Пинк была слишком женственной, чтобы отказаться от своих чар: стройная молодая женщина с осиной талией. Каштановые волосы падали мягкими локонами на лоб и были забраны за уши, что подчеркивало идеальный овал лица. Она казалась скромницей – точь-в-точь школьная учительница. Несомненно, именно поэтому так удавался ее маскарад, когда она исследовала неприглядные стороны жизни.
Ирен поправила серебряный браслет рассеянным жестом, словно расставляла пешки на шахматной доске. Интересно, ответит ли она на вызов Пинк оливковой ветвью, вручив цветок из вазочки на столе, или сделает выпад столовым ножом?
Наконец примадонна заговорила:
– Меня привело на эти берега вовсе не упоминание о матери. Дело в том, что речь шла об убийстве. Правда, попытки убить мою мать совершенно безнадежны. Я сирота, как тебе, безусловно, известно.
Сирота! Я с испугом смотрела на подругу.
Годфри было трудно признаться, что он… в общем… э-э… незаконнорожденный. Это означало, что либо его отец был повесой, либо поведение матушки оставляло желать лучшего. Так вот, Ирен было не легче признаться в происхождении, которое послужило сюжетом множества мелодрам. Она была оперной дивой, а опера ставит себя гораздо выше мелодрамы – хотя в роскошных ариях полно такой же сентиментальной чуши.
Во всяком случае, таково мое мнение.
Пинк внезапно умолкла, и Ирен с улыбкой продолжала:
– Даже ты когда-то подписалась: «Одинокая сирота». Как ты мне говорила, письмо с такой подписью заинтересовало редактора «Питтсбург диспатч». Остальное уже принадлежит истории журналистики, Нелли Блай – или будет принадлежать, если ты своего добьешься. Но ты же вовсе не была «сиротой», не так ли?
– Ты тоже! Лично я подозреваю нескольких женщин в том, что кто-то из них был твоей матерью.
– Так, теперь у меня уже избыток матерей! Надо же, ты «подозреваешь!» Но это всего лишь твое воображение, которое у «одиноких сирот» весьма богатое.
– Я использовала эту подпись с целью дать понять тому противному редактору «Диспатч»: женщины работают не только для того, чтобы бросить ему вызов. Нет, просто у них нет мужчины, который бы их содержал. Многие женщины – «сироты» в том смысле, что они должны сами о себе заботиться, и нечего их за это оскорблять.
– Слушайте, слушайте! – воскликнула Ирен, как будто находилась в парламенте. – Превосходная речь. Она напомнила мне, что мы с Нелл несколько лет тоже зарабатывали себе на хлеб. Но поскольку ты солгала, назвав себя сиротой, это слабый довод в пользу того, что женщины заслуживают достойной работы. Выходит, что работа – акт благотворительности, а не заслуженное право.
Примадонна перегнулась через стол. Голос у нее сейчас был таким нежным, словно она пела колыбельную; в заблестевших глазах читалось сочувствие.
– Почему ты назвала себя сиротой, Пинк?
– Я… я… В самом деле, Ирен! Это было так давно!
– Насколько давно?
– Целых четыре года назад. Но с тех пор столько всего случилось. Мне пришлось взять псевдоним. Ни одна приличная женщина не позволит, чтобы ее имя появилось в печати…
– Разве что в связи с сообщением о ее свадьбе или похоронах, как сказал кто-то?
– Да, примерно так. Я подписалась именем из песенки просто под влиянием порыва.
– Но у тебя ведь были и мать, и отец, Пинк, – причем не то чудовище Джек Форд, о котором ты мне рассказывала. Мерзавец, который довел твою мать до того, что она подала на развод, когда тебе было четырнадцать. Ты хочешь найти мою мать. За это ты должна рассказать мне о собственном отце. О твоем настоящем отце.
Пинк воткнула вилку в цукат – мы уже перешли к десерту. Этот жест был неожиданным, как будто ей хотелось пронзить вовсе не засахаренный абрикос, а что-то другое.
– Он был прекрасным, образованным человеком, очень добрым. Я часто сидела у него на коленях, и он давал мне леденец. Мы жили в городе Аполло, в красивом доме с четырьмя высокими белыми колоннами и фронтоном. Я помню, как, играя, смотрела на дом и думала, что именно так должны выглядеть особняки на небесах… Уж отец-то непременно должен был попасть в рай – если верить в подобные вещи. Однажды он вдруг слег. Не мог ни двигаться, ни говорить. Вскоре он умер.
– Сколько тебе было лет, Пинк?
– Шесть. Только что исполнилось шесть.
– Мне жаль, – сказала Ирен, выпрямившись. – Наверное, ты нежно любила его.
