Латыш выпил кофе в холле, велел принести ему легкое пальто, спустился вниз по Елисейским Полям и через два часа вошел в местный кинотеатр.
Вышел он оттуда только в шесть вечера, не обмолвившись ни с кем и словом, не написав никому записки и не сделав ни одного подозрительного жеста.
Уютно устроившись в кресле, он внимательно следил за перипетиями какого-то наивного фильма.
Если бы он обернулся, направляясь после сеанса к площади Оперы, чтобы выпить аперитив, он бы заметил в поведении Мегрэ первые признаки неуверенности.
А быть может, он чувствовал, что комиссар начинает в нем сомневаться?
Это было настолько близко к истине, что, сидя в темноте перед экраном с мелькающими картинками, в которые он даже не вникал, Мегрэ не переставал рассматривать возможность внезапного ареста.
Но он прекрасно понимал, что его ждет в этом случае. Ни одного вещественного доказательства! Зато сколько будет давления на следственного судью, прокуратуру, возможно, даже на Министерство иностранных дел и Министерство юстиции!
Он шел, немного сутулясь. Рана причиняла ему боль, а правая рука все больше немела. А ведь врач ему настоятельно рекомендовал:
– Если боль будет усиливаться, немедленно ко мне! Это означает, что рана воспалилась.
И что с того? Разве у него было время об этом думать?
«Вы только взгляните на это!» – воскликнула утром одна из клиенток «Маджестика».
Да, черт возьми! Ведь это – полицейский, который всеми силами пытается помешать крупным мошенникам продолжать свои подвиги, а также стремится отомстить за своего коллегу, убитого в этом самом отеле!
Это – мужчина, который не имеет возможности одеваться у английских портных, у которого нет времени каждое утро ходить к маникюрше и жена которого, смирившись, вот уже три дня напрасно готовит ему обед, не зная, все ли с ним в порядке.
Это – комиссар первого класса с жалованьем в две тысячи двести франков в месяц, который, закончив дело и посадив убийц в камеру, должен часами сидеть за столом, составляя список своих расходов, прикрепляя к нему чеки и оправдательные документы, а затем еще долго препираться с кассиром!
У Мегрэ не было ни машины, ни миллионов, ни многочисленных помощников. И если он позволял себе привлекать к делу одного-двух полицейских, потом ему приходилось доказывать необходимость этого.
Петерс Латыш в двух шагах от него расплачивался за свой аперитив банкнотой в пятьдесят франков, не требуя сдачи. Это было либо настоящей манией, либо блефом! Затем он вошел в магазин мужской одежды и (разумеется, ради развлечения) целых полчаса выбирал себе дюжину галстуков и три домашних халата, после чего небрежно бросил свою визитку на стойку и направился к выходу в сопровождении заискивающего, с иголочки одетого продавца.
Похоже, рана действительно воспалилась. Иногда все плечо пронзала острая боль, и у Мегрэ ныла грудь, словно желудок тоже вышел из строя.
Улица Мира, площадь Вандом, улица Фобур-Сент-Оноре! Петерс Латыш продолжал свою прогулку.
Наконец, «Маджестик», лакеи которого бросились открывать ему дверь.
– Шеф…
– Опять ты?
Это был инспектор Дюфур, нерешительно топтавшийся на месте, и в глазах его сквозила тревога.
– Послушайте… Она исчезла…
– Что ты несешь?
– Клянусь, я сделал все, что мог! Она вышла из «Селекта». Минуту спустя зашла в дом номер 52, там находится ателье. Я ждал целый час, пока не догадался спросить швейцара. Ее никто не видел в салонах второго этажа. Она просто прошла через здание, там есть выход на улицу Берри…
– Ладно!
– Что мне делать дальше?
– Отдыхать!
Дюфур посмотрел на Мегрэ и виновато отвел взгляд.
– Клянусь вам, я…
К большому удивлению инспектора, комиссар похлопал его по плечу.
– Ты славный парень, Дюфур! Не переживай!
И он вошел в «Маджестик». Заметив кислую гримасу управляющего, усмехнулся ему в ответ.
– Что Латыш?
– Только что поднялся в свой номер.
Мегрэ решил поехать на лифте.
– Третий этаж.
Он набил трубку табаком и, усмехнувшись еще горше, осознал, что не курил уже несколько часов.
Оказавшись перед дверью семнадцатого номера, он без колебаний постучал. Ему крикнули: «Войдите!» Что он и сделал, закрыв за собой дверь.
В гостиной, помимо радиаторов, был еще и камин, но огонь в нем разжигали, скорее всего, в декоративных целях. Латыш, облокотившись на каминную полку, подталкивал носком ботинка какую-то бумагу, явно желая, чтобы она быстрее сгорела.
