Эйвон подпер щеку и уставился на пажа.
— Леон, а где проживает твой замечательный брат?
Леон вздрогнул.
— Мон… Монсеньор?
— Где находится его постоялый двор?
Леон рухнул на колени и с неподдельным отчаянием ухватился за рукав его милости. Лицо пажа исказилось, огромные глаза наполнились слезами.
— О нет, нет, нет, Монсеньор! Вы не станете… Пожалуйста, не надо! Я больше никогда не засну! Пожалуйста, Монсеньор, простите меня! Монсеньор! Монсеньор!
Эйвон недоуменно взирал на мальчика. Леон прижался лбом к руке хозяина, сотрясаясь от сдавленных рыданий.
— Ты меня изумляешь, дитя. Чего я "не стану" и почему ты больше никогда не заснешь?
— Не возвращайте меня Жану! — выдохнул Леон, яростно дергая герцога за рукав. — Обещайте!
Эйвон осторожно отцепил пальцы мальчика.
— Мой дорогой Леон, прошу тебя не поливать слезами мой камзол. Я не собираюсь отдавать тебя ни Жану, ни кому-нибудь еще. Встань и больше не говори глупостей.
— Вы должны обещать! Обещайте же! — Леон отчаянно всхлипнул.
Герцог обреченно вздохнул.
— Хорошо, обещаю. А теперь скажи, где я могу найти твоего брата, дитя мое.
— Не скажу! Не скажу! Вы… Он… Не скажу!
В темных глазах его милости вспыхнул опасный огонек.
— Ты долго испытывал мое терпение, Леон, но подобную дерзость я сносить не намерен. Отвечай!
— Я не могу! Пожалуйста, не заставляйте меня говорить. Я не хотел быть дерзким! Возможно, Жан сожалеет, что отпустил меня, и теперь попытается меня вернуть! — Мальчик снова принялся ожесточенно дергать рукав герцога, но Эйвон резко отодвинулся.
— Ты полагаешь, твой несравненный Жан в силах заставить меня вернуть тебя? — холодно спросил он.
— Нет… я не знаю. Я просто подумал, что, быть может, вы рассердились на меня за то, что я заснул, и… и…
— Я уже тебе сказал, что это не так, я не сержусь на тебя. Постарайся взять себя в руки. И ответь на мой вопрос.
— Да, Монсеньор. Прошу прощения. Жан живет на улице Святой Марии. Там только один постоялый двор — "Арбалет". А что вы намерены сделать, Монсеньор?
— Уверяю тебя, ничего особенного. Вытри слезы.
Леон принялся шарить по карманам.
— Я потерял платок, — признался он спустя несколько секунд.
— Вот как? Что ж, я могу одолжить тебе свой.
Леон взял тонкий кружевной платок его милости, промокнул глаза, вытер нос и протянул обратно. Герцог двумя пальцами ухватил истерзанный клочок ткани и сквозь монокль оглядел его.
— Спасибо, — чопорно поблагодарил он. — Все бы замечательно, но твое пристрастие тщательно вытираться… Думаю будет лучше, если это останется у тебя.
Леон с довольным видом спрятал платок в карман.
— Да, Монсеньор, — он просиял. — Теперь я снова счастлив.
— У меня прямо камень с души свалился, — съязвил герцог и встал. — Сегодня утром ты мне не понадобишься.
Через полчаса Эйвон уже сидел в карете, направлявшейся к улице Святой Марии.
Это была очень узкая улочка, из тех, где по сточным канавам оживленно струятся зловонные потоки, а полуразвалившиеся дома нависают над мостовой. Здесь здание с целыми окнами было огромной редкостью. Пяток одетых в лохмотья детишек самозабвенно возились в придорожной грязи. Завидев карету, они отскочили на обочину, изумленно таращась на роскошный экипаж. Таверна "Арбалет" располагалась в конце убогой улочки. Из открытых дверей доносились чарующие ароматы тухлого мяса и кислой капусты. Карета подкатила к постоялому двору, один из лакеев спрыгнул на землю и распахнул дверцу. Лицо слуги хранило абсолютную бесстрастность, и лишь надменно вздернутый подбородок выдавал его истинные чувства.
Его милость степенно выбрался из кареты и поднес платок к носу. Он проследовал к входной двери, критически изучив по пути гору отбросов, и вошел в помещение. Судя по виду, оно служило одновременно и пивной, и кухней. У очага склонилась неимоверно чумазая особа, за стойкой красовался тот самый непривлекательный тип, что месяц назад продал Леона герцогу.
Завидев его милость, хозяин изумленно распахнул рот; несколько секунд он пребывал в таком состоянии. Придя в себя, человекообразный братец Леона радостно потер руки и, раболепно изогнувшись, засеменил навстречу необычному посетителю.
— Полагаю, вы узнаете меня, — обронил его милость.
Хозяин таверны вгляделся в лицо Эйвона, глаза его расширились, обезьянья физиономия посерела.
