– Ксюха, отстань! – фыркнула звезда и поторопилась уйти. Едва дверь за ней закрылась, Юрий Мефодьевич, не давая Свете опомниться, повторил свой вопрос:
Несмотря на свою подавленность, Света с лёгкостью поняла, чего от неё хотят. Но у неё не было желания откровенничать с тем, кого она знала только по персонажам, которые ей не нравились.
– Ваш спектакль великолепен, Юрий Мефодьевич. Больше я ничего не могу добавить, так как с театром соприкасаюсь лишь через половую тряпку. Наверняка Корней Митрофанович вам сказал, чем я занимаюсь.
– Я не имею в виду спектакль, – не отставал народный артист, – Джульетта вам как? Это ведь она?
– Это не она, – отрезала Света, – это талантливая актриса, играющая её. Джульетта совсем другая.
Эля решила не ехать на тренировку, так как была в расслабленном состоянии. Когда вышли на улицу, Атабеков собрался с духом и пригласил своих спутниц на дискотеку в кинотеатр «Победа», на Пролетарку. Эля и Света с радостью согласились, хотя последняя знала, что рядом с первой на танцах будет смотреться, мягко говоря, жалко. Но ей на это было плевать. Ей хотелось выпить и побеситься.
Домой она приехала на такси, очень ранним утром. Ноги отваливались. Гирфанову Атабеков повёз к себе. Он сильно нажрался, да и она отличилась в этом же направлении. Встретил Свету Мюрат. Он выскочил, словно огненный метеор, из комнаты Риты. Хозяйка комнаты вышла следом за ним, хоть легла в постель ещё ночью. Ей не спалось.
– Красота какая! – зааплодировала она, поглядев на Свету, которую у подъезда стошнило, – тьфу на тебя!
Глава девятая
На новоселье к Свете Анька и Соня явились не в понедельник, а в среду, поскольку выходной день был перенесён на неё. Сначала они по разным источникам выясняли, будет ли дома Рита, и, выяснив, что она чуть-чуть приболела, купили кучу лекарств – дешёвых и бесполезных, но кучу просто огромную. Фармацевт в аптеке так и не поняла, какая у них проблема, хотя, в принципе, несложно было это понять. Дверь открыла Света.
– Привет, привет! С новосельем, Светочка! – проорала Волненко, одной рукой её обнимая, другой толкая перед собой смущённую Соню, – что, обжилась? Соседи не беспокоят? Окна нормальные? Всё работает?
– Окна старые, – запирая дверь, ответила Света, – плита почти не работает.
– Ничего, заработает! Этим даже не заморачивайся. У нас тоже плита сперва хреново работала, потом – раз!
– И дома – как не бывало, – вставила Соня.
– Типун тебе на язык! Вот дура неумная! А где Риточка? Как она себя чувствует?
Вышла Рита в халате и с сигаретой во рту. Ответив на несколько идиотских вопросов и благосклонно выслушав вопли ужаса относительно её хождения босиком по холодному полу, она взяла две сумки с лекарствами, отнесла их в комнату и сказала:
– Снимайте куртки. Ботинки можете не снимать – пол, точно, холодный. А это что? Вино? Торт? Отлично. Светка, на кухне располагайтесь, я к вам сейчас присоединюсь!
На кухне Волненко попросту взорвалась восторгом.
– Сонька, смотри! – орала она, долбя кулаком по стенам, с которых сыпалась краска, – а стол какой! А какие полки! А чайничек! Ну, ты, Светочка, и вселилась! Да это просто хоромы барские!
– Не ори, – поморщилась Соня, с крайней степенью осторожности сев на стул, похвалить который у Аньки наглости не хватило, – что ты тут разоралась?
Света и Анька быстро расставили на столе тарелки с бокалами, а затем нарезали ветчину, сыры двух сортов и хлеб. Соня, закурив, откупорила бутылку. Дождались Риту. Она пришла в том же виде, только без сигареты. Впрочем, как вскоре выяснилось, сигареты были у неё в кармане халата.
