Мы прошли мимо подобия секретера, встроенного в стену. В нем размещались пронумерованные ячейки, откуда торчали письма и газеты. Затем мы достигли лестницы, ведущей на верхний этаж.
Между лестницей и стеной была дверь, и Ирен постучала в нее, словно имела на это право. Ответом ей было молчание. Она постучала снова, и на этот раз дверь открыла… миссис Хадсон, седовласая старая шотландка в белом чепце. Это она впустила мне в дом 221-б по Бейкер-стрит (я покраснела, вспомнив тот визит), когда у меня были все основания туда наведаться и сунуть нос в чужие дела. Я чуть не вскрикнула от удивления. Нет, конечно, это не миссис Хадсон, но леди того же типа. Удивительно, как похожи привратники во всем мире – начиная с женщин, стерегущих двери частных домов, и заканчивая мужчинами, приставленными к входу общественных зданий.
– Добрый вам день. И к кому же я имею честь обращаться? Миссис?.. – заговорила Ирен с сильным ирландским акцентом.
– Макджилликади.
– Итак, миссис Макджилликади, – продолжила примадонна, словно это был ее выход в первой сцене спектакля, – я раньше жила в этом доме. Мы с подругой вернулись в город через много лет. Я надеюсь, что здесь еще остался кто-нибудь из старых знакомых.
– Уж не ирландского ли тенора вы разыскиваете, мисс?
Ирен не стала уточнять, что она «миссис».
– Почти угадали. Мне хотелось бы найти своего кузена. У него всегда были способности к музыке, но он не пел, а играл на инструментах.
– Значит, свирель и флейта?
– Барабан.
– Барабан?!
– Не знаю, давно ли вы здесь живете, миссис Макджилликади, но он славился своим талантом еще мальчонкой. Крошка Тим – не припоминаете?
Тут квартирная хозяйка рассмеялась, как клоун в цирке, – громко и от души.
– Но это было более двадцати лет назад, милочка!
– Время летит, мадам, и мы не молодеем. Значит, он здесь больше не живет?
– О, мистер Тимоти Флинн здесь, но теперь ему не до барабанов. Товары для мужчин – разве вы не в курсе?
– Теперь в курсе, – сказала Ирен с плутовской улыбкой. Оказывается, у нее ямочки на щеках, а я никогда прежде этого не замечала! – А сейчас он случайно не дома?
– Я не слежу за тем, как мои жильцы приходят и уходят, мисс, но у него комната номер девять, на верхнем этаже. Вы с подругой можете просто постучать в дверь. Так поступаю и я, когда захожу за квартплатой.
– Прекрасно. С вашего позволения, я так и сделаю. Если же мистера Тимоти нет дома, можно оставить карточку на обратном пути?
– Карточку?
– Ну, записку на клочке бумаги.
Миссис Макджилликади кивнула, словно королева, принимающая в Виндзоре какого-нибудь именитого лорда.
Дверь за ней захлопнулась, и мы начали подниматься по лестнице.
– Крошка Тим, – прошипела я в полумраке. – Он присутствовал на том роковом спиритическом сеансе. Ты думаешь, он свидетель… или подозреваемый?
– Я пока не знаю, что и думать, Нелл, и лишь надеюсь, что мистер Флинн дома. Нельзя тратить зря время.
Цифра «девять» на двери перевернулась на разболтавшемся медном шурупе и скорее походила на шестерку.
Ирен сделала такой глубокий вдох, словно готовилась запеть арию, и резко постучала костяшками пальцев.
Через полминуты дверная ручка повернулась.
Перед моими глазами открылась дверь в таинственное прошлое, где таились темные секреты. (А через много лет дошло и до убийства.) Что общего у Ирен, примадонны Императорской оперы в Варшаве, с маленькими барабанщиками, ставшими продавцами на улицах Нью-Йорка? Возможно, скоро я узнаю куда больше, чем мне бы хотелось.
На пороге стояла долговязая фигура, на которую падал свет из окна.
Еще недавно я бы усомнилась, прилично ли двум женщинам войти в комнату незнакомого мужчины. Теперь мною владело только пламенное желание узнать то, что знает он, а приличия… могут катиться ко всем чертям!
Я вошла следом за Ирен, и наши юбки зашуршали змеями по голому полу, на котором не было ковра.
Комната оказалась скромной, но уютной. Меня удивили салфеточки на спинке и подлокотниках кресла. Лоскутный коврик, на который ушло несколько недель женского труда, лежал перед маленьким камином. На стенах висели фотографии и плакаты. На бюро стояли кабинетные портреты мужчины и женщины, одетых по моде середины столетия.
Как странно обнаружить такой островок семейной идиллии в этом огромном городе!
– Тим! – воскликнула Ирен, от удивления назвав хозяина по имени.
Он тоже был удивлен.
– Уже двадцать лет меня называют не иначе, как Тимоти. – Молодой человек (ему не было и тридцати), прищурившись, смотрел на Ирен. Именно так коллекционер изучает с помощью лупы ценную марку. – Неужели… маленькая Рина? Маленькая Рина-балерина? На пуантах с трех лет?
