Похороны прошли очень эмоционально, на них присутствовали почти все политики и парламентеры. Среди тех, кто нес гроб, было три члена кабинета министров и заместители ректоров двух университетов. Несмотря на май, день выдался очень холодным, северный ветер принес дождь, и, по словам Айвора, деревья на маленьком церковном кладбище раскачивались и сердито размахивали ветками, словно руками. Играли «Марш мертвых» из «Суллы», так как это произведение любил Сэнди – кажется, ему особенно нравилась история Суллы, Самуила и эндорской ведьмы. Некоторые вкусы объяснить невозможно. Между прочим, почему мы всегда говорим об ариях Генделя и другой музыке, что она «в» «Сулле» или «Федре», или где-то там еще, когда она «из», если ее написал Моцарт или, скажем, Бетховен? Никто мне не смог этого объяснить.
Айвор приехал в Хэмпстед после похорон, выпил бокал более крепкого бренди, чем обычно, добавив всего капельку содовой, и мрачным тоном сообщил, что его так потрясло это происшествие, что он склонен отложить или даже отменить свой подарок ко дню рождения. Но этого сделать он не мог, поскольку уже договорился с Хиби встретиться в пятницу, 18 мая, а также с Ллойдом и Дермотом.
Айрис сказала, что ему наверняка станет лучше к этому дню, ведь до него еще почти две недели. И это всего лишь его обычное свидание с Хиби, не считая того, что оно состоится в нашем доме и ее доставит туда машина.
– Ну, это не совсем так, – ответил Айвор, напуская на себя таинственность, но на этот раз он обошелся без своей знаменитой улыбки. – Я думаю, что могу столкнуться с некоторыми осложнениями. Но я вам все расскажу после того, как это произойдет.
– Я надеюсь, что ты упустишь определенные подробности.
– Ты понимаешь, что я имею в виду, – прервал меня Айвор и коротко выругался.
Раньше я никогда от него ничего подобного не слышал, и в тот раз я посчитал, что это можно объяснить его плохим настроением.
Айвор пробыл у нас недолго и уехал на Олд-Пай-стрит на такси, сказав, что ему предстоит еще разобрать много бумаг к следующему утру. После его отъезда Айрис сказала:
– Я все думаю об этой загадочной Хиби. Как ты считаешь, что она говорит мужу, когда отправляется на эти романтические свидания? Может, вскользь бросает, что едет в кино? Я думаю, так и есть, потому что не могу придумать другого места, куда респектабельная молодая женщина, имеющая мужа и ребенка, могла бы отправиться одна. То есть могла бы сказать, что идет одна.
Я ответил, что, по-моему, она могла бы сказать, будто встречается с подругой. Например, они собрались вместе поужинать или сходить в клуб.
– Тогда эта подруга должна быть соучастницей. Подруга должна иметь наготове историю на тот случай, если муж Хиби ее встретит. Эту роль может сыграть женщина… а может, у Хиби есть друзья-геи? Тогда они тоже подойдут для этого, правда? Не забывай, этот соучастник должен быть наготове и подтвердить рассказ Хиби в любой момент своими рассуждениями о том, как ей или ему понравился фильм или еда. Не могу себе представить, чтобы я сказала тебе, будто иду в кино, а в действительности отправилась на любовное свидание и легла в постель с другим мужчиной. Да у меня язык не повернулся бы!
– Надеюсь, ты не ляжешь в постель с другим мужчиной, – сказал я.
– Уверена, никогда не сделаю этого, но если бы это произошло, то я бы все тебе выложила. Почему эта Хиби Фернал продолжает жить с мужем под одной крышей? Потому что он ее содержит? Это низко, не правда ли?
– Все это низко, – подтвердил я, – и Айвор это понимает. Но он очарован этой девушкой. Он ее не любит, но хочет продолжать эти отношения. Возможно, Хиби не уходит от Джерри… как его… Фернала не потому, что любит его, а потому, что он испытывает к ней определенные чувства. Откуда мы знаем, может быть, он догадывается о чем-то, но умоляет не бросать его. Делай что хочешь, только не уходи.
На лице Айрис отразилось сомнение. Она не могла такого себе представить.
– Но такие отношения между ними… если она все время лжет мужу, а он уже догадывается об этом и боится спросить, что это за брак? Думаю, ты не прав, Роб.
Я действительно ошибался. Правда, Джерри Фернал любил Хиби, но не знал, какую женщину любит. Он возвел ее на пьедестал и поклонялся лишь образу, который сам создал. Это довольно часто встречается, но это не устроило бы такого реалиста, как я. Во всяком случае, я сомневаюсь, что способен на такой самообман. Я не наделен богатым воображением. В конце дневника бедной Джейн Атертон всплыла правда, мрачная и шокирующая, если это была правда, а не то, что она видела через искаженные линзы жалости к самой себе. Что касается Джейн, она и была той подругой, которая согласилась обманывать Джерри Фернала, снабжая его при необходимости правдоподобными причинами отлучек Хиби, и очень скоро мы узнали о ней от Айвора. Именно мой шурин первым применил это слово, назвав эту неизвестную нам тогда даму «леди для алиби».
