– Он сказал, откуда звонит?
– Я доложил вам все, что знаю. Как я уже сказал, больше мне ничего не известно.
– Где вы в данную минуту?
– У себя в доме.
– Вы будете на месте, если понадобитесь?
– Да.
– Хорошо. – Он повесил трубку. Мы с Вульфом сделали то же самое.
– Вам отказывает память, – заметил я. – Вы забыли, что он еще сказал, будто отправил вам письмо.
– Я предпочитаю просматривать свою почту без посторонних. Где живет мистер Корриган?
Я взял телефонный справочник Манхэттена, перелистал его и нашел адрес. Затем, чтобы перепроверить, я подошел, открыл шкаф с архивом, достал папку с делом Уэлмана и перелистал имеющиеся в ней бумаги.
– Корриган живет в доме 145 на Восточной Тридцать шестой улице. Фелпс живет в доме 317 на Западной стороне Центрального парка. Кастин живет в доме 165 на Парк-авеню. Бриггс – в Ларчмонте, а О’Мэлли по адресу: 202, Восточная Восемьдесят восьмая улица. – Я положил папку обратно и запер шкаф. – Могу ложиться?
– Нет.
– Я так и думал. А что делать: сидеть и ждать? Если даже они найдут труп, они могут не позвонить нам до утра. А на такси я доберусь за пять минут до пересечения Тридцать шестой с Лексингтон-авеню. И стоить это будет пятьдесят центов, включая чаевые. Если пусто, я вернусь домой. Ехать?
– Да.
Я спустился в холл, надел шляпу и пальто и пешком прошел квартал в северном направлении. На Десятой авеню я остановил такси, сел и назвал водителю адрес.
Напротив дома 145 на Восточной Тридцать шестой, во втором ряду стояла оборудованная радиотелефоном пустая машина. Я вошел в здание. В подъезде, в списке проживающих, Корриган был указан пятым. Я вошел в вестибюль. Этот дом, скорее всего, принадлежал когда-то одной семье, а потом его переделали в многоквартирный, с лифтом без лифтера. Лифт стоял в подвале. Оттуда доносились голоса, но никого не было видно. Я вызвал лифт, нажал кнопку пятого этажа и поднялся наверх. Когда лифт остановился, я вышел. На площадке справа была всего одна дверь, и около нее стоял полицейский.
– Кто вы такой? – неприветливо встретил он меня.
– Арчи Гудвин. Я работаю на Ниро Вульфа.
– Что вам нужно?
– Я хочу лечь спать. Но прежде должен убедиться, не провели ли нас. Мы сообщили об этом случае в полицию. Человек, который, по его словам, здесь живет, позвонил нам и велел слушать. Раздался звук выстрела или что-то очень похожее. Трубку он не повесил и молчал, и тогда мы позвонили в уголовный отдел. Мы не знаем, отсюда ли был звонок, поэтому я приехал убедиться.
– А почему в уголовку?
– Потому что это может иметь отношение к делу, которое они сейчас расследуют. У нас там друзья – иногда друзья, иногда враги, сами знаете, как это бывает. Ваш напарник там?
– Нет. Дверь заперта. Он сошел вниз за консьержем. А что этот человек сказал, когда позвонил?
– Велел слушать, что произойдет. А потом, похоже, раздался выстрел. Можно приложить ухо к двери?
– Зачем?
– Послушать радио.
– Я про вас знаю. Говорят, большой шутник. Мне что, смеяться?
– Нет, сегодня не до шуток. Я очень хочу спать. По телефону нам слышно было радио, и я хочу проверить, если вы не возражаете.
– Только не дотрагивайтесь до ручки двери.
– Постараюсь.
Он отодвинулся, и я приложил ухо туда, где дверь соединяется с притолокой. Мне хватило десяти секунд. Пока я слушал, лифт поехал вниз.
Я выпрямился.
– Точно, Билл Стерн. «Дабл-ю-эн-би-си».
– Вы слышали по телефону Билла Стерна?
– Нет. Но передачу вела «Дабл-ю-эн-би-си». «Жизнь Райли». А в десять тридцать в эфир выходит Билл Стерн.
– Молодцы «Янки», правда?
Я, честно говоря, болею за «Джайнтс», но мне нужно было попасть в квартиру и поэтому следовало быть дипломатичным.
– Еще бы! – подтвердил я. – Надеюсь, Мэнтл покажет, на что способен.
Он тоже надеялся, но уверен не был. По его мнению, эти вундеркинды редко оказываются достойными тех баек, что про них рассказывают. У него были и другие предположения, которые он собирался мне поведать, когда подъехал и остановился лифт, дверь отворилась, и оттуда вышли сразу двое. Один был тоже полицейский, второй – коротышка с остатками зубов да к тому же хромой, одетый вместо халата в вышедшее из моды пальто. Полицейский, изумившись при виде меня, спросил:
– А это кто? Из отделения?
