– Записал в блокнотик…
– Позвони ему. Спроси, нельзя ли определить, за сколько часов до смерти убитый ел в последний раз. И насколько плотно он поел. Понимаешь?
– У кого пятьдесят?.. И тридцать шесть…
Хозяин считал очки. Мегрэ, казалось, с головой окунулся в ленивое безделье, и если бы его сейчас спросили, о чем он думает, он сам бы удивился своему ответу.
Старое воспоминание! Времен расследования дела Бонно, когда комиссар был строен, носил длинные, заостренные на концах усики и бородку, накрахмаленные десятисантиметровые воротнички и цилиндр.
«Видишь ли, мой юный друг, – говорил ему тогда шеф, комиссар Ксавье Гишар, впоследствии возглавивший криминальную полицию, – все эти россказни о полицейском нюхе (газеты как раз расхваливали безошибочный нюх несравненного комиссара Гишара) – просто сказки на забаву почтенной публике. В расследовании преступления самое важное – сразу отделить один факт, а если повезет, то два-три факта, которые установлены с полной достоверностью и сомнению не подлежат, от остальных. Такие факты неизменны, на них можно будет опереться в дальнейшем. А затем нужно тихонько продвигаться вперед, маленькими шажками, будто нагруженную тележку толкаешь. Такая уж у нас профессия. А то, что люди называют нюхом, – просто-напросто удача…»
Как ни странно, но именно благодаря этому воспоминанию Мегрэ согласился сыграть в карты, к бесконечному изумлению Межа.
Когда уехал роскошный автомобиль Валентины Форлакруа и старого голландца, а за ними отбыли и две другие машины, увозя следственного судью и адвоката, Мегрэ несколько минут постоял на улице с чувством странной растерянности. Форлакруа сидел в тюрьме. Его дочь Лиз помещена в клинику. Перед отъездом следственный судья не забыл опечатать дом. Уехал довольный, будто какой-то трофей увозил. Теперь дело было в его руках! В своем кабинете во Дворце правосудия в Ля-Рош-сюр-Йон он приступит к допросам, очным ставкам…
– Ну-ну! – проворчал Мегрэ, заходя в ресторанчик.
Почему он чувствовал себя так, словно чем-то замарался? Разве все не шло должным образом, как обычно? И что это за нелепое чувство зависти?
– Шеф, что теперь будем делать?
– Где список, который я тебе продиктовал?
Дидин с мужем… Марсель Эро… Тереза… Альбер Форлакруа…
– С чего начнем?
Комиссар начал с того, что сел играть в карты.
– Скажите-ка, а тут всегда так трусят?
– Только когда козыри… А в Париже?
– По-разному… Восьмерка.
Когда хозяин в очередной раз подсчитывал очки, Мегрэ вытащил карандаш, записную книжку и, изменив своей привычке никогда ничего не записывать, набросал несколько слов. Он так сильно давил на бумагу, что в конце концов сломал грифель.
«Доктор Жанен приехал в Л’Эгийон во вторник, между четырьмя с четвертью и половиной пятого вечера».
Первый достоверный факт, как сказал бы Ксавье Гишар. Что еще? Следовало бы добавить, что в тот же вечер этот самый Жанен был убит в доме судьи. Но это уже не было достоверным фактом. Судмедэксперт, обследовавший тело через три дня, не смог с точностью определить время смерти. И не было никаких доказательств…
«В среду утром труп Жанена лежал на полу в кладовке для фруктов, в доме судьи».
– Козыри червей… Берете? – спросил комиссара хозяин, удивленно глядя в его большие отсутствующие глаза.
– Пусть будут черви!.. Кто играет?
Хозяин, не желая выказывать неуважения, ограничился традиционным:
– Болван, который спрашивает…
Мегрэ то и дело поглядывал на свой блокнот, где были записаны две коротенькие фразы – единственные достоверные факты во всем деле.
Слышно было, как Межа под лестницей разговаривает по телефону. Почему-то, говоря в аппарат, он произносил слова ужасным фальцетом.
– И?
– Врач перечитал свой отчет. Судя по содержимому желудка, убитый плотно пообедал и неплохо выпил…
Межа не понимал, почему Мегрэ так обрадовался, что вдруг резко откинулся на спинку стула, чуть не упал и вынужден был схватиться за столешницу.
– Скажите, пожалуйста, – пробормотал комиссар, изучая свои карты, – он плотно пообедал, разбойник эдакий!
Не бог весть что, конечно. И все же… Жанен не ел в портовой гостинице, не ел в кафе напротив, а других заведений в Л’Эгийоне не было.
– Терц…
– Какая карта?
– Король… Кстати, а у сына Форлакруа разве грузовичка не имеется?
– Имеется, но он уже две недели как в ремонте.
