Вульф как гостеприимный хозяин любезно предложил инспектору пива, но тот отказался.
– Послушайте, – заявил он, – ну разве можно так себя вести! Думаете, я не понимаю, что Синтия Браун описала убийцу Гудвину и, скорее всего, даже назвала ему имя. А вы самым бессовестным образом утаили от полиции важные сведения. – Он развел руками. – Разумеется, вы станете это отрицать, а я ничем не смогу доказать свою правоту. Как, впрочем, и вы свою.
Вульф сделал глоток, вытер губы, поставил стакан на стол и промурлыкал:
– Не знаю, как вы, инспектор, а я, если не возражаете, попробую доказать, что ваши обвинения в наш адрес несправедливы. На начальном этапе следствия мы знали об убийце ничуть не больше вашего.
Кремер подался вперед:
– Да неужели? А почему же, в таком случае, вы отправили письмо именно миссис Карлайл?
Вульф пожал плечами:
– Это был всего лишь логический вывод из имеющихся у нас предпосылок. Я предположил, что убийца захотел задержаться в доме до тех пор, пока тело не обнаружат. Эту гипотезу стоило проверить. Если бы письмо Гудвина осталось без ответа, тогда бы я понял, что ошибся, и…
– Да, тут все понятно, но вы выбрали именно ее?
– Среди оставшихся гостей были всего две женщины. Миссис Орвин сразу отпадала: с такой фигурой практически невозможно выдавать себя за мужчину. И потом, она вдова, тогда как разумно было предположить, что Дорис Хаттен была убита ревнивой женой, которая…
– Но почему же все-таки женщина? Отчего не мужчина?
– Ах, это… – Вульф поднял стакан и осушил его, смакуя пиво дольше обычного, а затем с особой тщательностью вытер губы и аккуратно поставил опустевший стакан на поднос. Он наслаждался каждым мгновением. – Я же говорил вам еще тогда, когда мы сидели в столовой… – он указал пальцем за стену, – что вы пропустили мимо ушей некий факт, который я собирался обдумать. Позже я с удовольствием рассказал бы вам о нем, если бы вы не поступили столь безответственно и недоброжелательно, опечатав кабинет. Это заставило меня усомниться в том, что вы сможете предпринять нужные шаги, заинтересовала меня любые мои советы, а потому я решил действовать самостоятельно. Но вернемся к детали, которая сразу заинтересовала меня: если помните, мисс Браун призналась мистеру Гудвину, что в жизни не узнала бы «его», не будь на «нем» шляпы. На протяжении всего разговора она использовала местоимение мужского рода, и это вполне естественно, потому что в тот октябрьский день в квартиру Дорис Хаттен нанес неожиданный визит именно мужчина, и этот образ запечатлелся в ее сознании. И вот сейчас она снова встретила убийцу в моей оранжерее, где не было ни одного представителя сильного пола в шляпе. Мужчины оставляли свои головные уборы внизу. Дамы же, в отличие от них, почти все были в шляпах! – Вульф поднял руку и заключил: – Значит, убийца – женщина!
Кремер не сводил с него взгляда.
– И все равно я вам не верю, – категорически заявил он.
– У вас сохранилась стенограмма отчета мистера Гудвина о том разговоре. Сверьтесь с ней.
– И все равно это не укладывается у меня в голове.
– Были и другие детали, – невозмутимо продолжал Вульф. – Например: у человека, задушившего Дорис Хаттен, имелся ключ от ее квартиры. Но, разумеется, ее «благодетель», измысливший столько предосторожностей, чтобы никому не попасться на глаза, не стал бы врываться в квартиру в неурочный час, рискуя застать там посторонних. А кто еще имел возможность изготовить дубликат ключа, как не ревнивая жена этого самого «благодетеля»?
– Говорите хоть весь день. Я ни единому вашему слову не верю.
Ну что же, подумал я, заметив на лице Вульфа самодовольную улыбку, у Кремера Опечатывателя Кабинетов есть выбор: верить в эти россказни или нет.
Лично у меня никакого выбора не было.
Молодая женщина вынула из сумочки какой-то розовый листочек, поднялась с красного кожаного кресла, положила бумажку на стол Ниро Вульфа и уселась обратно. Я считал своим долгом быть в курсе происходящего, а к тому же хотел уберечь босса от необходимости тянуться через весь стол. Поэтому я встал, взял листочек и передал Вульфу, но сначала взглянул на него сам. Это был чек на пять тысяч долларов, выписанный на его имя сегодня, четырнадцатого августа, и подписанный Маргарет Майон. Мельком взглянув на чек, Вульф снова бросил его на стол.
– Я подумала, – сказала женщина, – что лучше всего начать разговор именно так.