Он распростер объятия, Ирен тоже. Примадонна вдруг словно выросла на три дюйма, поднявшись на кончиках пальцев.
– Боже мой, ты вернулась! Рина-балерина!
– Мерлинда-русалка.
– И такая певица! Я никогда не забуду, как мы пели дуэтом «Клементину»[35]. Ты была в шляпе с полями и в огромных ботинках. «Когда-то в каньоне…»
– «Он золото мыл…»
– «И было ему сорок лет…»
– «А дочь Клементиной звалась», – закончила Ирен в полный голос, как подобает примадонне, так что задребезжали оконные стекла.
Бывший Крошка Тим закружил мою подругу, напевая: «Большие ботинки моей Клементинки».
– «О моя дорогая, – завели дуэтом припев контральто и тенор. – О моя дорогая Клементина, ты уехала навсегда».
Я вдруг представила их маленькими детьми, исполняющими глуповатый текст, и не смогла сдержать смеха, пусть и несколько истерического.
Бывший Крошка Тим мигом повернулся ко мне:
– Публика нас обожала. Все хохотали, аплодировали и бросали букеты чайных роз. А потом я садился за барабан и наяривал изо всех сил, а она танцевала джигу. Сколько же нам было? Три и шесть.
И тут до меня дошло:
– Вы оба пели, чтобы заработать себе на ужин. Такие малютки! Да это же настоящая эксплуатация детей!
Крошка Тим набросился на меня, словно великан из сказки, смеющийся великан, и закружил так же, как Ирен.
– Театральный люд – сказочный народец, разве вы этого не знаете, мисс? – сказал он или, вернее, пропел. – Начинает рано и быстро увядает. Волшебство.
Он отпустил мои руки, затянутые в перчатки, и я немного постояла, выжидая, когда перестанет кружиться голова.
– Я больше не маленький барабанщик, – закончил он, пожав плечами.
– Но ты все еще обитаешь здесь, где жили мы все, – растроганно заметила Ирен.
– Это ты правильно сказала: «жили». – Он сел в кресло и откинул напомаженную голову на салфеточку. – Никогда не забуду радостного волнения сцены, когда тебе, совсем юнцу, аплодирует весь зал. Но те дни быстро миновали. Человек должен каждый день зарабатывать себе на хлеб, и я не исключение.
– Значит, никто из тех, кого мы знали, больше здесь не живет? – спросила Ирен, следуя за ним к креслу.
Тим сразу же посерьезнел. Артистическая маска слетела, а под ней обнаружился печальный человек.
– Теперь уже нет: Софи умерла.
– Софи? Я помню ее! – Тим понятия не имел, что́ это значило для Ирен. – Софи здесь жила еще недавно? И только что умерла? – Голос Ирен стал мягким и тихим, как в те мгновения, когда она была глубоко тронута. – И я ее не застала, чуть-чуть опоздав? – У нее был жалобный тон, как у обиженного ребенка.
Флинн кивнул и снова откинулся на подголовник, словно отдыхая после бурной экскурсии в прошлое.
У вундеркиндов горькая участь, подумала я: их лучшие дни быстро заканчиваются.
– Софи, – повторяла Ирен. – Умерла совсем недавно.
– Странная смерть. – Тимоти покачал головой, все еще с закрытыми глазами. – Во время спиритического сеанса. Я там был, да поможет мне Бог.
– Софи! – Ирен взглянула на меня, словно надеясь, что хотя бы я не поверю. Но она-то знала, что это правда. – Та погибшая ясновидящая, о которой мы слышали… это была Софи?
Новость потрясла ее.
А меня потрясла реакция Ирен.
Кто же такая эта Софи и кем она была для Ирен – или для маленькой Рины-балерины?
Глава тринадцатая
Колечки дыма
«Несгораемые», которые всегда фигурировали в афишах магов или чревовещателей, порой появлялись на спиритических сеансах.
Рикки Лей. Ученые свиньи и огнеупорные женщины
– Кем была Софи?
– Несгораемой женщиной, – сказала мне Ирен в кэбе, когда мы возвращались в наш отель.
У нее самой с огнем обстояло не так хорошо: ей пришлось несколько раз чиркнуть спичкой. Наконец она закурила, и вскоре уютный салон заполнился дымом и серой, которых хватило бы, чтобы дьявол мог незаметно исчезнуть в люке в полу сцены, который еще называют «ящик вампира».
Я подчеркнуто закашлялась, но Ирен с мечтательным видом продолжала изящно выпускать колечки дыма.
– Софи и Саламандра, – продолжала она. – Теперь я помню! Они были близнецами, и обе «несгораемые». Они могли ходить по раскаленному железу или горячим углям, заглатывать пламя, варить всмятку яйца в ладошках, где плескалось кипящее масло. Это было поразительное зрелище. И они пользовались гораздо большим успехом, чем чревовещатели и фокусники, с которыми часто делили афишу.