– Действительно. Потом мы лишились дома, и моя мама осталась с пятью детьми, не имея никаких средств, чтобы их содержать. Эта забота вскоре легла на мои плечи.
– А что же твои старшие братья или сестры?
– Братья женились и обзавелись собственными семьями. У нас с мамой остались лишь жалкие крохи. Но и эти деньги мгновенно растаяли в руках моего так называемого опекуна. Мне пришлось бросить школу и зарабатывать на жизнь. Я преподавала, служила нянькой…
– О, я тоже, – вставила я. Надо же, у нас сходные судьбы!
Пинк печально взглянула на меня, ободренная моими словами:
– Как только мне исполнился двадцать один год, я подала на этого опекуна в суд.
– И выиграла? – спросила Ирен.
– Было доказано, что он никудышный бухгалтер, но процесс тянулся два года. Я публично изобличила его, и мне этого было довольно.
– Значит, вот чем ты теперь занимаешься, – улыбнулась примадонна. – Публично изобличаешь правонарушителей. И что же сделало меня мишенью в подобной кампании?
– Я не собираюсь тебе вредить! Разве ты не рада, что обретешь мать? Я защищала свою как умела, содержала ее. Даже теперь я живу вместе с мамой. У женщин того поколения не было таких возможностей, как у нас сегодня. Наша обязанность – почитать их и любить. А на твой след я вышла случайно… Ты была тогда ребенком. Очаровательным ребенком!
– Очаровательным? – перебила я.
– Наверняка не таким очаровательным, как Пинк в детстве! – поспешно сказала Ирен, не отрывая взгляда от Нелли Блай. – Итак, ты узнала, где я росла и с кем. Но это еще не говорит о том, что ты знаешь, кем была моя мать. Да и вообще, Пинк, какая разница, кем она была? Мне это безразлично. Публике тоже.
– Не верится, что тебе все равно. Впрочем, не стану спорить. Но публике далеко не безразлично, если кто-то пытается убить женщину, которая приходится тебе матерью. Возможно, это уже не первое убийство в твоем бывшем театральном кругу. Когда ты была ребенком, тебя окружало множество женщин.
– Ах, вот как! Значит, моя мать не отсутствовала, а просто была инкогнито. И твое утверждение, что ей грозит опасность, – лишь увертюра к настоящей тайне. Убийство. Многочисленные убийства – иначе ты не употребила бы слово «круг». Ты поймала меня на крючок, Пинк, хотя и не подозреваешь об истинной причине моего интереса. Давай перейдем к сути. Кого убили? Вот что нужно установить, прежде чем строить предположения о том, кому теперь грозит опасность. А также с кем была в родстве новая жертва.
– Надо сказать, ты заразилась британским высокомерием за то время, что живешь за границей, – скривилась юная американка. – Тебе это известно?
– Известно. И это мне нравится. То, что ты называешь британским высокомерием, на самом деле всего лишь хорошие манеры. Моим бывшим соотечественникам не помешало бы им поучиться.
Я невольно выпрямилась, словно над нашим столом подняли «Юнион Джек»[24], и посмотрела на Пинк, которой было дано при крещении имя Элизабет (по-видимому, ее матерью). Она сменила его на Нелли и печаталась в газете «Питтсбург диспатч» под псевдонимом. Даже в Америке в 1889 году считалось, что порядочная женщина не должна писать под собственным именем для публичной прессы.
Впрочем, по моему мнению, Нью-Йорк – вовсе не центр Вселенной, а Ирен – не какой-то оставшийся без матери ягненок, которого можно заманить блеянием мифической овцы.
Что же все-таки задумала эта несносная Пинк?
Глава седьмая
Неожиданный визит
Капиталисты, делающие состояние на недвижимости, внезапно обнаружили, что в воздухе много места и что, удвоив высоту зданий, можно добиться такого же результата, как если бы была удвоена нынешняя ширина острова.
«Новости строительства» (1883)
Какой печальный комментарий к современным нравам! Я даже не удивилась, когда, вернувшись в отель после обеда, мы обнаружили, что в гостиной нас ждет какой-то малоприятный незнакомец.
Он поднялся, когда мы вошли, но не счел нужным объяснять свое присутствие. Поскольку Ирен не вынула свой маленький пистолет, который, путешествуя, всегда носит в сумочке, я сделала вывод, что она ждала этого человека.
– Как мило со стороны вашего начальства прислать вас, – сказала подруга вместо приветствия.
– В конторе сказали, что я должен сделать ради вас все возможное. – Гость перевел взгляд на меня. – А это та самая крошка, которая вас шантажирует?
К счастью, я онемела от подобного предположения, что позволило примадонне самой выбрать для меня легенду:
