Задумано было неплохо, правда? Весело, динамично, язвительно. Да что там — просто гениально!
Но осуществлению постановки помешала сущая безделица: опустив пакет на стол, я не то что рапортовать — слова вымолвить не могла. Передо мной, откинувшись на спинку стула и слегка съехав вниз, в той же расслабленной позе, в которой дрыхла на кресле два дня назад Эму, отравленная снотворным, полулежал Дармобрудер. Только, в отличие от Жрушко, он не храпел. И вообще не издавал никаких звуков. И глаза его были широко открыты, да что там — просто вытаращены, неотрывно разглядывая что-то на потолке. Похоже, он был мертв. "Чума! Сначала Жрушко, потом Мыльцев, а теперь вот Дармобрудер. Кто следующий?", — произнес равнодушно-хирургический голос в моем мозгу.
Я наклонилась вперед, не знаю зачем, и успела заметить, что Дармобрудер весь синий, точно его душили, но на открытой шее нет ни синяков, ни полосы от шнура. "Странгуляционная борозда", — неожиданно всплыло в голове одинокое название на фоне полной "безмыслицы". Голова была пустая и легкая, как надутый шарик — последнее ощущение, которое я помню отчетливо. Потом вдруг раздался звук, похожий на громовой удар гигантских часов, но я его не столько услышала, сколько увидела: все вокруг осветила яркая вспышка, взорвавшаяся разноцветным салютом прямо у меня перед глазами. Игривые искорки еще какое-то время мерцали передо мной, а потом все сменила густая, непроницаемая тьма.
Глава 5. Тропа войны, тропа утрат
Жесткая, холодная рука, не торопясь, подползала к шее. В груди возникло ощущение острой боли и мучительного холода, как от надреза ножом. Костистые пальцы сдавили горло, и я из последних сил открыл рот и заорал. Но не услышал ни единого звука. Я вздрогнул во сне, попытался крикнуть снова и проснулся. На заднем сиденье Иосиф курил сигарету и без устали таращился на выход из "Комы-АРТ" в запотевшее окно.
— Сколько? — откашливаясь, спросил я.
— Два с половиной, — так же лаконично ответил Оська, затягиваясь и выпуская клуб дыма.
— Часа? — удивился я, глядя на циферблат.
Действительно, с момента, когда Сонечка скрылась за дверью галереи, прошло уже два с половиной часа. За это время никто из храма искусств не выходил и вовнутрь тоже не рвался.
— Слушай, может, заглянем? — предложил я, — Мне кажется, Соня бы вышла нас предупредить, что задерживается.
— М-да! — кивнул Иосиф, — Работа частного сыщика, оказывается, не столько опасна, сколько скучна. Аж скулы сводит! Зато могу писать книжку "Введение в мир слежки" — о том, каким ужасным испытаниям подвергается психика, если пару часов ничего не делать, а просто сидеть на темной улице и смотреть на темное здание.
— Ну, так пойдем, постучимся у входа, попросим вызвать Соню Хряпунову: хоть выясним, до скольки она предполагает сидеть у Дармобрудера, — мне тоже было смертельно скучно и больше не хотелось изображать из себя крутого парня Майка Хаммера в надвинутой на лоб шляпе.
Мы отправились в "Кому-АРТ", не соблюдая особых предосторожностей. Несколько часов бессмысленного сидения возле дома, в котором, похоже, никого нет, отбивает вкус к эффектным выходкам вроде запрыгивания в комнату с пистолетом в вытянутой руке и воплем: "Всем лечь на пол!" Да и пистолетов у нас не было, чтобы обеспечить боевой напор. Войдя, мы все-таки с опасением прислушались: тишина в галерее стояла мертвая, как под сводом склепа. Входная дверь в "Кому-АРТ" была не заперта, а приемная и офис директора вообще стояли нараспашку. Мы переглянулись и бегом кинулись в кабинет Дармобрудера. Луч от настольной лампы высвечивал круг, большую часть которого занимали живот Дармобрудера, заваленный бумажками стол и участок ковра. В освещенное пятно попало еще кое-что: ноги лежащей на полу, плохо видной в полутьме фигуры. Фигура принадлежала Соне.
Охнув, я кинулся к ней. Осторожно перевернул и подхватил на руки безжизненное Сонино тело, а Оська поднял ей голову. Наша подопечная была в обмороке, но жива и даже не очень травмирована физически. На затылке волосы слиплись от крови, но это, по счастью, была только ссадина, а не пролом в черепе. Иосиф кинулся к журнальному столику, на котором оставили бутылку минералки, схватил полупустой пластиковый баллон, и вылил его содержимое в лицо Соне. Та приоткрыла глаза, глубоко вдохнула и закашлялась. Я помог ей сесть, а Ося протянул стакан с остатками минералки:
— На, выпей! Что случилось?
— Он здесь, — вскинулась Соня, руки у нее тряслись, — Он здесь, Осенька, задержи его, он Дармобрудера убил!
