– Отведешь его в соседнее помещение? – попросил Мегрэ инспектора, указывая на Альбера.
Соседним помещением был банкетный зал с выбеленными стенами. Под потолком все так же висели бумажные гирлянды, вдоль стен все так же стояли длинные скамьи для матерей пришедших потанцевать девушек: их так и не убрали после последнего праздника.
– Присаживайтесь, Эро… Через минутку я буду в вашем распоряжении…
Но парень остался стоять. Мегрэ отдавал одно распоряжение за другим, поручал жандарму сторожить Форлакруа, отправлял Межа за бутербродами и пивом.
Все это комиссар делал не торопясь, будто нарочно тянул время. Наверное, Форлакруа и Эро удивлялись такому поведению. Но нити паутины, которые плелись вокруг них до сих пор, наконец-то затянулись намертво.
Было ли у Марселя Эро чувство юмора? Вполне возможно. Он ни на секунду не позволял напускной флегматичности комиссара сбить себя с толку. Следил за Мегрэ глазами, куда бы тот ни направился, и губы его слегка улыбались.
По другую сторону стеклянной двери Форлакруа опустился на скамью, прислонился к стене и вытянул ноги. Жандарм, относясь со всей серьезностью к приказу комиссара, сел напротив и не спускал с задержанного глаз.
– Давно вы прячетесь в доме вашего друга Альбера? – вдруг спросил Мегрэ, глядя в сторону.
Едва услышав свой собственный голос, он понял, что вопросы задавать бесполезно. Выждав несколько секунд, он обернулся к Марселю.
– Я арестован? – уточнил тот, многозначительно поглядывая на наручники.
– Вот постановление, подписанное следственным судьей.
– В таком случае я буду отвечать только судье в присутствии моего адвоката.
Мегрэ оглядел его с ног до головы, не выражая никакого удивления.
– Входи! – крикнул он Межа, который возвращался, нагруженный покупками.
Инспектор разложил на столе паштет, ветчину, хлеб и бутылки с пивом. Потом наклонился к комиссару и попытался что-то прошептать ему на ухо.
– Говори громко! – проворчал Мегрэ.
– Я говорю, Тереза во дворе стоит… Наверное, заподозрила… Сразу спросила меня, не арестовали ли его…
Мегрэ пожал плечами, сделал себе бутерброд, налил пива и снова оглядел Эро с головы до ног. Настаивать было бессмысленно, это комиссар видел ясно.
– Отведи-ка и его в соседнее помещение, Межа. Скажи жандарму, чтобы он не разрешал им переговариваться. А потом возвращайся.
Он расхаживал по кабинету. Ел. Ворчал. Сутулил плечи. Каждый раз, проходя мимо двери, он видел обоих парней, сидевших на скамье в большом белом зале, и жандарма, который наблюдал за ними, насупив брови.
– Все идет как надо, шеф? – спросил Межа, возвращаясь в кабинет.
Он осекся, встретившись взглядом с комиссаром. Бедолага, он еще не привык. Не знал, как себя вести. А Мегрэ продолжал поглощать бутерброд, с какой-то яростью откусывая слишком большие куски; не переставая жевать, шагал туда-сюда, чтобы вновь остановиться перед дверью и посмотреть на двух увальней сквозь стекло.
Вдруг он повернулся к инспектору:
– Приведи мне Дидин…
– Далеко ходить не придется. Когда я возвращался, она дежурила метрах в десяти от входа.
– Пусть идет сюда.
– А Тереза?
– Разве я что-нибудь говорил о Терезе?
Через полминуты старушка уже стояла в зале и с удовольствием рассматривала обоих задержанных. Блестящие наручники на Марселе Эро привели ее в полный восторг.
– Заходите, Дидин. Вы мне нужны.
– Все-таки отыскали этого типа, а?
– Присаживайтесь, Дидин. Пива вам не предлагаю. Или?..
– Я его не люблю. Значит, вы его все-таки арестовали…
– Послушайте, Дидин… И не торопитесь отвечать, потому что это очень важно… Межа, ты или садись, или иди погуляй, только не стой тут истуканом! Вот что, добрая женщина… Представьте себе, что во второй половине дня вам вдруг заявляют, что на ужин у вас будут гости. Приезжий из города. Что бы вы сделали?
Человек, не знающий Дидин, мог бы предположить, что старушка удивится такому неожиданному вопросу, но не тут-то было. У Дидин даже носик заострился, так глубоко она задумалась. Совет не торопиться явно был лишним: вопрос она обдумывала основательно и сосредоточенно.
– А что за гости? – спросила она.
– Почтенные гости…
– И узнала бы я об этом только после обеда? Во сколько?
– Скажем, в четыре с четвертью или в половине пятого.