– Нет. Это Арчи Гудвин от Ниро Вульфа.
– Откуда он здесь взялся? Ладно, потом. Отойдите от двери! Давайте ключ!
Коротышка не стал спорить и отошел от двери. Старший из полицейских вставил ключ в замочную скважину, повернул его и, положив носовой платок на ручку двери, – я еле удержался от смеха – нажал ее и в сопровождении второго полицейского вошел в квартиру. Я тоже проскользнул туда вслед за ними. Мы очутились в узком холле, куда выходили три двери. Дверь справа была отворена, и полицейский направился туда. Сделав два шага, он остановился как вкопанный, поэтому я чуть на него не налетел.
Это была довольно большая гостиная, обставленная мужчиной. Это я понял с первого взгляда. На столе в дальнем конце комнаты, между окон, стоял телефон, трубка которого валялась на полу. Там же на полу, дюймах в шести от трубки, покоилась голова Джеймса А. Корригана, а сам он лежал ногами к окну. Еще на полу футах в двух от бедра Корригана валялся револьвер – оттуда, где я стоял, мне показалось, что это «марли» тридцать второго калибра. Горел свет. Включено было и стоявшее на краю стола радио, откуда Билл Стерн вещал, что он думает о том, как плохо играют наши баскетболисты. У Корригана на виске справа темнело большое пятно, на расстоянии казавшееся почти черным.
Полицейский подошел к нему и присел на корточки. Через десять секунд, чего явно было достаточно, он поднялся и сказал:
– Умер незадолго до нашего появления. – Голос у него дрожал, но он сумел взять себя в руки. – Этим телефоном пользоваться нельзя. Спустись вниз и позвони.
Второй полицейский вышел.
– Вам он виден оттуда, Гудвин? – теперь уже с твердостью в голосе спросил старший. – Подойдите поближе, только ничего руками не трогайте.
Я приблизился.
– Это он. Тот, что звонил. Джеймс А. Корриган.
– Значит, вы слышали, как он застрелился?
– Наверное. – Я положил одну руку себе на живот, а другую на горло. – Я не спал всю прошлую ночь и сейчас плохо себя чувствую. Я схожу в ванную комнату.
– Только ничего не трогайте.
– Не буду.
Я бы не сумел смотаться, если бы не радио. Музыка заглушала мои шаги, когда я добрался до двери, которая так и осталась открытой, потом на цыпочках выбрался в холл и вышел на лестницу. Спустившись на четыре этажа вниз, я на минуту остановился у двери, которая вела в вестибюль на первом этаже, и, когда ничего не услышал, открыл ее и вышел. Коротышка с испуганным видом топтался у лифта. Он ничего не сказал, я тоже промолчал и направился к выходу. На улице я сразу повернул направо, прошел полквартала до Лексингтон-авеню, остановил такси и через семь минут уже вылезал из него у входа в дом Вульфа.
Войдя в кабинет, я невольно усмехнулся. Книга, которую читал Вульф, раскрытой лежала на столе, а он возился с бумажками, на которых были записи по орхидеям. Смех! Он явно читал книгу, но, когда услышал, что я открываю входную дверь, быстро бросил ее на стол и занялся этими бумажками, чтобы показать мне, как ему трудно, потому что я вовремя не перенес сведения с них на постоянные регистрационные карточки. Это выглядело так по-детски, что я не мог удержаться от улыбки.
– Разрешите вас побеспокоить? – почтительно спросил я.
Он поднял взгляд:
– Поскольку ты быстро вернулся, я полагаю, ничего интересного не произошло?
– Ваше предположение ошибочно. Я спешил вернуться, потому что туда должен был прибыть отряд специалистов, и тогда меня бы задержали на всю ночь. Корригана я видел. Пуля прошла через висок.
Бумажки выпали у него из рук.
– Поподробнее.
Я рассказал ему все, что видел и слышал, в том числе и мысли полицейского по поводу «Янки». Вульф, когда я начал рассказывать, хмурился почти неприметно, но к концу истории был туча тучей. Он задал мне несколько вопросов, посидел, постукивая указательным пальцем по подлокотнику кресла, и вдруг ни с того ни с сего выпалил:
– Был ли этот человек простофилей?
– Кто, полицейский?
– Нет, мистер Корриган.
Я пожал плечами:
– В Калифорнии он вел себя довольно глупо, но я не назвал бы его простофилей. А что?
– Абсурд полный. Если бы ты там задержался подольше, может, сумел бы узнать что-нибудь, способное прояснить ситуацию.
– Если бы я там задержался, меня загнали бы в угол, пока кое-кто не надумал бы разузнать подробности…
– Пожалуй, да, – неохотно согласился Вульф. Он посмотрел на часы и, упершись большими пальцами рук о край стола, оттолкнул кресло. – Проклятие! От таких мыслей не уснешь!
– Да. Особенно зная, что в полночь или чуть позже раздастся звонок, а то и кто-нибудь явится.
