Котяра истово взвыл.
— Ну, вот и все… — устало обронил Рябов.
Зажатая в пинцете, болталась длинная золотистая нить.
— Это антенна, вживленная в мозг Васьки, — Рябов пронзительно глянул на меня. — Им управляли молодчики из ФСБ.
— А что было со студентами? Беллетристами? Почему они приветствовали деспотию?
— Говорящий кот — мощнейшее гипнотическое оружие, — разъяснил Рябов. — Новейшие технологии спецслужб. Нанотехнологии. Ноу-хау.
— А медальон в виде черепа на груди котофея?
— Кстати, где он, — оглядел животное Рябов. — Нету… Видимо, слетел, когда наш друг летел из окна… Медальон — фикция, пустяк, фуфел. Не более того. Для отвода глаз.
— А какой сигнал вы посылали своей штуковиной с красной кнопкой?
— Сначала — просто помеху, а потом речь блогера Алексея Навального.
Сыщик склонился над котом, потер его загривок.
На месте, где была отчетливо изображена виселица, проступил поясной портрет Алексея Навального.
— Ну, вы видите?! — торжествующе рассмеялся Рябов. — Все коты в душе — единоличники-демократы. Они ближе к анархии, чем к тоталитаризму. Какая уж тут деспотия?! Бред!..
Глава 34
Мастер и Маргарита
1.
Петербург замер. Из могил бесцеремонно выкрадены тела А. С. Пушкина, Петра Первого, знаменитой певички Зойки Гунявой, пахана Литейного проспекта Васьки Резаного и скульптора-монументалиста Федора Барского.
— Петя, — резко спросил меня сыщик Рябов, — вы слышали, как поет Зойка Гунявая?
— Густой женский бас, рискованные эротические позы…
— Я все могу простить. Даже Петра Первого с Пушкиным. Им не привыкать. Их тела то появляются, то исчезают. Ан Зойку Гунявую — нет… Это же символ возрожденной России. Настоящий мастер!
Я, акушер второго разряда, Петр Кусков, напрягся:
— Мне пришло на ум название одного похоронного бюро. «Мастер и Маргарита». Они именно в Питере.
Сыщик натянул сапоги из кожи козла, передернул именной браунинг.
Я резко застегнул ширинку пятнистых штанов и был готов к самым отчаянным действиям.
2.
Похоронное бюро «Мастер и Маргарита» располагалось прямо на Невском. Огромное доходное здание… Хоть сейчас под снос. Всё в трещинах, швах и обвалах.
Тут же, к этому распадающемуся гиганту, лепилась прозрачная конструктивистская лесенка из пластика и стекла.
После чада и копоти Невского внутри все поражало великолепием. С густым начесом персидские ковры. Позолоченные кованые павлины, из носа и ушей коих курились благовония. На стенах висели странные картины с объемным изображением вип-покойников. На них крупно взяты детали — бакенбарды Пушкина, нос Гоголя, запонки Пастернака, носоглотка Зойки Гунявой, детородный орган Федора Барского.
Я невольно поежился.
— Ну, и где же начальство? — осведомился Рябов у охранника, ветхого, со старческой гречкой на лице и калашем за спиной.
— Мастер пишет эпитафии, — охотно пошел с нами на контакт дедушка.
— Маргарита?
— Ирина Арнольдовна, что ли? Она недавно поменяла имя. У имени Рита — тяжелая карма, — сощурился охранник.
— Так значит, ее зовут Ирина Арнольдовна?
— Ирина Арнольдовна Шварц! — и вдруг окаменел в позе караульного.
Перед нами стояла…
Нет, об этом лучше в другой главке.
3.
Перед нами стояла Ирина Арнольдовна Шварц, собственной персоной.
— Что вам здесь угодно, господа?
Я присмотрелся к г-же Шварц.
Почти двухметрового роста, с солидным брюшком, обтянутым лайкрой. Все пальцы, запястья, уши, даже шея — сверкали кольцами, сережками, браслетами и бриллиантовыми подвесками.
Эта гробовщица явно не бедствовала!
— Куда подевались трупы? — сурово сдвинул брови Рябов.
— Арсентьич! — взвизгнула дама.
Дед-охранник молниеносно снял калаш и передернул затвор.
— Й-а! — Рябов взвился под потолок, ударом ноги выбил автомат из старческих и дряхлых рук.
Арсентьич всхлипнул.
— Что же это, господа?! — запричитал он. — Я же на пенсии?..
— Ага, — подытожила происшедшее Ирина Арнольдовна. — Я вижу, вы пришли сюда с серьезными намерениями. Пройдемте в мой кабинет.
4.
Во всю комнату кабинета плескался бассейн, с подсветкой и, видимо, с подогревом. По поверхности воды плавали непотопляемые и непромокаемые ручки, карандаши, ластики и листы великолепной мелованной бумаги.
