Минна пожелала знать, что произошло. Я отвечал обтекаемо, в общих чертах, не упомянул о том, что все они могли покинуть самолет до того, как он приземлится. Сказал, что другой самолет, плохой, пытался догнать нас, но Игорь ракетой разнес его в клочья.
Она широко улыбнулась. Спросила, как можно выразить радость на английском, если хочется обойтись без сукиного блина. Я ответил: «Ура! Отлично! Здорово!»
— Ура! Отлично! Здорово! — повторила за мной она.
Латышские девушки молчали. Две или три даже заснули. Милан тоже спал. Я поудобнее усадил Минну, укрыл, предложил поспать. Она улыбнулась, поцеловала меня и закрыла глаза.
Сам же вернулся в кабину.
— Эй, Аляска под нами.
— Откуда ты знаешь?
— Частенько летал над Аляской. Фотографировал. Где ты хочешь приземлиться? На военной базе?
— Ты сможешь ее найти?
— Я знаю их все. Нет проблем. Самая большая около Фэрбанкса. Нет проблем.
Он что-то сделал, чтобы уменьшить скорость, потом направил самолет вниз. Как он нашел базу, я не имею ни малейшего понятия. Наверное, действительно часто тут летал. Возможно, наша система противовоздушной обороны не так уж и хороша. Но около авиабаз она, конечно же, лучше. Как только мы увидели взлетно-посадочную полосу, навстречу поднялись самолеты с опознавательными знаками США и закружили над нами.
— Я бы мог их сбить, — пробурчал Игорь.
— Не надо.
— Не буду.
Другие самолеты пронеслись мимо. В первое мгновение я не понял, куда они держат путь. Потом догадался.
Они полетели туда, откуда мы прилетели.
— Приземляйся побыстрее, — попросил я Игоря. — Надо сказать, чтобы эти самолеты завернули.
— Нет проблем.
Посадка заняла куда больше времени, чем взлет. Игорь не спикировал на посадочную полосу, а очень мягко подвел к ней самолет, так что нас если и тряхнуло, то чуть-чуть. Как только самолет остановился, его окружили вооруженные люди. Числом с сотню.
— Что дальше? — спросил Игорь.
— Выходим.
— Снаружи холодно. Снег.
— И горячего приема ждать не приходится. Боюсь, нам здесь не обрадуются.
Я вышел первым, Игорь — за мной, потом латышские девушки. Нас встретили суровые взгляды. Я выбрал клоуна, у которого золота на форме было побольше, чем у остальных, и направился к нему. Рубя слова, спросил, кто командир базы, и он ответил, что он.
— Тогда верните на базу свои самолеты. Это не вторжение, а операция спасения.
— Что за черт, — рявкнул он, но повернулся, отдал приказ кому-то из своих подчиненных, и тот побежал к коммуникационному центру.
— И кто...
— Это Игорь Радек, полковник военно-воздушных сил СССР, — я указал на Игоря. Не знал, конечно, полковник он или нет, но для вопросов времени не было. — Он просит политического убежища и передает США существующий в единственном экземпляре экспериментальный истребитель-бомбардировщик МИХГ-1.
— Какого...
— Сукин блин, — вставил Игорь.
— А это двенадцать членов гимнастической сборной Латвийской Советской Социалистической Республики, — продолжил я. — Они тоже просят политического убежища. И они замерзают, как и мы. Нельзя ли отвезти нас в теплое помещение?
— Само собой. А ты кто?
— Американский гражданин. Меня зовут Ивен Майкл Таннер. Это все, что я могу вам сказать.
— Что?
Внезапно навалилась усталость.
— Отвезите нас куда-нибудь. Где тепло. Здесь холодно, не так ли?
— Послушай, парень...
— Вам надо позвонить, куда вы всегда звоните, если происходит что-то странное. Полагаю, в Вашингтон. Просто назовите мои имя и фамилию. На это потребуется время, но рано или поздно сюда приедет какой-нибудь идиот с оберткой от жевательной резинки, и тогда все устаканится, а я смогу поехать домой.
— Я не понимаю.
— Никто не понимает. Очень хочется в тепло. Нас куда-то отвезли. Там было гораздо теплее, чем на летном поле, и это радовало. Для Аляски наша одежда не годилась. Игорь-то в летном костюме чувствовал себя комфортно, а мы никак не ожидали, что нас встретит такой мороз.
— А теперь рассказывай, Таннер.
— Я уже все рассказал, — ответил я. — Снимите телефонную трубку и назовите мою фамилию. Скажите, что я ничего вам не рассказываю. А если какой-нибудь выпускник Лиги плюща[5] даст вам обертку от жевательной резинки, прочитайте, что написано на обороте. Возможно, что-то важное.
