1947 г.
Здравствуй, моя Ассоль.
Пишу тебе с берега Черного моря. Наконец все наши перипетии закончились и мы добрались до Геленджика. По дороге сильно заболела мама, и нам пришлось сойти с поезда в Чите. Там, пока она лечилась в больнице, я устроился грузчиком на вокзале, чтоб мы с Сашкой могли прокормиться. Его я, как и положено, отправил в школу. Не хочу, чтоб наше бедственное положение отразилось на брате. Раз отца нет, теперь я ответствен за него и должен дать ему образование. В сторожке у дежурного по вокзалу сняли угол, маленький, но теплый. Трудно, конечно, было, но мир не без добрых людей. Вечерами я ходил по округе и рубил дрова вдовам и матерям, у которых сыновья не вернулись с войны. Понятно, что денег у них нет, делал я это за краюху хлеба, но нам с Сашкой хватало. Когда же мама на поправку пошла, мы продолжили путь.
Уезжали с легкой грустью, дежурный по вокзалу дядя Паша даже не стал денег брать за полмесяца последних, что мы у него прожили, понимал, что нам еще в дороге они понадобятся. А баба Катя, которой я еще и крышу поправил, долго махала платком нам вслед и тайком крестила мне спину. Все-таки много у нас в Советском Союзе хороших людей, душевных, умеющих сострадать.
Знаешь, милая моя Ассоль, Геленджик – маленький южный город, ему очень повезло: немцы остановились в сорока километрах от него, в Новороссийске. Местные жители рассказывают, какие страшные и кровопролитные бои шли там. Геленджик же стал городом-госпиталем, базой для подготовки наступательных операций. Во всех здравницах, школах, клубах располагались госпитали, и местные жители, и стар и млад, кто мог передвигаться, ходили туда помогать ухаживать за ранеными.
Мне стало жутко интересно, что же это за название такое, и ты не представляешь, что мне рассказали. Геленджик с турецкого переводится как «белая невеста». Название пошло еще с древних времен, когда турки увозили отсюда местных жительниц в свои гаремы или на продажу как рабынь. Местные женщины были светлее кожей, чем турецкие, отсюда и название. Вот такая грустная версия названия этого города.
Мамина тетка совсем плоха, поэтому я останусь здесь на год, помогу маме. Как только она устроится на работу, я сразу же приеду в Москву. Ты писала мне, что поступила в театральное училище и очень переживаешь, не обижусь ли я. Что ты, я так люблю тебя, что мне хочется, чтоб ты была счастлива, и неважно, вместе мы будем учиться или отдельно. Главное, чтоб ты получала удовольствие от своей работы и приносила пользу нашей родине. Она достойна хороших театров и фильмов, она столько пережила, что, став великой актрисой, ты доставишь много счастья натерпевшимся советским людям.
Знаешь, я часто думаю о том, почему отец на нашей последней встрече был уверен, что я увижу императорскую печать. Он никогда не был сумасшедшим, но ведь тюрьма могла изменить его. Мне кажется, все же был какой-то смысл в его бессвязной речи. Я чувствую, разгадка совсем рядом, но я никак не могу ее нащупать.
Столько происходит событий, столько свалилось на меня ответственности, что логическое мышление совершенно не работает. Если тебе придет какая-нибудь идея, милая моя Ассоль, ты обязательно поделись ею со мной, даже если она тебе покажется смешной и абсурдной. Истина часто выглядит нелепо.
Люблю тебя и, как всегда, жду с нетерпением встречи.
Твой Грэй
Глава 9
Мисс Марпл в молодости была глупа
«Вот откуда желание, чтоб ее звали великой актрисой, дань памяти первой любви», – думала Беата, сидя перед ужином в гостиной. Отказаться не получилось. После того как она пропустила завтрак и обед, питаясь бутербродами от Жеки, Корнелия пришла в кабинет и настойчиво попросила быть на ужине, отдельно отметив, что великая актриса Агния настоятельно это ей рекомендовала.
Беате показалось, что ужин тяготил не только ее. Все те же лица спускались к столу, напряжение и нервные смешки, язвительные уколы и странные взгляды братьев лишь подтверждали ее догадки. Жека первый раз без улыбки накрывал на стол. Казалось, что ночное происшествие с собакой больше всего задело именно его. Пока все ждали Агнию, никто не решался садиться за стол. Мишель в шикарном костюме с удлиненным пиджаком пил аперитив и о чем-то шептался с Максом, который не предал свой свитер в оленях и сегодня тоже старался напомнить всем, что через три дня Новый год. Марат сидел на диване, зависая в телефоне. Славик, видимо не приемля слабый аперитив, вовсю пил виски безо льда и издевался над Мироном. Последнего, как коршун, защищала от нападок татуированного Славика Корнелия.
– Мстислав, – возмущалась она, – как вам не стыдно издеваться над братом. Ведь он не может вам ответить. Помнится, когда Мирон был здоров, вы не смели себя так вести. Это говорит лишь о вашем мужском бессилии, вы поступаете не как мужчина.
Было видно, что Славик уже достаточно накидался и поэтому, смеясь, отвечал серьезной Корнелии.
– А хотите, я докажу вам, что я мужчина, – хохотал он, видя, как она краснеет, – вы помните, моя комната номер три, сразу за комнатой журналистки. Приходите, не пожалеете, покажем пятой колонне, что значит раскачать ситуацию.
В этот момент он, видя, что Беата наблюдает за перепалкой, повернулся к ней и нахально подмигнул.
Славик казался Беате странным персонажем. С одной стороны, он был чертовски обаятельным. У него не было красоты Мирона, накачанных бицепсов Макса, стиля, как у Мишеля, скорее всего, ума, как у Марата, и таланта, как у Миколы, хотя последнее утверждала только Дуня. Зато у него с лихвой хватало обаяния, которое покрывало все остальные недостатки, делая его эдаким свободным человеком, человеком мира. Таким, как он, обычно завидуют мужчины, а женщины восхищенно вздыхают вслед.
– Вы следите, пожалуйста, за дочерью, – сказала Беата Миколе, который в одиночестве стоял у окна и смотрел на снег. Опять снег, что еще можно увидеть там, кроме снега.
– А, мисс Всезнайка, – не поворачиваясь, сказал Микола, – хотите поучить кого-то жизни, найдите себе жертву в другом месте. Мне ваши советы не нужны,