Иринка сбросила с себя платье и, оставшись в купальнике мини-бикини, вошла в воды.
Бассейн всколыхнулся.
По ассоциации я вспомнил о ритуальном купании слонов в Ганге.
Нам ничего другого не оставалось, как последовать за Ириной Арнольдовной.
Я стремительно расстегнул ширинку на своих пятнистых штанах.
Рябов через голову снял майку с изображением Георгия Победоносца, поражающего копьем Змея.
— Ну, так что, мадам, — выплевывая веселые фонтанчики, спросил сыскарь, — будем колоться?
В воде г-жа Шварц выглядела горазд симпатичней.
Единственно ее портили глаза, налитые звериной злостью.
— Ах, господа, господа! — оскалилась Ирина Арнольдовна, плавно разводя руками. — Я просто бизнесмен. Не более.
— Но где усопшие?! — с омерзением выплевывая хлорированную воду, спросил я.
— В могилках, конечно! Где же им еще быть? Похороны, кстати, через час. В Петропавловской крепости.
5.
Сеял нудный дождь.
Петропавловская крепость мне не понравилась.
Мрачное сооружение из заплесневелого камня.
Но, честно говоря, нам с Рябовым было не до музыки, застывшей в камне, мы с ним сразу бросились на погост, откуда раздавались траурные марши Шопена.
Пять катафалков везли мускулистые пони в траурном убранстве, т. е. с черными атласными лентами, заплетенными в гривы и хвосты.
Катафалки везли гробы Пушкина, Петра Великого, Зойки Гунявой, Васьки Резаного и Федора Барского.
В скромном черном платье с искрой, под черной вуалькой, с красной повязкой на руке стояла Ирина Арнольдовна Шварц.
«Она может простудиться после бассейна!» — молнией сверкнуло у меня в голове.
Тут же, печально понурившись, стоял дед-охранник, Арсентьич. Чтобы не смущать тоскующую публику, он обернул калаш в черный плед.
— Пусть земля им будет пухом! — раздавалось то там, то сям.
Рядом с Ириной Арнольдовной стоял горбун с длинным лицом и костистым загнутым носом.
Урод с тревогой зыркал на опускаемых в землю, а иногда, подмигивая, передавал какие-то тайные знаки г-же Шварц.
— А вот и Мастер! — энергично прошептал Рябов.
6.
Траурные процессии расходились.
Г-жа Шварц, Мастер и Арсентьич, уже распеленавший свой калашников, подошли к бронированному мерсу.
Тут сыщик мощно дернул горбуна за руку, тот кубарем вкатился в салон «Москвича», который мы заблаговременно взяли в аренду.
Москвичок, несмотря на свою раздолбанность, был ошеломляюще маневрен и резв.
Мы легко оторвались от черного мерса.
Тому, видимо, мешала разогнаться толстая броня.
— Ну, Мастер, — криво усмехнулся Рябов, — сочиняй эпитафию самому себе.
— Я еще очень молод! Мне 37 лет.
Я наклонился над горбуном и пронзительно глянул в его истерично моргающие глаза:
— Колись, гад!
— Мертвецы обмазаны тонким слоем пчелиного воска, — пугливой скороговоркой затараторил горбун.
— Куда пропадают покойники?!
— Пчелиный воск идеально сохраняет тело.
— А зачем вам его сохранять? — не унимался я, Петр Кусков.
— Мы возим их по ночам в элитные клубы. В этом и состоит наш с Ириной Арнольдовной бизнес. Под виски и пунш богачи очень любят поглазеть на знаменитостей.
Мы подъехали к высочайшему утесу над Невой.
Рябов выволок горбуна на свежий воздух, резко схватил его за ноги и…
7.
…поднял над ревущей бездной.
— А теперь ты должен мне пообещать одну вещь, Мастер, — чеканно произнес сыскарь.
— Все что угодно!
— Повторяй за мной. Я и моя жена, Ирина Арнольдовна Шварц…
— Я и моя жена, Ирина Арнольдовна Шварц…
— Обязуемся похоронить мертвецов и больше никогда их не трогать.
Горбун все повторил.
Сыщик Рябов опустил его на грешную землю:
— Вас, Мастер, куда подкинуть?
— Я дойду пешочком… Воздух отменный.
Горбун, еще более сгорбившись, удалился.
— Не догоняю… — нахмурился я. — Откуда они взяли тела Пушкина и Петра Великого?
— Петя, дорогой и, может быть, единственный друг. Мир полон загадок. Привыкайте.
1.
Юг России содрогнулся от убийства местного градоначальника.
На месте злодеяния душегуб оставил визитку с золотыми виньетками: «Иван Одинцов, фотограф-имиджмейкер, ООО «Золотой Жук».