Устроившись в кресле за своим собственным столом, я внимательно разглядывал посетительницу. Пожалуй, не всегда первое впечатление самое верное. Когда она позвонила утром в субботу, чтобы договориться о встрече, у меня мелькнуло какое-то смутное воспоминание: несколько месяцев тому назад я вроде бы встречал фотографию миссис Майон в какой-то газете. Тогда я решил, что личная встреча с ней вряд ли будет приятной, но теперь усомнился в своей правоте. Обаяние этой женщины крылось не во внешности – между нами говоря, довольно заурядной, – но в том, как она умела этой внешностью пользоваться. Я вовсе не имею в виду какие-то ужимки. Постараюсь объяснить. Вот, например, губы у миссис Майон не были особенно привлекательными, даже когда она улыбалась, а вот улыбка – была. Глаза у нее тоже были самые обычные: карие, ничего особенного, но я с удовольствием наблюдал, как она озирается вокруг, переводит их с Вульфа на меня, а с меня – на мужчину, который явился вместе с ней и сидел теперь слева от спутницы. Я на глаз прикинул возраст миссис Майон: думаю, до тридцатилетнего юбилея ей оставалось еще года три, не меньше.
– А тебе не кажется, – спросил мужчина, – что сперва нам стоило бы уточнить кое-какие детали?
Голос его звучал напряженно и слегка хрипло, да и выражение лица у мужчины было соответствующее. Незнакомец был чем-то сильно обеспокоен и даже не пытался скрывать этого. При более подходящих обстоятельствах он вполне мог бы сойти за лидера нации, решительного и целеустремленного – учитывая, какие у него были глубоко посаженные серые глаза и мощный волевой подбородок, – но только не в этой позе. Бедняга скрючился на стуле так, словно что-то грызло его изнутри. Миссис Майон представила нам своего спутника как мистера Фредерика Уэпплера. Я знал это имя (Уэпплер вел музыкальную колонку в «Газетт»), но не смог припомнить, упоминалось ли оно в связи с событием, из-за которого фотографии миссис Майон попали в прессу.
Повернувшись к нему, наша посетительница слегка покачала головой:
– А какой в этом смысл, Фред? Право, никакого. Давай уж мы сразу выложим всё как есть и послушаем, что нам скажут. – И она улыбнулась Вульфу; впрочем, я не уверен, что это была именно улыбка, а не оригинальный способ складывать губки. – Мистер Уэпплер не слишком хотел приходить сюда, и мне пришлось его уговаривать. Мужчины по натуре своей осмотрительнее женщин, не так ли?
– Да, – согласился Вульф и добавил: – Слава Всевышнему.
Она кивнула:
– Полагаю, вы правы. – Последовал взмах руки. – Этот чек доказывает серьезность наших намерений. Мы попали в беду и нуждаемся в вашей помощи. Видите ли, какое дело, мы хотим пожениться, но не можем. То есть… наверное, я должна говорить только за себя… Я хочу выйти замуж за Фреда. – Она посмотрела на Уэпплера; сейчас на ее губах несомненно играла улыбка. – А ты хочешь жениться на мне, Фред?
– Да, – пробормотал он. Затем вдруг вскинул подбородок и вызывающе уставился на Вульфа. – Ну до чего же неловкая ситуация, не правда ли? Наши отношения никоим образом вас не касаются, и все-таки мы явились к вам за помощью. Мне тридцать четыре года, и я впервые… – Он умолк. Немного помолчав, сухо произнес: – Я люблю миссис Майон и хочу на ней жениться. Больше всего на свете. – Тут взгляд Уэпплера обратился к возлюбленной, и он тихо взмолился: – Пегги!
Вульф хмыкнул:
– Будем считать это установленным фактом. Вы оба мечтаете о свадьбе. Что же вам мешает?
– Мы не можем пожениться, – сказала Пегги. – Ну просто никак. Все из-за… возможно, вы помните, что писали газеты о смерти моего мужа? Это было в апреле, четыре месяца назад. Альберто Майон, оперный певец?
– Да, что-то такое было. Напомните мне, пожалуйста.
– Ну, он умер… совершил самоубийство. – Теперь от улыбки ее и следа не осталось. – Фред… то есть мистер Уэпплер и я нашли тело. Это случилось в апреле, в семь часов вечера, во вторник, в нашей квартире на Ист-Энд-авеню. Как раз в тот день мы с Фредом поняли, что любим друг друга, и…
– Пегги! – резко перебил ее Уэпплер.
Она бросила на него взгляд и вновь обратилась к Вульфу:
– Полагаю, сперва стоит уточнить. Фред считает, нам следует сообщить лишь информацию, необходимую, дабы ввести вас в курс дела. А мне кажется, чтобы вы смогли разобраться, следует рассказать абсолютно все. Вы сами как думаете?
– Там видно будет. Продолжайте. Если возникнут вопросы, я их задам.