С первого же взгляда Мегрэ понял, что Латыш уже не так спокоен, как раньше, но комиссар прекрасно владел собой и ничем не выдал своей радости.
Своей огромной рукой он взялся за спинку крошечного золоченого стула на хрупких ножках и, поставив его в метре от камина, уселся верхом.
Возможно, дело было в его трубке, вновь оказавшейся в зубах? Или причиной стала реакция всего его существа на состояние подавленности, скорее, даже нерешительности, которое ему пришлось пережить?
Как бы то ни было, но в эту минуту он был тверд, как никогда. Он стал дважды Мегрэ, если можно так выразиться. Массив, вырубленный из старого дуба, а если быть точнее, из камня.
Он положил оба локтя на спинку стула. И чувствовалось, что, доведенный до крайности, он вполне может взять противника за горло своими огромными ручищами и ударить головой об стену.
– Мортимер вернулся? – произнес он.
Латыш, не сводивший глаз с догорающей бумаги, медленно поднял голову.
– Не знаю.
Его пальцы судорожно сжались, что не ускользнуло от внимания Мегрэ. Он также заметил, что возле спальни стоял чемодан, которого прежде в номере не было.
Это была дешевая дорожная сумка, стоившая не больше сотни франков, которая совершенно не вписывалась в общий интерьер.
– Что внутри?
Латыш не ответил. Только лицо его нервно дернулось. Наконец он спросил:
– Вы меня арестуете?
Казалось, в его встревоженном голосе проскользнуло некое подобие облегчения.
– Не сейчас.
Мегрэ встал, подошел к сумке, подвинул ее ногой к камину и открыл.
Там оказался совершенно новый серый костюм, купленный в магазине: на нем еще висел ценник.
Комиссар снял телефонную трубку.
– Алло!.. Мортимер вернулся? Нет?.. Кто-нибудь приходил в семнадцатый номер? Алло!.. Да… Пакет из магазина одежды на Больших бульварах? Нет, не нужно его сюда приносить…
Он повесил трубку, спросил с хмурым видом:
– Где Анна Горскина?
Наконец-то он чувствовал, что идет в правильном направлении!
– Ищите.
– Иными словами, ее нет в номере. Но она здесь была. Принесла эту сумку и письмо.
Поспешным движением Латыш разбросал пепел от сгоревшей бумаги, так что от него осталась только пыль.
Комиссар понимал, что сейчас не время бросать слова на ветер: он напал на нужный след, но из-за малейшего неверного шага может потерять свое преимущество.
Повинуясь привычке, он встал и так порывисто шагнул к камину, что Петерс вздрогнул и сделал едва уловимый жест, словно защищаясь, но тут же опустил руки и покраснел.
Потому что Мегрэ просто подставил спину огню. Он курил свою трубку мелкими глубокими затяжками.
Повисла долгая тяжелая пауза, наполненная таким глубоким смыслом, что это действовало на нервы.
Латыш был весь как на иголках, но старался сохранять хладнокровие. Вслед за Мегрэ он закурил сигару.
Комиссар принялся расхаживать по комнате, хотел опереться на круглый столик с телефоном, но чуть не сломал его.
Его собеседник не видел, что он нажал на кнопку, не сняв трубку. Результат не заставил себя ждать. Раздался звонок из администрации отеля:
– Алло! Вы звонили?
– Алло! Да… Что вы говорите?
– Алло! Это администрация отеля!
И Мегрэ с невозмутимым видом произнес:
– Алло!.. Да… Мортимер?.. Спасибо! Я к нему сейчас подойду.
– Алло! Алло!..
Не успел он положить трубку, как телефон зазвонил снова. Голос управляющего настаивал:
– Что происходит? Я ничего не понимаю!
– Черт! – выругался Мегрэ.
И посмотрел на Латыша, который сильно побледнел и, похоже, был не против сбежать.
– Ничего страшного! – сказал ему комиссар. – Мортимер-Левингстон вернулся. Я попросил, чтобы меня предупредили.
Он увидел, что лоб его собеседника покрылся испариной.
– Мы говорили о дорожной сумке и письме, которое в нем лежало. Анна Горскина…
– Мы не говорили об Анне.
– Правда? А мне показалось… Что, письмо разве не от нее?
– Послушайте…
Латыш дрожал всем телом. Это бросалось в глаза. Он очень сильно нервничал. Все его лицо, все тело странно подергивались.
– Послушайте!..
– Слушаю! – процедил Мегрэ, стоя спиной к огню.
