— Понимаю вашу мысль. К сожалению, я никак не могла ее увидеть. Не дошла. Даже если она там и лежала. Я увидела мужской труп и растерялась. Бросилась в дом и сразу стала звонить в милицию.
— Допустим, он был, ваш труп… — Сержант перестал двигать по комнате предметы и подошел ко мне, угрожающе разглядывая мою переносицу. — И где он теперь? Надоело лежать?
— Это вы у меня спрашиваете? — удивилась я. — И почему, собственно, мой труп?..
— Мы пытаемся понять, — заговорил Верест. — Фактически мы имеем дело с одним покойником. Его можно увидеть и потрогать. А послушаешь вас — так с тремя. Не многовато ли?
— Ну извините, — развела я руками. — Не я их довела до такого состояния. А что касается третьего, то пока не уверена. Это гипотетический труп. Буду рада, если он обнаружится в добром здравии.
— Что делать-то будем, Леонидыч? — повернулся Борзых к Вересту. — Дело темное, без бутылки не разобраться.
— Темное, — согласился Верест, — и мокрое. Дождь смывает все следы. Искать сейчас — гиблое занятие. Отпускай машину, Костян. Утром пообщаемся с народом. Покойницу увезли?
— Отправили с Богом, Леонидыч…
— Ну и ладненько. Свяжись с Ткаченко, скажи, что остаемся. У казачества найдутся койко-места?
— Стоп, — встрепенулась я. — Какое еще казачество?
— А что? — спросили мужчины почти хором.
— Я требую защиты!
— Ах да, — вспомнил Верест. — Вы же теперь у нас персона, страдающая повышенным потоотделением. И что вы предлагаете?
— Оставайся, Леонидыч, — подмигнул Борзых, — а мы и с казачками перетопчемся. Бутылочку выпьем.
— В этой комнате очень удобный диван, — сказала я, — а камин еще не успел остыть. Только наверх не поднимайтесь.
Ага, стучать три раза…
— Ну не знаю… — Капитан растерянно осмотрелся. В заключение глянул на меня — вскользь, как на последний из предметов обстановки. — Вы позволите воспользоваться вашим телефоном?
— В любой момент, — прогнулась я. — Жене хотите позвонить?
Он смутился:
— М-м… Маме. Волнуется, поди…
Доминировала одна мысль: почему милиция приехала так быстро? С этой мыслью я уснула. С ней и проснулась. За сутки заметно похолодало. Из трех одеял, которые меня укутывали, не грело ни одно. Я пыталась думать о Зойке — каково ей там сейчас? — но холод оказывался сильнее скорби. Сделав несколько упражнений на пресс, я сунула под мышку кофеварку и на цыпочках спустилась с «антресолей».
«Гражданин начальник» спал, не снимая свитера, вытянув ноги через боковину дивана. Не храпел. Притворялся, наверное. Все мужики храпят. Я зарядила кофеварку и пошла принимать «терму». Уходя, громко хлопнула дверью. Когда вернулась, он, нахохлившись, сидел на стуле. В руке дымилась сигарета. Судя по гримасе отвращения, он курил не по нужде, а по привычке.
— Здравия желаю, гражданин начальник, — отрапортовала я. — Не курите натощак. Выпейте чашечку кофе, пожуйте чего-нибудь, а потом хоть закуритесь.
— С удовольствием, — пробормотал Верест. — Зовите меня просто — Олег Леонидович.
— Уже лучше, — кивнула я. — А меня как хотите. Можете Сильвой Мартыновной.
Элитных разносолов, вроде ягненка в горошке или десерта из фиников и изюма, у меня в холодильнике не было. Но куриная нога, копченый поросенок и немного осетринки нашлось. Моя мама не имеет привычки оставлять дитя без провианта.
— Мне, право, неловко, — смутился Верест. — Мы тут жируем, а ребята голодают…
Он бы еще про африканских детей вспомнил.
— Жируйте, жируйте, — разрешила я. — Ваших ребят казачество пригрело. Оно и в ответе. Приятного аппетита, Олег Леонидович.
— Спасибо, — поблагодарил Верест.
Пока он расправлялся с завтраком, я не наезжала. Но когда он взялся за кофе, я решила, что пора выявлять истину:
— А теперь рассказывайте, капитан.
Он насторожился:
— О чем?
— Почему так быстро приехали. Но только не сочиняйте, прошу вас.
Он погрузился в глубокие размышления. По мере колебаний несколько раз созерцал мой потолок, ободранные оконные рамы и даже меня, напряженно делающую умное лицо.
— Еще кофе? — спросила я.
Он кивнул:
— Спасибо, да.
