– Кое-кто, но только не я! У женщин просто нет кошельков в руках, вот в чем дело. Когда нет денег, приходится просить, красть, голодать… Либо продаешь свой труд, либо себя. И потом: чем занимаются все эти бедняжки – даже работницы фабрик, где я служила, – в свои редкие выходные? Напиваются и позволяют мерзким бабникам использовать себя. В конце концов глупышки закономерно попадают в дом для падших женщин. Я и в таком месте провела какое-то время – готовила сюжет для статьи.
Ирен вдруг повернулась в мою сторону, пристально заглянув мне чуть ли не в самую душу, словно это могло в какой-то мере облегчить неотложные поиски ее близких:
– Как ты стала репортером, Пинк?
– Случайно. Самые замечательные вещи в жизни происходят случайно.
– Интересная теория. И как она сработала для тебя?
– Ну, когда мне было двадцать лет, человек под псевдонимом Скромный Колумнист написал в «Питтсбург диспатч», будто девушки ни на что не годятся, кроме домашнего хозяйства. Отличный удел, если удастся выбраться из фабричного общежития и держаться подальше от мужчин, которые чуть что – лезут с кулаками. А этот писака заявил, что женщина «за пределами своей сферы» – чудовище.
– А наша «сфера» – это?..
– Выйти замуж и сидеть дома. Он совершенно позабыл о тех, кто вынужден самостоятельно зарабатывать себе на хлеб, как пришлось моей матери и мне самой. Я могу процитировать самые гадкие тезисы из его статьи: специально приклеила вырезку из газеты на первую страницу своего дневника, чтобы всегда о ней помнить. Он пишет: «Женщины, которые яростно стремятся нарушать устои общества под видом защиты собственных прав, в действительности пытаются вырвать у мужчины определенные привилегии, завещанные ему Небесами. Подобное поведение, как правило, глубоко противно женственным женщинам и мужественным мужчинам. Нет большего уродства, чем женщина в брюках, – кроме, конечно, мужчины в нижних юбках». Эта колонка так меня разозлила, что и не рассказать!
– И не нужно, – усмехнулась примадонна.
– Полагаю, тебе тоже не раз советовали ограничиться созданием домашнего уюта.
– Однажды я получила такой совет от самого Шерлока Холмса. Твой питтсбургский колумнист, похоже, спутал «устои» с «отстоем», не говоря уже о том, что он нагородил вокруг пустого места кучу слов по пять долларов за каждое. Как тебе кажется, наша парижская ночная вылазка в брюках моментально превратила нас в ненормальных?
– Мне нравятся милые дамские платья, но признаю, что носить штаны ужасно весело! – Я поспешила продолжить изложение питтсбургских унижений, которое как раз подошло к истории о моем неожиданном возвышении: – Итак, я села и написала длинное письмо, в котором рассказала редактору газеты, боссу мистера Скромного Колумниста, что я способна нарушать устои и искать работу; более того, я вынуждена это делать. Я подписалась так: «Одинокая юная сирота». Скромный Колумнист, небось, думает, что любая девушка вольна выбирать себе жизненный путь, а на самом деле у большинства из нас нет права выбора.
– И ты получила ответ на свое письмо?
Мне удалось принять застенчивый вид, как у зеленой отроковицы, какой я была пять лет назад:
– Я не указала обратный адрес. Женщины, пишущие в газеты, не выносят на публику своих имен. Даже Беси Брэмбл, единственная женщина-колумнист, использует псевдоним.
– Никогда не доверяю нападкам анонимов, – заметила Ирен, возвращаясь к моему предыдущему комментарию.
– Тем не менее босс Скромного Колумниста все-таки прочитал мое письмо.
– «Босс». Типичное американское слово, – сказала она задумчиво. – Мы забываем, сколь богат и красочен наш язык, насколько он индивидуален. «Дорогой босс». – Она цитировала послание, приписанное Джеку-потрошителю, но я с головой погрузилась в свои воспоминания. Я так часто рассказывала чужие истории, что почти забыла, насколько важна для меня собственная.
– Никаких особых подробностей в моем письме не было, хотя я могла бы много порассказать. Так или иначе, в следующем номере я прочла в колонке редактора обращение к «одинокой юной сироте». Я выучила его наизусть и могу повторить каждое слово. Никогда в жизни их не забуду: «Если автор послания, подписавшийся как „Одинокая юная сирота“, в качестве знака доброй воли пришлет свое имя и адрес в редакцию, ему окажут услугу и предоставят желаемую информацию».
– Какое, однако, уклончивое предложение, – скривилась Ирен.
