притворяет за собой дверь.
– Как же я рада видеть тебя, – говорит она.
И я вижу в ее глазах боль, несвойственное ей сожаление.
– Столько лет прошло!
– Знаю.
Мама пересекает комнату, но не пытается меня обнять. Наверное, чувствует, что мне этого не хочется, что я все еще пытаюсь осмыслить свое новое положение – обстановку, ее приезд, да все вокруг!
– Сигарета мне сейчас не помешала бы, – бормочет мать, скрещивая руки и делано усмехаясь самой себе.
Я не помню мать курящей. Но, возможно, она закурила после моего исчезновения. Пристрастилась на нервной почве. Не мне ее винить. Мать опускает руки, суетливо теребит ими ткань платья. Наконец, собравшись с духом, заглядывает мне в глаза:
– Я не знаю, что произошло между тобой и Тревисом в том лесу. И почему вы поженились, но… – осекается мать; быть может, решила не говорить того, что думала. Через пару секунд она продолжает: – В полиции нам сказали, что ты плохо помнишь свою жизнь до отъезда.
Я поднимаюсь с кровати. С небольшим усилием, но у матери хватает сообразительности не пытаться мне помочь, за что я ей реально благодарна. Она только наблюдает за тем, как я подхожу к окну и обвожу взглядом парковку. Чуть дальше под лучами вечернего солнца сверкает неестественными бликами бассейн.
– Память возвращается, только медленно.
– А ты помнишь мои рассказы о том месте, в котором я когда-то жила?
Обернувшись лицом к маме, я прислоняюсь бедром к оконной раме. Для устойчивости.
– То место звалось Пасторалью.
У меня пересыхает во рту.
– Я знаю, ты была там, – продолжает мама. – Ты вернулась туда, где родилась.
Я хватаюсь за край окна. Как бы колени подо мной не подогнулись!
– Я родилась в Пасторали?
Брови матери сходятся к переносице.
– Я не хотела говорить тебе правду. Но ты так сильно разозлилась на меня в тот день… Тебе нужно было понять…
– В какой день? – перебиваю я мать.
– На пароме, – еще больше хмурится она.
Как будто только сейчас понимает, как мало я помню из прошлого. И, возможно, решает, а не пойти ли ей на попятную, не рассказывать мне больше ничего. Но теперь слишком поздно!
– Что произошло на пароме?
Мать трет колени. Похоже, ей дико хочется закурить.
– Это случилось примерно за неделю до твоего исчезновения. Ты пришла домой на ужин, помнишь? – Мама вопрошающе смотрит на меня.
Но в моих глазах она может прочесть лишь одно: «Продолжай! Не останавливайся! Я хочу знать все!
– Ты рассердилась на меня, сказала… – Голос мамы срывается; взгляд на долю секунды устремляется к двери, к отступному пути в коридор, но потом опять обращается на меня. – Ты сказала, что я была плохой матерью, что любила брата больше тебя. Но это неправда. Это не так…. – Теперь мать борется со слезами, но тщетно: они испещряют ее щеки тонкими мокрыми бороздками. – Ты сказала, что отец единственный по-настоящему заботился о тебе.
Я отрываюсь от подоконника: вспомнила! Да, я помню тот день на причале. Мы ожидали парома.
– И ты сказала, что он мне не настоящий отец, – освобождаю я маму от необходимости повторить эти слова.
Ее подбородок трясется.
– Я не хотела тебе этого говорить. У меня просто вырвалось. – Мама проводит рукой по лицу, смахивает слезы и размазывает тушь; в уголках глаз скапливаются пепельные комочки.
В тот день шел сильный дождь, небо почти слилось с морем, и я помню, как почувствовала гнев, забурливший в груди. Но я злилась не только на мать. Я злилась на многие вещи. Годом ранее моя писательская карьера пошла на спад. Пропало несколько детей; они убежали из дома в поисках подземной обители – вымышленного места, которое я описывала в своих книгах. По мнению многих людей, мои истории были чересчур мрачными. И побуждали ребят блуждать по лесам и захолустьям в