– Мы все пользуемся этим словом, – помню, сказал я тогда, – но знаем ли мы, что оно значит? Я – нет. Алиби – странное слово. Судя по книгам, так говорят детективы, но используют ли его настоящие полицейские?
– Это звучит по-арабски, – заметила в свою очередь моя жена.
Я посмотрел в словарь и нашел, что «алиби» на латыни значит «где-то в другом месте».
– Ну, это логично, – согласилась Айрис. – Та, кто обеспечивает алиби, скажет Джерри Ферналу, что Хиби была с ней, а в действительности Хиби была в другом месте с Айвором. И этой «леди для алиби» не придется делать это часто, потому что они с Джерри редко встречаются. Интересно, как эта подруга к этому относится.
– Думаю, она говорит себе, что хранит верность Хиби, а не ее мужу.
– Знаешь, Роб, я начинаю испытывать нездоровый интерес ко всей этой интриге, и лучше мне это прекратить.
И Айрис больше не затрагивала этой темы. Нам было о чем подумать и поговорить. Мы так друг другу и сказали, заключив нечто вроде пакта, которого придерживались довольно успешно, – не размышлять больше об Айворе и его тайном романе. Мы одолжим ему наш дом, как обещали, и спокойно уедем. Я отдал шурину ключ в тот вечер, когда он пришел к нам после похорон Сэнди Кэкстона, и он должен был опустить его в почтовый ящик, когда будет уходить. Я не хочу сказать, что мы не приняли в этом деле участия, когда события приняли совсем иной оборот. Мы были вынуждены. Иначе Айвор остался бы совсем один, и ему пришлось бы нести эту неподъемную ношу одному – до тех пор, пока не появилась Джульетта.
Та пятница была первым днем, когда бедняге Сэнди не уделили места на первой странице ежедневной газеты. Вместо него горячей новостью стал мультимиллионер Дэмиен Мейсон, который собирался купить какую-то футбольную команду на севере Англии. Поместили его фотографию – низенький, толстый человечек с небольшой бородкой. Рядом с ним – жена, Келли, в шортах и тесной футболке. Айрис начала выздоравливать после гриппа, и я думаю, это было первое утро, когда она не чувствовала себя больной. С другой стороны, наша дочь Надин немного капризничала и злилась, но выглядела вполне здоровой, поэтому, сделав пару необходимых звонков клиентам, мы отправились в Монкс Крейвери. Перед отъездом Айрис поменяла постельное белье на нашей огромной, низкой кровати, и хотя я просил ее не беспокоиться, накрыла кофейное пятно (или кровавое) ковриком из комнаты Надин.
Был погожий денек, первый по-настоящему хороший весенний день.
Я начала эти записки потому, что у меня возникло предчувствие. Оно появилось тогда, когда Хиби попросила меня обеспечить ей алиби. Она уже давно просит меня об этом, и я всегда это делаю, но на этот раз все было иначе. Это алиби было важнее, чем любое другое. Во-первых, мне пришлось бы обеспечивать его дольше, чем обычно, и, во-вторых, это был день ее рождения. Я хочу сказать, что она собралась отметить этот праздник не с семьей, а там, куда собиралась. Именно там был подарок ко дню ее рождения.
Когда Хиби мне это сообщила, меня охватило дурное предчувствие. Все пойдет не так, как нужно. Мое предчувствие подсказывало мне, что все сложится катастрофически неудачно. Я должна быть осторожной. Именно тогда я решила записывать события. Я собираюсь делать это не в тетради, а на листах бумаги, а потом скреплять их вместе и прятать в коробку из-под обуви. Я буду хранить ее в единственном шкафу, который имеется в моей крохотной квартирке. А если я когда-нибудь перееду, то возьму ее с собой. Коробки для обуви всем мешают, и сегодня в большинстве магазинов вас спрашивают, когда вы покупаете обувь, нужна ли вам коробка. Они почти никому не нужны, и остается только гадать, куда магазины девают все эти сотни, тысячи, миллионы коробок. Когда я покупала последнюю пару обуви, меня заставили взять коробку – больше я этого не сделаю, – вот почему у меня нашлось место, куда можно спрятать все эти записки.
Моя коробка вполне подходит, потому что, когда я приобрела эти туфли, Хиби была со мной и купила сапоги. Может быть, следовало бы сказать, что это я была с Хиби, а не наоборот, а все потому, что всегда возникало именно такое ощущение. Сапоги были из черной лакированной кожи на очень высоких каблуках и со шнуровкой спереди до самого колена.