— Леон! Милорд! Я…
— Совершенно верно. Я хотел бы переговорить с вами наедине.
Верзила испуганно попятился.
— Клянусь Господом…
— Благодарю вас. Но я сказал наедине.
Чумазая особа, до сих пор молча глазевшая на герцога, подобралась поближе и уперла руки в объемистые бока. Грязное платье сидело на ней мешком, вырез на груди был чересчур глубок, а на щеке красовалось пятно.
— Коли этот змееныш чего наговорил про нас… — пронзительно заверещала она, но Эйвон остановил ее властным взмахом холеной руки.
— Добрейшая, у меня нет ни малейшего желания беседовать с вами. Можете возвращаться к своим горшкам. Наедине, Боннар!
Шарлотта хотела было опять вмешаться, но муж отправил ее назад к очагу, яростно прошипев, чтобы она попридержала язык.
— Конечно, милорд, конечно! Если милорд соблаговолит последовать за мной… — Хозяин толкнул ветхую, изгрызенную крысами дверь и провел его милость в гостиную. Комната была обставлена убого, но выглядела не столь грязной, как таверна. Эйвон подошел к столу у окна, смахнул с него пыль уголком плаща и присел на краешек шаткого сооружения.
— Итак, друг мой. Во избежание недоразумений между нами позвольте представиться: герцог Эйвон. Да, я так и думал, что вы удивитесь. Надеюсь, вы понимаете, что не стоит и пытаться обвести меня вокруг пальца. Я намерен задать вам пару вопросов относительно моего пажа. Для начала я хотел бы узнать, где он родился.
— Думаю, где-то на севере, ваша милость. В Шампани, но я точно не уверен. Наши родители никогда нам не рассказывали о тех временах, а я почти ничего не помню. Я…
— В самом деле? Странно, что вы не помните, почему ваши родители внезапно переехали в Анжу.
Боннар беспомощно взглянул на его милость.
— Отец рассказывал мне, что внезапно разбогател! Честное слово, я больше ничего не знаю! Я не стал бы лгать. Клянусь, не стал бы!
Тонкие губы его милости сардонически искривились.
— Оставим это. Как получилось, что Леон не похож на вас ни лицом, ни станом?
Боннар потер лоб. Маленькие глазки выражали искреннюю растерянность.
— Не знаю, ваша милость. Я сам частенько этому дивился. Малышом Леон всегда был хилым, его баловали и берегли, а меня заставляли работать на ферме. У матери вечно один Леон был на уме! Этого слизняка обучили читать и писать, а я должен был возиться со свиньями! Мой братец всегда был дерзок не по годам, ваша милость. Вылитый змееныш…
Эйвон захлопнул табакерку.
— Друг мой, я все же хочу добиться ясности. Никакого Леона нет. А есть, видимо, Леони. Я желаю получить объяснения.
Боннар съежился.
— Ах, ваша милость! Ей-богу, я-то хотел как лучше! Держать молодую смазливую девчонку в Париже — это ж хлопот не оберешься! А в доме полно работы, и делать ее кому-то надо. Да и жена у меня… Сами знаете, ваша милость — бабы, они ревнивые. Шарлотта не ужилась бы с девчонкой. Честное слово, если мальчишка… девчонка что-то наплела о нас, то не верьте ни единому слову, он… она лжет. Я мог бы ее на улицу выгнать! А вместо этого я содержал эту гадину, одевал, кормил, и если она утверждает, что с ней дурно обращались, это все бесстыжее вранье! У этого дьявольского отродья злобный нрав! Ваша милость, вы не можете винить меня за то, что я переодел сестру парнем. Клянусь, я поступил так только ради ее же пользы! И ей понравилось быть мальчишкой, поверьте!
— Не сомневаюсь, что ваша сестра успела свыкнуться со своей ролью, — сухо произнес Эйвон, — за семь-то лет… А теперь, — его милость швырнул на стол луидор, — может, это освежит вашу память. Что вы знаете о Леони?
Боннар недоуменно смотрел на герцога.
— Я не понимаю, ваша милость. Что я могу знать?
Эйвон чуть подался вперед, голос его зазвучал угрожающе.
— Не советую вилять, милейший Боннар. Со мной шутки плохи.
Под пронзительным взглядом герцога детина затрясся.
— Я и в самом деле не понимаю, ваша милость! Как я могу рассказать о том, о чем не знаю! С Леоном что-то случилось?
— Вам никогда не приходило в голову, что он, быть может, вовсе не ребенок ваших родителей?
У Боннара отвисла челюсть.
— Нет… Что вы имеете в виду, ваша милость? Как это, не ребенок моих родителей? Но…
Эйвон устало вздохнул.
— Имя Сен-Вир вам что-нибудь говорит?
— Сен-Вир… Сен-Вир… Нет. Постойте… Нет, не знаю. — Верзила в отчаянии замотал нечесанной головой. — Возможно, отец при мне и упоминал это имя, но я не могу вспомнить.