– А где мальчишки? – осведомилась она, садясь, – Светка мне сказала, что будут мальчики.
– Наш прекрасный Ромео прибудет позже, – с апломбом провозгласила Волненко, – У остальных – срочные дела.
Света покраснела. Все на неё уставились.
– Не красней, – сузила фарфоровые глазищи Соня, – что ты тут раскраснелась?
– А потолки-то я не заметила! – заорала Волненко, спрыгивая со стула, – вот потолки так уж потолки! Красота какая! А, ну…
Она высоко подпрыгнула, подняв руку, чтобы притронуться к потолку. Ничего не вышло. Став столь же красной, какой была перед этим Света, она предприняла ещё ряд попыток. Её с трудом усадили.
– За новоселье! – сказала Соня, подняв бокал, – квартира хорошая. Да, конечно, надо бы сделать ремонт и поменять окна, но – ничего, жить можно.
– Хорошее чувство юмора, – проронила Рита, сделав пару глоточков, – не хуже, чем у Ремарка. Вы не читали его роман про концлагерь?
– Чушь! – гаркнула Волненко, набив рот сыром, – Чушь, чушь, чушь, чушь! И ещё раз чушь!
– Не кудахтай, – строго взглянула на неё Соня, – что ты тут раскудахталась?
– А ты что тут раскомандовалась? – заплевала её всю сыром Волненко, – твоё новоселье мы, что ли, празднуем?
– Ты ответь на вопрос! – повысила голос Соня, – тебя спросили, читала ли ты, свинья, роман про концлагерь?
– Да я ответила на вопрос! Дом самоубийц – это чушь. Любой дом рано или поздно становится домом самоубийц. Вот весь мой ответ. Устраивает?
– Да что вы всё спорите? – удивилась Рита, беря бутылку и наполняя бокалы, – у вас кулаков нет, что ли?
Чокнулись. Выпили. Долго ели, не говоря ни слова. Соня слегка раздувала нос, следя за Волненко. Та раза три порывалась что-то сказать, но под взглядом Сони сбивалась с мысли.
– Однако, домом самоубийц называется лишь один, – плеснула бензину на угли Света, – и притом тот, по которому бродит каждую ночь мадемуазель Капулетти. А значит, всё не так просто.
– Она тебя не достала своей Джульеттой? – спросила Волненко Риту, – нас ужас как задолбала! Даже гримёры и костюмеры, когда эта тварь появляется со своим ведром, хватаются за голову и стонут.
Рита закуривала, болтая голой ногой, закинутой на другую ногу.
– Анька! Она имеет полное право меня достать. Знаешь, почему? Потому, что я достала её. И совсем неважно, кто из нас прав.
– А чем ты её достала? – спросила Соня.
– Я всё пытаюсь ей доказать, что меня надо называть моим настоящим именем.
– А какое у тебя имя?
– Наполеон Бонапарт, – хихикнула Света. Анька и Соня также хихикнули.
– У тебя есть член? – спросила Волненко.
– Нет.
– Тогда не докажешь. У Бонапарта он был. А Светка – историк.
– В том-то и дело, что был! Был и есть – понятия разные. Так, слегка.
Волненко изобразила глубокомысленный скептицизм, давая понять, что вызов на философский спор ею принят, и у соперницы шансов нет. Но Соня ей всё испортила.
– Так он умер? Или ему отрезали член? – спросила она.
– Вот дура! – косо взглянула на неё Анька, – это была метафора. Впрочем, можно и уточнить. Свет, Наполеон умер?
– Нет. Сидит перед вами.
– Значит, ему отрезали причиндалы?
– Нет.
– Так он мужиком никогда и не был?
– Волненко, разница между полами – вещь относительная. На высшем уровне её просто нет. Если Сонька не врёт, Иисус сказал, что в