Перепугавшись за Сонину жизнь, мы как-то забыли о неподвижном брюхе Дармобрудера. Вряд ли оно осталось отдыхать в офисном кресле после того, как его владелец благополучно ушел домой. Иосиф осторожно подошел к креслу, заглянул в выпученные рачьи глазки бывшего, а ныне почившего директора галереи "Кома-АРТ", и спокойно констатировал:
— Помер. Крови и следов борьбы не видать.
Соня охнула и привалилась к моему плечу. Я яростно прошипел бестактному оболтусу:
— Идиот! — и покрутил свободной рукой у виска.
Ося виновато пожал плечами, потом протянул руку к телефону на столе, чтобы звонить в милицию, потом, видимо, подумал об отпечатках пальцев преступника (а вдруг тот глуп, как пробка, и не носит на дело перчаток?) и кинулся в коридор.
Скорая и милиция прибыли довольно быстро. Мы с Иосифом вспомнили, как несколько месяцев назад нам уже довелось пережить нечто похожее. И тоже происходящее казалось кошмарным сном, и были сомнения в естественности причины смерти, и убийца действовал, точно безумный маньяк. Страшно было сознавать: пять-шесть часов назад несимпатичный всем троим, полузнакомый мужик, самоуверенный и глупый, старался сделать деньги на подвернувшемся международном проекте, жаловался на застарелые болячки, мечтал уехать в отпуск куда-нибудь в Новую Зеландию — и вот он, синий и холодный, лежит в мешке, упакованный к последнему переезду. Следователь не особенно тянул с протоколом и опросом свидетелей: меня, Иосифа и Сонечки, когда судмедэксперт сообщил о предположительной смерти от инфаркта.
— Да, у него уже было два инфаркта, — задумчиво произнесла Соня, которая после компресса на затылок не захотела ехать в травмопункт, и я повез их обоих домой, — Он вечно носил в карманах разные таблетки, клятвенно обещал больше гулять, в спортивном смысле, меньше пить, даже хотел тренажер приобрести. У Верочки спрашивал, какой из тренажеров лучше: она тогда в зале занималась. Аритмия его очень мучила, из-за веса и гиподинамии.
— Я понимаю, радоваться чьей-либо смерти нехорошо, невежливо, — философски заметил Ося, — но если твой босс умер от очередного инфаркта, это уже легче. Ты, как и предположил следователь, упала в обморок от шока, увидев покойника, а, падая, ударилась об этого бронзового Будду на журнальном столике. Твоя кровь на нем осталась, и Будду упаковал эксперт.
— Диана де Бельфлор: "Он будет мой вот с этой кровью!" — усмехнулась Соня, — Ты головой подумай, друг ты мой единственный: как я могла удариться башкой об этого бронзового истукана, и аккуратно улечься минимум в метре от столика, а статуэтку так на пол и не уронить. Я тебе что, эльф легкокрылый? Ты разве меня возле столика нашел?
— Нет. Мы тебя нашли в такой позе: ноги протянуты аккурат к середине комнаты, голова почти под столом босса, — сосредоточенно стал вспоминать Оська, — Столик от тебя был метрах в полутора. И Будда на нем стоял вполне ровно, и парочка бокалов пустых тоже. Но ведь ты могла удариться и об угол того столика: он тоже был в крови.
— Не могла! — категорически возразила ему неугомонная Софья, — Я это "бамц!" в собственной башке помню еще до того, как рассмотрела Дармобрудера. А раз я принялась труп разглядывать, раз пыталась определить на глаз — убийство это или смерть от сердечного приступа, значит, уже не могла отключиться из-за страха перед покойником. Да и какой страх, когда мы с тобой вместе в детстве ходили в Институт морфологии человека? Помнишь их музей патологий? Тебе, мой рыжий Парацельс, там плохо стало, и ты удрал, чтоб больше не возвращаться, а я осталась. И потом две недели донимала тебя отвратительными подробностями экспонатов! Было дело?
— Слушай, а ты, оказывается, был в детстве нежным ребенком! — ехидно глянул я на Оську, — А мне казалось, ты рос сорванцом!
— Вот я тебя и разоблачила, — хихикнула Софочка, подмигивая "нежному ребенку".
Мы еще долго подшучивали над ним, перебрасывались намеками и остротами, словно пытались отсрочить главное: анализ нового шага, предпринятого преступником. Но вернуться к этой теме пришлось все равно.
— В общем, — продолжила рассказ Соня, — Меня ощутимо приложили чем-то тяжелым по голове. Скорее всего, тем же Буддой. После чего болванчика поставили на столик. Подобные действия не имели бы никакого смысла, если только инфаркт у Дармобрудера не был вызван искусственно, с помощью лекарства, а убийца не торчал бы рядом с трупом, специально дожидаясь, чтобы попортить мне прическу. И вот зачем: потом, когда я валялась бревно-бревном, тот, кто наградил меня шишкой на затылке, он же меня и… обыскал.