На этот раз обошлось без выпускника Лиги плюща и оберток от жевательной резинки. На этот раз новости быстро дошли до Шефа, также вскоре ко мне вновь пришел командир базы. На его лице явственно читалось недоумение.
— Таннер, я не знаю, кто ты...
Насчет своего статуса у меня тоже не было определенности.
— ...но связи у тебя о-го-го. Этим вечером гимнастическая команда вылетает в Нью-Йорк. Там их встретит какой-то атташе из спортивного отдела миссии культурного обмена Государственного департамента. Полагаю, они будут в хороших руках. Государственный департамент устроит им отличную рекламу.
— Несомненно.
— Этот идиот-летчик побудет с нами, пока авиационные эксперты будут изучать его самолет. Ему придется ответить на много вопросов. У нас есть люди, которые говорят на русском.
— Он говорит на английском.
Командир посмотрел на меня. Через несколько секунд я отвел взгляд. Подумав при этом: «Сукин блин».
— Он будет отвечать на вопросы здесь, а Бутек — в Вашингтоне. Начальник югославского отдела Государственного департамента хочет тесно с ним пообщаться. Вроде бы речь пойдет о книге...
— Да, он хочет написать книгу.
— Мне без разницы. А вот ты — отдельная статья. За тобой выслали самолет, Таннер. Он будет здесь через пару часов. Я не знаю, на кого ты работаешь, но самолет должен забрать тебя и увезти незнамо куда. Во всяком случае, мне этого знать не положено.
— Хорошо.
Он пристально смотрел на меня.
— По тебе не скажешь, что ты — важная птица. Я оглядел золото мундира, седые волосы, военную выправку.
— По вам скажешь.
— Да? — он нахмурился. — Вы же работаете за кулисами. Не буду прикидываться, что понимаю вас.
— Мы — самые обычные люди.
— Вот-вот, — он вздохнул. — Чувствуй себя как дома. В это время я обычно отдаю должное шотландскому. Составишь мне компанию?
— С удовольствием.
Он налил нам обоим виски. Как только я осушил свой стакан, наполнил его вновь.
— Таннер, за дверью два агента ЦРУ, которые хотят поговорить с тобой.
— А что вам сказали в Вашингтоне?
— ЦРУ не должно с тобой общаться.
— Ослушаться я не могу.
Он присвистнул. С каждой минутой он все больше убеждал себя в том, что я таки важная птица. Я, со своей стороны, не осознавал своей важности. Действительно, ничего особенного я не сделал. Постоянно оказывался не в том месте и не в то время, в результате чего собирал вокруг себя людей и вещи, которые и притащил в Америку. Я бы мог гордиться собой, если бы этот результат стал логическим завершением блестяще разработанного плана. Но никакого плана не было и в помине, так что гордости за свои деяния я не испытывал. Только усталость. И жажду. Поэтому выпил и второй стакан.
— Ты, должно быть, устал, Таннер. Кстати, как мне к тебе обращаться? Просто Таннер? Никто не назвал мне твое звание, хотя у вас, должно быть, таких званий, как в армии, и нет... а может, есть. Я с вашей братией практически не знаком...
Он, должно быть, полагал, что к важной птице только по фамилии не обращаются. Ей должно предшествовать еще какое-нибудь слово, придающее значимость фамилии.
— Таннер меня устраивает, — заверил я его. — В этом случае я точно буду знать, к кому вы обращаетесь.
— Ладно, Таннер так Таннер. Слушай, ты, наверное, валишься с ног. Самолет прибудет только через два часа. Хочешь поспать?
— Премного благодарен, но спать не буду.
— Сон еще никому не вредил.
— Не сейчас.
— Вижу, крепкие вы ребята, но я думал, что ничто человеческое вам не чуждо. Не буду тебя отвлекать, Таннер, и... — Он протянул мне руку, которую я после короткой заминки, просто не сообразив, что к чему, пожал. — Я горжусь тем, что познакомился с тобой, Таннер. Ты молодец. То, что ты сделал...
Я постарался побыстрее отделаться от него. Самолет прибывал через два часа, а у меня еще хватало дел. Следовало проинструктировать девушек, что надо говорить, а о чем лучше промолчать. Проинструктировать Милана, чтобы он говорил, что книга еще не написана. Если бы в Госдепе узнали, что рукопись существует, то захотели бы подкорректировать ее, прежде чем сдавать в печать.
А еще надо было взять у Милана китайские документы. Мы пошли в туалет и переклеили конверты с тела Милана на мое. Мне не хотелось, чтобы документы попали в государственные структуры. Сначала следовало узнать, о чем в них идет речь.
— Говори им как можно меньше, — наказывал я Милану. — Не упоминай о польских микрофильмах, Минне и китайских бумагах. Притворяйся, что не понимаешь вопросов. Настаивай, что хочешь поехать в Нью-Йорк и там спокойно работать над своей книгой. Говори...