Мужчины за стеклом – Эро, Форлакруа и жандарм – заглядывали в кабинет, но чувствовали то же, что Мегрэ пару часов назад, стоя у слухового оконца: видно было, как шевелятся губы говорящих, но расслышать что-либо было невозможно.
– Не знаю, правильно ли вы меня поняли. Вы прекрасно знаете Л’Эгийон, местные обычаи… Знаете, где и что из провизии можно купить вот так, если срочно понадобится.
– Курицу резать поздно, – забормотала старуха, будто говорила сама с собой. – Мясо не было бы нежным… К тому же ощипывать и потрошить птицу слишком долго… Комиссар, о каком дне недели речь?
Межа не мог прийти в себя от удивления. Но Мегрэ и не думал улыбаться:
– Вторник.
– Кажется, я понимаю… Речь о прошлом вторнике, верно? Я так и подумала. Даже мужу говорила… Так и сказала: этот человек наверняка где-нибудь поужинал. А раз он не ужинал ни в ресторане, ни у судьи…
– Дидин, отвечайте на вопрос. Что бы вы приготовили ему во вторник?
– Не мясо; скотину забивают по понедельникам, поэтому во вторник мясо еще было бы слишком жестким… Погодите! А во сколько был прилив в этот вторник? Часов в восемь вечера, верно? Значит, Полит был у себя… Я побежала бы к Политу. Он всегда вытаскивает трал во время утреннего прилива. Значит, к полудню во вторник он уже был дома… И если с хорошим уловом…
– Где живет Полит?
– Вы его сейчас не застанете. Он в кафе. Не в «Порте», а в том, что напротив…
– Межа, слышал?
Межа не заставил просить себя дважды и сразу вышел. Старуха продолжала:
– Когда у Полита случается парочка крупных морских языков или хороший солнечник, с этим уже можно что-нибудь сообразить на праздничный ужин. Даже если дома шаром покати. Но… Постойте-ка, комиссар! Кроме Полита есть еще кое-кто… Зависит от того, любите ли вы чибисов… Потому что в таком случае можно забежать и к отцу Руйону, который каждое утро проверяет силки…
Трое мужчин по-прежнему сидели за стеклянной дверью. Форлакруа мрачно смотрел перед собой. Эро, несмотря на наручники, умудрился закурить сигарету и теперь щурился от дыма.
– Вот только чтобы приготовить чибисов, нужны…
Межа уже пересекал зал в сопровождении худого рыбака с острым носом и кирпичным цветом лица, который изумленно остановился перед Марселем.
– Вот те на! Все-таки сдался?
– Входите! – вмешался Мегрэ. – Это вас зовут Политом?
Рыбак подозрительно глянул на старуху. Что такого она о нем рассказала, раз его вызвали в мэрию?
– Вот что, Полит… Попытайтесь вспомнить прошлый вторник.
– Вторник… – бессмысленно повторил рыбак.
– День ярмарки в Сен-Мишеле! – уточнила Дидин. – День прилива высотой сто восемь…
– Ну и что… Что я такого натворил в тот день?
– Напился, как всегда! – не удержалась Дидин.
– Где вы были во второй половине дня?
Неугомонная Дидин тут же ответила за него:
– В кафе, где же еще! Он бы там ночевал, если б мог… Верно, Полит?
– Я просто хотел спросить, не покупал ли кто-нибудь у вас в тот день рыбу? Крупную рыбу?
Форлакруа, сидя в зале, бросил на них мрачный взгляд. Полит подумал, повернулся к Дидин и с обескураживающей искренностью спросил:
– День прилива сто восемь… А ты, случайно, не помнишь?
Вдруг он взглянул на застекленную дверь и хлопнул себя по лбу. Лицо старухи озарила торжествующая улыбка.
– Альбер-то как раз и покупал! – заявил рыбак. – Я помню, потому что он очень торопился… Я как раз доигрывал партию с Дево и Френьем. «Погоди минутку», – говорю я ему. Потом смотрю: у него терпение заканчивается; тогда я велел ему самому взять у меня в лодке то, что понравится.
– Сколько морских языков он взял?
– Точно не знаю. Я разрешил ему брать, сколько нужно. Мы, кстати, до сих пор не рассчитались…
– Это все, что я хотел знать. Можете идти. Вот еще что: скажите, Дидин, а где живет женщина, которая убирает дом Альбера Форлакруа?
– Это как раз его дочь.
– Полита?
– Да. Но она не живет с отцом… Если хотите с ней поговорить, лучше поторопиться, она рано ложится спать. К тому же, радость какая, ребенка ждет. В год по одному рожает, ей-богу! И все от разных…
– Межа! Приведешь ее сюда? Только повежливее с ней, слышишь!..
Комиссар начинал заводиться. Полит на пороге ждал разрешения удалиться, и в конце концов ушел с инспектором, которому указал на домик, где жила его дочь.