Я удовлетворила в итоге свое любопытство, но окончательно запуталась и пришла в ужас. По словам Вереста, очень ухудшилась криминогенная обстановка в дачных поселках Первомайки. В сентябре и первых числах октября по кооперативам «Рябинка», «Путеец», «Янтарный» прокатилась волна бессмысленных убийств. Резали исключительно пенсионеров, не способных оказать сопротивления. Кого-то днем, кого-то ночью. Имущество несчастных жертв конфискации не подвергалось, из чего следствие сделало вывод, что работает маньяк — равнодушный к богатству. Или уже богатый. Убивал он смачно, обстоятельно, явно любуясь — это своего рода некрофилия, когда процесс умерщвления доставляет наслаждение. Шестой жертвой маньяка стала почему-то женщина «средней моложавости», с которой он обошелся особенно гнусно, не применив, впрочем, к ней сексуального насилия. Седьмым был пожилой дядечка — пьющий сторож «Янтарного», а восьмой удалось спастись (она опрокинула под ноги напавшему лавку с баклажанами). Маньяку вдвойне не повезло — у его несостоявшейся жертвы была безупречная зрительная память, ноль воображения, и вообще, в довесок к пенсии она подрабатывала художницей в одном из клубов Первомайского района. То есть через полдня портрет маньяка был готов. Одновременно обратили внимание на странное обстоятельство: из четырех дачных товариществ, расположенных практически рядышком, маньяк не побывал лишь в одном — в «Восходе». То есть нашем. Возникло предположение: он не гадит там, где живет. Казачья охрана тому не причина — остальные кооперативы охраняются не менее строго, однако маньяку удавалось проходить сквозь посты… В этом нет, к слову, ничего странного. Давно подмечено — у казаков нюх лишь на любителей поживиться чужим имуществом. За остальное им не платят, они и не напрягаются. В августе месяце гул стоял на всю округу: киллер-злодей расстрелял депутата облсовета. Очень хорошего, между прочим, депутата, сделавшего много невероятно полезного для людей. Не для всех, правда, а для тех, с кем состоял в доле по «наведению порядка» на территории утинобродческой торговой стихии. Потом он с ними рассорился, начал творить невероятно вредные вещи (на этот счет имеется сто одно журналистское суждение). В общем, случилась нелепая, скоропостижная смерть, которой никто не ожидал. Случилась она, кстати, в нашем садовом товариществе — на юго-западном прибрежном участке. Казаки дружно ослепли: киллер с вечера проник на территорию, якобы с плоским чемоданчиком (есть такие детские конструкторы — «Убей президента» называются, или депутата — кому как угодно). Депутат приехал на ночь к близкой родственнице. Киллер пролез в огород, битую ночь пролежал в крыжовнике, а когда в шесть утра народный избранник, сладко потягиваясь, вышел на крыльцо, пробил его горячее, неистовое сердце… Куда после этого подевался киллер, опять никто не видел. Я на экскурсию с мамой ходила — бойкий сосед охотно показывал: вот крыльцо, на котором упомянутое сердце биться перестало, вот дыра, через которую ловкий парень ходил туда-обратно, а вот крыжовник — с вмятиной в земле, где нашли подаренный ментам «конструктор». «Интересно как, блин, — умилялись казаки. — Чисто работают, а еще говорят, что спецслужбы навык растеряли…»
Визит к председателю в деле поиска маньяка ничего не дал, — во-первых, членские книжки идут без фотографий, во-вторых, выписываются они на одного человека, а не на всю семью. Казаки тоже разводили руками: если у разыскиваемого есть машина, они ничем помочь не могут — легковой автотранспорт не осматривается (это дачи, извините, а не оборонный завод). Но подозреваемого тем не менее вычислили: путем визуального поиска. Это сделал старший лейтенант Штейнис. Он и был человеком, которого видела болтающимся по кооперативу Рита Рябинина. Он и лежал мертвым у трансформаторной будки, а потом пропал. Едва поступил звонок из садового общества «Восход», информация тут же была передана оперативной группе Первомайского РОВД, курирующей маньяка, и хотя звонила незнакомая Косичкина, а не Штейнис, группа выехала немедленно…
— А что такое визуальный поиск? — не поняла я.
Да проще простого, пояснил Верест. Двое суток назад старший лейтенант Штейнис, вооруженный фотороботом, обнаружил субъекта, внешне похожего на преступника. Дело было в Кирилловке — субъект стоял в очереди за пивом. Затарившись, сел в машину и поехал вниз по дамбе — к садовому товариществу «Восход». Машиной опер не располагал. Он кинулся к торговцу пенным напитком. «Слышь, браток, кто такой от тебя отвалил? Уж больно физия на моего однокашника смахивает. Я ему кричал, a он уже отъехал…» — «Да это же такой-то и такой-то, — отчитался торговец. — Три года у меня пиво берет. Как из города на дачу едет, тормозит, поболтаем… У него фазенда тут. Волчий тупик». — «Ура! — вскричал осененный Штейнис. — Он!» Так и бродил с тех пор неприкаянно, ждал, пока маньяк на дело соберется, дабы взять его на тепленьком…
