На лбу у Рэймонда выступила испарина, и он вытер ее дрожащей рукой. Документов о своем рождении он так и не нашел, если только они не лежали в одном из конвертов, которые он намеревался просмотреть на досуге. Рэймонд был так сосредоточен на предмете своих поисков и настолько торопился, что не заметил исчезновения жестяной коробочки, где Пенхаллоу держал деньги. Обыскав самый большой шкаф, он в нерешительности взглянул на другие, стараясь припомнить, что в них хранил отец. Наконец подошел к инкрустированному комоду и стал методично выдвигать его ящики. Но там была только одежда. Рэймонд открыл лакированный шкафчик и, распахнув дверцы, увидел щетки для волос с ручками из слоновой кости, одежные щетки, расчески, коробочки с запонками, бритвы и маникюрные ножницы. Закрыв дверцы, он решил, что всю эту историю отец выдумал, желая поиздеваться над ним. Ведь если бы подобный документ существовал, он наверняка хранил бы его под рукой. Рэймонд вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. В коридоре он увидел сморкающегося Рубена.
– Я послал младшего садовника за Лифтоном, но теперь он хозяину не поможет, – хрипло произнес дворецкий.
– И без тебя знаю. Надо сообщить миссис Пенхаллоу. Я пойду оденусь. Пусть кто-нибудь принесет мне горячей воды для бритья. И до прихода Лифтона в спальню к отцу никого не пускай.
– Я останусь с ним, – заявил Рубен. – Вам с миссис Пенхаллоу, конечно, все равно, но я его одного не оставлю! Я помню хозяина еще мальчишкой, не выше этого комода, такой сорванец был, другого такого не сыщешь! Всю жизнь я находился рядом с ним, а уж теперь и подавно его не оставлю.
– Поступай как знаешь. Ты вытряхнул из койки этого придурка? Где он?
– Джимми? – презрительно усмехнулся Рубен. – Он так и не явился, распутник. Гуляет почем зря чуть ли не каждую ночь!
– Ничего, скоро этот ублюдок прижмет свой грязный хвост! – мрачно пообещал Рэймонд.
Неожиданно он вспомнил, с каким выражением смотрел на него Джимми накануне вечером, и, быстро отвернувшись, побежал вверх по лестнице, чувствуя, как внутри у него все похолодело. Его сознание, едва освободившись от страха, снова погрузилось в пучину пугающей неизвестности. Если Джимми все знает, то о спокойной жизни придется забыть. Что же делать? Подкупить его? Услать куда-нибудь подальше? Нет, лучше задушить этого подлеца. Рэймонд представил, как Джимми будет годами вымогать у него деньги, а сам он станет жить в вечном страхе, что негодяй по своей природной подлости или жадности, которую его жертва не сможет удовлетворить, в конце концов выложит все Ингрэму. Смерть отца, поначалу казавшаяся подарком судьбы, в мгновение превратилась в нечто таящее в себе скрытую опасность. А Марта? С ней тоже придется что-то делать. Но что? Она так предана Пенхаллоу, что не захочет перечить ему и после его смерти. Тут не поможет никакая взятка, и все будет зависеть от того, что отец успел рассказать ей.
Рэймонд шагнул к себе в спальню и захлопнул дверь. Вскоре раздался деликатный стук, и в комнату вошла Лавди с кувшином горячей воды. Он хмуро взглянул на нее, подумав, что смерть Пенхаллоу будет ей на руку. Однако лицо ее было невозмутимо, а во взгляде черных глаз читалось лишь застенчивое уважение к хозяину.
– Я принесла вам воду для бритья, сэр, – мягко произнесла Лавди. – Кажется, у нас большое несчастье.
– Доктор уже приехал?
– Нет, сэр.
Она поставила кувшин на мраморный умывальник и накрыла его сложенным полотенцем.
– Скажи Рубену, чтобы он сразу же позвал меня, когда появится доктор. Твоя хозяйка уже знает о произошедшем?
– Она пока спит. Я ей сообщу, когда понесу чай.
– Скажи ей прямо сейчас. И миссис Гастингс тоже.
– Миссис Гастингс нет дома. Она спозаранку отправилась на конюшню. И Барт тоже, – добавила Лавди, направляясь к двери.
Рэймонда покоробило, что она назвала его брата по имени, намеренно опустив слово «мистер», но он промолчал и принялся бриться. Его лицо было наполовину покрыто пеной, когда в комнату бесцеремонно вломился Юджин. Рэймонд увидел его в зеркале и чуть не рассмеялся при виде его раздосадованного лица. В отличие от тех, для кого смерть Пенхаллоу была небесным благословением, Юджин видел в ней только угрозу для своей праздной и беззаботной жизни. Он все еще был в пижаме и халате, а небритый синеватый подбородок придавал его внешности не самый респектабельный вид.
– Это правда? – с порога спросил Юджин.
– Господи, ты отлично знаешь, что это правда!
– Да, конечно. Вивьен сказала мне, но я не могу поверить! Когда это случилось, тебе известно?