– Ох, в газетном бизнесе просто такая манера разговаривать. Чаще всего иносказательно. На следующий день я надела свой лучший наряд – шикарную маленькую меховую шляпку без полей и длинную черную накидку русского шелка – и отправилась в контору «Питтсбург диспатч»…
Ирен заставила меня вспомнить самое значимое событие в моей судьбе. Я вновь почувствовала себя той неопытной наивной двадцатилетней девчонкой. Еще подростком я, движимая негодованием, предстала перед судом, чтобы под присягой обвинить отчима в жестокости по отношению к моей матери. Свидетели того шокирующего бракоразводного судебного действа прозвали меня «хранительница правосудия округа Армстронг». Но даже спустя шесть лет мне все еще тяжело было отстаивать свою правоту в «Питтсбург диспатч».
– Боже, какое же огромное было здание! Мне пришлось подняться на четвертый этаж, где располагался офис редактора, и я так запыхалась, что, достигнув заветной двери, могла только шептать. В большущей конторе было полно мужчин в рубашках и козырьках от солнца. Эти господа были слишком заняты своими важными делами, чтобы оторваться от них и посмотреть на меня, не то чтобы спросить о чем-то. «Эта совершенно безрассудная леди заявила, что хочет видеть главного редактора лично», – сказал посыльный и указал на мистера Мэддена, который стоял всего в нескольких футах от меня. Я так обрадовалась, что брякнула вновь прорезавшимся голосом: «Ох, а я ожидала увидеть злобного старика!»
Ирен смеялась так громко и долго, что я не могла продолжать свой рассказ и уже начала злиться на ее веселье.
– Непреднамеренная лесть лучше любой другой, – поведала она, закончив наконец хохотать. – Так что продолжай.
– Как он удивился, увидев меня! Но он назвал меня «мисс», предложил мне сесть и стал расспрашивать о письме, о семье – обо всем. Я говорила прямо и рассказала ему, как обеспечивала мать и себя. А с чего бы мне стесняться? Короче, мистер Мэдден оказался весьма приятным молодым человеком, и он попросил меня подготовить статью о «женской сфере». Конечно же, я ее написала. Потом он предложил мне написать еще одну статью и спросил, какая тема была бы мне по душе. Я ответила: «Развод».
– Ты с самого начала не искала легких путей.
– Я считаю, что не говорить о разводе куда опаснее, чем говорить о нем. Особенно учитывая, что развод моей матери был одним из всего лишь пятнадцати подобных разбирательств в суде Армстронга в том году. И только треть из них была инициирована женами.
– Значит, твою карьеру запустило гневное письмо.
– Нет, это сделала глупая, неправильно озаглавленная колонка. И я должна сказать, что мне оказался полезен не столько мистер Мэдден, как мистер Эразмус Уилсон, который действительно оказался стариком. Именно он и являлся Скромным Колумнистом, но, несмотря на жаркую полемику вокруг его статьи, совсем не злился, а был весьма добр ко мне. – Я сделала паузу и честно добавила: – Хотя они оба сказали, что стиль у меня невыразительный и мне не стоит писать.
В ответ на это Ирен покачала головой:
– Мужчины проявили «щедрость», позволив тебе работать, но при этом утешались тем, что ты не слишком хороша. Хм-м. Мне кажется, что твой прямолинейный стиль изложения подходит выбранной теме гораздо лучше их высокопарных заявлений, которые ты цитировала. Так что в действительности именно ты «сделала одолжение» профессии журналиста, ворвавшись в нее с такой энергией.
Неожиданная похвала блестящей компаньонки заставила меня заново возгордиться своими достижениями и покраснеть, как спелая вишня. Я мигом забыла про свое растущее недовольство ее странными методами решения головоломок. Очевидно, Ирен осознала, через что мне пришлось пройти ради моего нынешнего положения и сколько мне потребовалось мужества и сообразительности.
Не только Квентин Стенхоуп отправлял телеграммы со станций: я «оплачивала» свой таинственный отпуск статьями, которые посылала в «Нью-Йорк уорлд». Там описывались анонимные пикантные подробности моего краткого пребывания в maison de rendezvous, а также приводились отчеты о встрече с Буффало Биллом и с принцем Уэльским на Всемирной выставке и о содержании беседы за чаем с Сарой Бернар, Берти и бароном де Ротшильдом. Я не стала упоминать ни персону, о которой шла речь, ни истинные цели, стоявшие за всеми этими сплетнями и слухами. Не открыла я своим боссам и суть истории, в которую оказалась втянута, лишь вскользь намекнула: если мне удастся заполучить кое-какую информацию, то материал выйдет просто потрясающий, настоящая «бомба».
