Вошел Леон и, встретившись взглядом с Эйвоном, доверчиво улыбнулся.
— Монсеньор, вы сказали мне быть готовым к трем часам, а сейчас уже половина четвертого, — с укоризной в голосе сказал он.
Плечи Хью затряслись от сдерживаемого смеха, он отвернулся и закашлялся.
— По-видимому, мне придется принести тебе извинения, — церемонно ответил его милость. — Прошу их принять. Дело в том, что сегодня я решил остаться дома. Подойди сюда.
Леон приблизился к нему.
— Да, Монсеньор?
— Завтра я уезжаю на несколько дней, дитя мое. Будь так любезен во всем слушаться месье Давенанта и ни в коем случае до моего возвращения не выходить из дома.
— О! — лицо Леона омрачилось. — Я не поеду с вами?
— Я вынужден лишить себя этой чести. И пожалуйста, не спорь со мной. Мне больше нечего сказать.
Леон повернулся и, едва волоча ноги, направился к двери. Эйвон улыбнулся, когда до его слуха донесся слабый всхлип.
— Дитя мое, это вовсе не конец света. Надеюсь, я вернусь через неделю.
— А я хочу… Мне хочется, чтобы вы взяли меня с собой!
— Это будет весьма невежливо по отношению к месье Давенанту. Думаю, он не станет пороть тебя с утра до вечера. К тому же я уезжаю завтра.
Леон обернулся.
— Вы ведь не уедете, не попрощавшись, Монсеньор?
— Ты самолично посадишь меня в карету, — пообещал герцог и протянул руку для поцелуя.
Глава VII
Дьявол и священник заодно
Крохотная уютная деревушка Бассенкур располагалась в шести-семи милях к западу от Сомюра. Аккуратные белые домики расположились вокруг рыночной площади, мощенной некрупным булыжником. С одной стороны площадь окаймляли красивые дома состоятельных жителей. По другую теснились простые, но чистенькие домишки бедняков. Дорога, причудливо извиваясь, проходила мимо трех ферм и терялась в открытом поле. С юга к площади примыкала небольшая церковь, надтреснутый звон ее колокола созывал сельчан на службу. Церковь стояла чуть дальше, посреди кладбища. Поблизости притулился скромный домик кюре, окруженный небольшим садиком. Казалось, домишко улыбчиво, но строго поглядывает на площадь.
На восточной стороне площади сгрудились многочисленные лавки. С ними соседствовали кузница и постоялый двор, крытый красной черепицей. Над дверью таверны красовалась вывеска, игривыми буквами сообщая прохожим, что таверна зовется "Восходящее солнце". С каждым порывом ветра вывеска раскачивалась, томно вздыхая и поскрипывая.
В этот ноябрьский день над площадью висел гул толпы, сквозь который порой прорывался пронзительный детский смех. Старик Мовуазен прибыл в Бассенкур, чтобы продать трех молоденьких свинок, достигших того опасного возраста, когда этим смекалистым созданиям приходят на ум нелепые мысли о продолжении рода. Мовуазен остановил телегу у постоялого двора, рассчитывая скоротать пару часов в обществе хозяина таверны и кружечки светлого пива. Свиная поросль возилась в мешке за его спиной, оглашая окрестности энергичным хрюканьем. Старик огляделся. Вокруг мамаши Гоньер, владелицы зеленной лавки, собралась группа почтенных матрон, занятых визгливой болтовней. Несколько девиц на выданье, подоткнув шерстяные юбки, о чем-то оживленно переговаривались под античным портиком, венчавшим вход на кладбище. Свое шушуканье юные создания сопровождали дробным перестуком грубых деревянных башмаков. В центре площади, у фонтана, дружно блеяли овцы, протестуя против бесцеремонного обращения возможных покупателей. Те безо всякого стеснения щипали овечек за бока и дергали за куцые хвосты. Из кузницы доносились удары молота вперемежку с обрывками песен.
Вот в этот суетный и весьма самодовольный мир въехал всадник, при ближайшем рассмотрении оказавшийся его милостью герцогом Эйвоном. Одет герцог был впечатляюще, в отделанный позолотой черный наряд. Вот только лошадь, нанятая на одном из постоялых дворов, выглядела не столь внушительно. Как только лошадиные копыта загромыхали по неровному булыжнику, его милость натянул поводья и рассеянно огляделся.
Величавая фигура в роскошном одеянии тотчас приковала к себе всеобщее внимание. Обитатели Бассенкура и его окрестностей обступили герцога плотной толпой. Люди во все глаза смотрели на необычного пришельца, без внимания не остались даже треуголка и шпоры. Одна из девиц, покинув свой пост под кладбищенским портиком, хихикнула и прошептала, что к ним пожаловал сам дьявол. Ее более робкая товарка перекрестилась и поспешила укрыться под спасительной сенью надгробных изваяний.