– Нет. Он уже остыл, вот все, что могу сообщить тебе.
Юджин вздрогнул.
– Детали можешь опустить.
Он смерил Рэймонда взглядом и с кривой усмешкой произнес:
– Ну что же, теперь ты получишь то, чего так долго дожидался. Поздравляю!
– Спасибо! – бросил Рэймонд, вытирая бритву.
– Знаменательный день в твоей жизни.
Юджин засунул руки в карманы халата и опустил плечи.
– Надеюсь, от меня ничего не потребуется?
– А чем ты можешь помочь?
– Ничем, разумеется. К завтраку я, пожалуй, не выйду. Это такой удар для меня, к тому же я плохо спал.
– Ты ничего не слышал?
– Если бы услышал, непременно спустился бы вниз.
Юджин направился к выходу, но в дверях столкнулся с бледным как полотно Бартом.
– Рэймонд! – закричал тот, бесцеремонно отталкивая Юджина. – Лавди сказала мне, что отец…
– Да, это правда, – спокойно ответил тот, пристегивая воротничок. – Похоже, он умер во сне. Я жду доктора Лифтона.
– Внизу стоит машина Рейма. Когда… Кто его нашел? С ним кто-нибудь был?
Рэймонд завязал галстук и надел пиджак.
– Нет, никого. Марта обнаружила отца уже мертвым, когда пришла утром. Извини, я должен идти. Ты говоришь, приехал Рейм?
В полуоткрытую дверь постучала Лавди.
– Мистер Рэймонд, приехал доктор Рейм. Мистер Лифтон заболел гриппом. Мне кажется, ему надо будет подняться к хозяйке, когда он закончит все внизу. Когда она узнает, ей наверняка станет плохо.
– Если ей потребуется врач, пусть сама пошлет за ним, – безжалостно ответил Рэймонд и вышел из комнаты.
Лавди посмотрела на Барта, стоявшего у окна с кнутом в руках.
– Я приготовлю тебе чай, дорогой, – ласково произнесла она.
Он покачал головой:
– Нет, не надо. – Подбородок у него задрожал. – А я еще проклинал его вчера вечером. О господи, отец…
Лавди приблизилась к нему, не обращая внимания на Юджина, бесстыдно разглядывавшего ее.
– Не терзай себя, милый! Эти проклятия ничего не значат. Ты был ему хорошим сыном, и он всегда это знал.
– Нет, не был! Я думал… я не верил… но он действительно был болен! Я не хотел его смерти! Я… его так любил, старого черта! Господи, ну почему он умер, пусть бы лучше разносил нас всех в пух и прах! – Его голос сорвался, и, прижав руку к мокрым глазам, он выбежал из комнаты.
– Боюсь, дорогая Лавди, что эта смерть расстроит его гораздо сильнее, чем ты ожидала, – ехидно заметил Юджин.
– Так и должно быть, – невозмутимо заметила она, убирая в шкаф халат Рэймонда. – Вы позволите, сэр?
Он посторонился, слегка уязвленный ее хладнокровием, и Лавди отправилась в буфетную, чтобы взять там поднос с чаем для своей хозяйки.
Накануне вечером Фейт уснула без снотворного. Она ушла к себе после того, как Пенхаллоу выкатили из Длинной гостиной, и когда Лавди помогала ей раздеваться, вдруг с удивлением обнаружила, что голова у нее не болит. Она отнесла это на счет аспирина, который приняла перед ужином, и, вздохнув с облегчением, сказала Лавди, что сумеет заснуть без успокоительного. На Фейт снизошел покой, не омраченный никакими угрызениями совести. Она чувствовала усталость, но это было не нервное изнеможение, не дававшее ей расслабиться в постели. Едва положив голову на подушку, Фейт закрыла глаза и с мыслью об уютной лондонской квартирке погрузилась в глубокий безмятежный сон, от которого ее пробудила лишь Лавди, пришедшая к ней утром.
Вынырнув из пучины сна, она шевельнулась и прошептала:
– Как же я хорошо сегодня спала!
Лавди приблизилась к ее постели с пеньюаром в руках. Фейт зевнула и, потянувшись, спросила служанку, который час. Услышав, что уже половина девятого, она, надевая пеньюар, заметила:
– Как поздно! Почему ты не разбудила меня раньше?
Лавди налила чай в чашку.
– Вы так крепко спали, мадам, что я не осмелилась вас будить. У меня для вас плохие новости.
Фейт сразу вспомнила, что совершила вчера, и едва не вскрикнула от ужаса. После такого чудесного сна, который успокоил ее истерзанные нервы, все произошедшее накануне представлялось ей нереальным. Но память цепко держала подробности содеянного, и то, что вчера казалось вполне разумным и естественным, в утреннем свете предстало перед ней как порождение больного воображения. Фейт по-прежнему желала смерти мужа, но прежняя решимость оставила ее столь же стремительно, как и возникла. Сейчас она думала, что не имеет никакого отношения к смерти мужа, и могла поклясться, что сделала это в забытьи.