Никто не заявлял о том, что подвозил Жанена куда бы то ни было. Значит, если он поел…
– Межа, беги к мяснику… Скажите, хозяин, в городке только один мясник?
– Да, и он забивает скотину только раз в неделю…
– Спроси, не покупали ли у него крупный кусок мяса во вторник, между двумя и четырьмя часами?
– Кто?
– Неважно кто…
Межа натянул пальто и со вздохом удалился. Открылась и закрылась дверь, впуская в зал струю холодного воздуха. Тереза вязала, сев поближе к огню. Едва закрывшись, дверь приотворилась снова. Это опять был Межа, делавший комиссару таинственные знаки.
– Что стряслось?
– Шеф, можно на пару слов?
– Погоди… Козырь! Старший треф!.. А вот мой бубновый туз вам не достанется. Вам крышка, господа…
И спросил, поворачиваясь к Межа:
– Что там?
– Дидин на улице стоит… Просит вас пойти с ней… Как будто очень срочно…
– Тереза, подай-ка мне пальто и шляпу. А ты садись на мое место…
Перед тем как выйти на улицу, Мегрэ раскурил трубку. Стояла кромешная тьма. Было очень холодно. Светилось лишь несколько огней да покрытая прозрачными рекламными плакатами витрина бакалейной лавки. Маленькая фигурка Дидин буквально повисла на комиссаре.
– Идемте! Только не вместе… Идите за мной чуть поодаль, чтобы никто не догадался, что я вас веду…
В одной руке она несла полупустой мешок, в другой – небольшой серп, из тех, которыми обычно режут траву для кроликов. Вскоре они прошли мимо дома Альбера Форлакруа, и стоявший на вахте жандарм по-военному отдал комиссару честь.
Время от времени Дидин оборачивалась, чтобы убедиться, что Мегрэ идет за ней. И вдруг она исчезла, словно проглоченная черной дырой, образовавшейся между двумя домами. Комиссар последовал за ней, прямо в темноту. До его руки дотронулась маленькая ледяная ручка.
– Осторожно! Тут стальные тросы…
Днем это место вряд ли выглядело таким таинственным. Но в темноте, следуя за старой сухонькой ведьмой с серпиком и мешочком в руках, Мегрэ никак не мог сориентироваться. Он споткнулся о гору устричных раковин, затем в нос ему ударил сильный и неприятный запах протухшего мусора.
– Шагайте… Здесь проволочная сетка…
Мерзлые кочаны капусты. Они посреди огорода, за домом. Справа и слева тоже были огороды, разделенные заборами из старой проволоки. Неподалеку зашевелилось что-то живое. Кролики в крольчатнике.
– Я пришла нарезать травы для кроликов… – тихо сказала Дидин, вновь устремляясь вперед.
По сути дела, весь городок состоял из одного ряда домов, вытянувшихся вдоль главной улицы. За домами начинались огороды, а позади них был прорыт ров, заполнявшийся морской водой во время прилива. Потом – бесконечные болота.
– Тише… Теперь лучше не разговаривать… Смотрите под ноги…
Она не выпускала его руки. Через несколько мгновений они уже почти бежали вдоль покрытого белой известью забора. Мегрэ увидел слегка мерцающее слуховое оконце и рядом с ним чей-то силуэт. Он узнал таможенника. Старик прижал палец к губам.
Трудно было сказать, что ожидал увидеть Мегрэ. Но, во всяком случае, не ту сцену, что предстала его глазам, когда он заглянул в окошко – сцену тихую, неподвижную, напоминавшую лубочную картинку из тех, что десятилетиями висят на стенах в крестьянских домах, глядя, как одно поколение сменяется другим.
Жюстен Уло отошел, уступив комиссару место у оконца. Оно оказалось настолько низко, что ему пришлось нагнуться. Первое, что он увидел за стеклом, – стоявший на бочке фонарь, ливший в помещение желтоватый свет.
Мегрэ уже понял, что они находятся прямо за домом Альбера Форлакруа. Он заглядывал в небольшой сарай – такие повсеместно располагаются на задворках крестьянских домов. В них обычно сносятся всевозможные пустые бочки, котелки, старые ржавые инструменты, мешки, корзины, бутылки…
В маленькой печке, где, должно быть, готовилась еда для скотины, а под Рождество наверняка жарили свинину, горело несколько поленьев.
Перед печкой сидели двое: один на ящике, другой на перевернутой корзине. Оба были в резиновых сапогах с отворотами у колен, которые у Мегрэ неизменно ассоциировались с тремя мушкетерами.
Оба сильные, высокие, молодые. Два великана в странных одеяниях. Нет, на них была все та же традиционная одежда разводчиков мидий, но в тусклом освещении казалось, что эти два парня сошли со старинной музейной картины.