Герцог оглядел площадь и, недолго думая, остановил свой выбор на мальчугане, который таращился на него, самозабвенно посасывая неимоверно грязный палец. Рука в вышитой перчатке властно поманила несмышленыша, и мальчик несмело приблизился к его милости.
Эйвон опустил взгляд на юного бассенкурца, улыбнулся и показал на домик рядом с церковью.
— Здесь живет ваш кюре?
Мальчик кивнул.
— Да, господин.
— Как ты думаешь, святой отец дома?
— Да, господин.
Эйвон легко соскочил с лошади и кинул уздечку мальчику, который по такому поводу даже решил вынуть изо рта палец.
— Хорошо, малыш. Будь так добр, подержи это нелепое создание до моего возвращения. Заработаешь луидор.
Мальчик с готовностью схватил уздечку.
— Целый луидор, милорд? За то, что подержу вашу лошадь? — затаив дыхание, переспросил он.
— Это лошадь? — Герцог нацепил монокль и уставился на животное. — Наверное, ты прав. А я было подумал, что это верблюд. Отведи ее в стойло и напои. — Он повернулся и проследовал к домику кюре.
Удивленные сельчане, проводив герцога взглядом, с упоением начали гадать о причинах столь странного визита.
Через крошечную чистенькую прихожую экономка провела его милость в кабинет кюре — солнечную комнату в глубине дома. Румяная старушка невозмутимо доложила о госте.
— Вот, святой отец, этот господин желает с вами поговорить. — И она удалилась, даже не взглянув на герцога.
Кюре сидел у окна за письменным столом. Он поднял глаза и отложил перо, увидев незнакомца. Кюре отличался хрупким телосложением. Аристократические черты лица, изящные руки и спокойные голубые глаза говорили о благородстве характера. На какое-то мгновение Эйвон решил, что голову кюре венчает парик — столь аккуратно были уложены белоснежные волосы.
— Как я понимаю, месье де Бопре? — Его милость низко поклонился.
— Да, сударь, но вы знаете обо мне больше, чем я — о вас…
— Я некий Джастин из рода Аластеров, — герцог положил на стол шляпу и перчатки.
— Да? Простите меня, сударь, что сразу вас не признал. Я много лет не бывал в свете, и потому не припомню… вы из тех Аластеров, что из Оверни, или принадлежите к английской ветви этого рода? — Де Бопре открыто взглянул на его милость и пододвинул стул.
Эйвон сел.
— К английской ветви, сударь. Возможно, вы знали моего отца.
— Разве что чуть-чуть, — улыбнулся де Бопре. — Вы герцог Эйвон? Чем могу служить?
— Да, святой отец, я действительно герцог Эйвон. А вы родственник маркиза де Бопре?
— Его дядя, ваша милость.
— А! — Эйвон поклонился. — Так вы виконт де Марийон!
Кюре занял свое место за столом.
— Я отказался от титула много лет назад, сударь, сочтя его пустым звуком. Семья назвала меня безумцем и постаралась забыть мое имя. — Он улыбнулся. — Что ж, вполне естественно, я же опозорил древнее имя, живя среди простонародья, тогда как мог заполучить кардинальскую шапку. Но, полагаю, вы приехали в Анжу не для того, чтобы выслушать давно забытую историю. Так чем я могу вам служить?
Эйвон протянул кюре табакерку.
— Надеюсь, святой отец, вы сможете кое о чем рассказать мне.
Де Бопре взял щепоть.
— Маловероятно, сударь. Как я уже сказал, я давно покинул свет.
— Мое дело, сударь, не имеет никакого отношения к свету, — ответил его милость. — Я хочу, чтобы вы вспомнили события семилетней давности.
— Да? — Де Бопре взял в руки перо. — Уже вспомнил, сын мой, что дальше?
— В таком случае, сударь, быть может, вы припоминаете семью по фамилии Боннар, проживавшую в здешних краях?
Кюре утвердительно кивнул, не сводя глаз с лица гостя.
— А именно девочку по имени Леони.
— Удивительно, каким образом герцог Эйвон узнал о существовании Леони. Что же касается меня, то я вряд ли смогу ее забыть. — Голубые глаза хранили непроницаемость.
Его милость принялся покачивать носком сапога.
— Прежде чем продолжить, святой отец, я должен просить вас сохранить наш разговор в тайне.
Кюре поднял палец.
— Прежде чем я пообещаю хранить тайну, сын мой, мне хотелось бы узнать, что вам нужно от крестьянской девочки. — Взгляд синих глаз оставался непроницаемым.
— В настоящее время эта крестьянская девочка является моим пажом.
