– Надо продумать, что тебе надеть. – Наталья, не вставая с места, взяла бразды правления в свои руки.
Алена усмехнулась:
– Я пыталась всех переорать и сообщить, что выпендриваться на подиуме мне не в чем.
– Ты хочешь сказать, что безразмерная сумища, которую, надрываясь, тащил мой сын, набита шмотками твоей матери?
– Ему просто не повезло, – вздохнула дочь. – Он родился представителем сильного пола со всеми вытекающими отсюда последствиями. В данном случае они вытекли в необходимость тащить наш баул. А чтобы не надрываться, надо постоянно совершенствовать свои физические возможности. – И в ответ на мой неодобрительный взгляд торопливо добавила: – Признаю добровольно: основная часть шмоток – моя. Но в целом баул не такой уж и тяжелый.
Наташка обиженно поджала губы и собралась встать, но неожиданно хохотнула и уселась поудобнее.
– Вообще-то правильно. Какие я сумки таскаю – мои мужики давно бы скопытились! А ты, дорогая моя, задерни шторочки и приступай к примерке.
Во время очередной демонстрации одежды заявился Лешик. Зашторив окна, мы забыли закрыть дверь на ключ и не услышали, как он вошел.
– Стучаться надо! – учительским тоном проронила Алена. – Видишь, идут показательные выступления. Пять долларов в секунду за просмотр каждого варианта.
– Почему в секунду?
– Извините, у нас посекундная тарификация.
– Ну хватит препираться, – одернула деток Наташка. – Ленусь, мне ты нравишься вот в этом розовом длинном платье. Остальным тоже – видишь, молчат? Примерь, лапочка, его еще раз, только уже с обувью…
– Хорошо, – покорно согласилась Алена и, подхватив вещи, скрылась в санблоке.
В ожидании конкурсантки подруга успела прочитать лекцию сыну о его недостойном поведении. Мог бы и сказать свое слово за участие бедной перепуганной девочки в конкурсе. Так сказать, оказать моральную поддержку. Лешик рассердился и выдал, что мы должны быть ему благодарны хотя бы за то, что он не прекратил все это безобразие изначально.
– В принципе, у нее своя голова на плечах. В первую очередь, сама должна соображать, куда вляпывается!
В это время из санблока и вышла Алена.
– Красавица! – подвела итог Наташка. – Настоящая Мисска! – Дочь действительно была очень хороша. – Только… Что это? – В голосе подруги послышались нотки ужаса. – Вы посмотрите на ее ноги!
Честно говоря, ног видно не было. Они скрывались под подолом длинного легкого розового платья. Зато хорошо просматривались серые округлые мыски валенок. И откуда они у нее? Я и не заметила, как повторила свой вопрос вслух.
– Неужели так растянулись те маленькие, сувенирные, которые вы отхватили в Мышкине?
– Нет! – ответила довольная произведенным эффектом Алена, изящно приподнимая подол и демонстрируя присутствующим коротенькие валеночки, отделанные мехом. – Это мне Лешка подарил!
Мы в молчании уставились на благодетеля. Тот, обхватив руками голову, стоял, прислонившись к стенке, и еле сдерживал смех.
– Не поняли? – ласково спросила у нас дочь. – Я ведь говорила – вы не верили: мне не в чем выйти на подиум. Выжившую после Калязина босоножку мы с Лешкой сегодня пустили в свободное плавание. Она почему-то сразу пошла ко дну. Остаются кроссовки, домашние тапочки и валенки. Другой альтернативы нет. Можно, конечно, воспользоваться туфлями Натальи Николаевны, но я из них выпаду при первом же шаге. А возить их ногами по полу как-то… Мамины же бескаблучные тупоносики тоже не подходят к платью. – Алена обреченно развела руками, предоставив нам возможность додумать ситуацию самим.
– Да-а-а! – протянула Наташка.
– Ну да… – растерянно обронила я.
– Да! – коротко отчеканил Лешик
– Ничего страшного, – встряхнулась подруга. – Приплывем в Углич и справим тебе элегантные…
– Кирзовые сапоги и коня в придачу, – дополнил совсем не жадный Лешик.
Алена благодарно поклонилась ему в пояс. Наташка отвесила сыну легкую оплеуху:
– Что ты издеваешься над несчастным ребенком!
– Не больше, чем вы, дорогие мои, – ехидно улыбаясь, огрызнулся тот.
Пока они, с позволения сказать, клеймили друг друга позором, я лихорадочно подсчитывала материальные ресурсы. Не уверена, но, кажется, что-нибудь простенькое приобрести сможем. Вот только размер у дочери проблемный – тридцать пятый. Да и нога узкая…
Мои рассуждения были неожиданно прерваны тишиной. Мать с сыном смотрели в разные стороны и молчали.
– Спор закончился? – бодро спросила я, обращаясь к обоим.
– Да! – громко ответила мне дочь из санблока. – И опять родилась истина.
– Какая?
– Все та же… – Алена добросовестно продолжала разговор. – Лешка не сын Натальи Николаевны. Его ей подменили в роддоме. Подкидыш! Опять человек остался без матери, – посетовала она. – Мы конечно пригреем его, до ужина, ну а потом…
– Потом он пожалеет, что обидел мать, – трагически прошептала Наташка, смахивая слезы.
– Лешка! Сейчас же извинись перед матерью!
– За что?!
– Наталья Николаевна, пожалуйста, скажите ему – за что. Он скоропостижно запамятовал.
Наташка тяжело вздохнула, с укором взглянула на сына и, смахнув очередную слезу, насупилась. Но буквально тут же на ее губах мелькнула виноватая улыбка, и она выдавила из себя:
– Сама не помню. Но брюки ему больше никогда не буду гладить! – На последних словах голос ее значительно окреп.
– Надо срочно худеть! – вклинилась я, стараясь повернуть беседу в другое русло. – Едва втащилась по трапу.
Наташке не очень хотелось отрываться от предмета своего монолога. Но тема похудания очень актуальна, и подруга с пол-оборота включилась в беседу, подтвердив, что худеть мне крайне необходимо. Если не для красоты, то уж ради здоровья обязательно.
– Знаешь Нинку из двести двадцать третьей квартиры? – продолжила я. Наташка, естественно, знала всех, кого знаю я, и даже больше. – Так вот она сидит на очень жесткой диете: два дня ничего не ест, пьет только простую воду. На третий день – пюре из трех помидоров. На четвертый – не помню, а вот на пятый…
– На пятый от нее ушел муж, – мрачно продолжила Наташка. – К Лидии Георгиевне из третьего подъезда. Между прочим, размером отсюда – до завтра. Нет, нам с тобой просто надо лопать поменьше. Ленусь! Что скажет по этому поводу медицина?
– Медицина здесь бессильна. – Дочь старательно упаковывала свои вещи в сумку. И эта проблема волновала ее больше всего.
– Может, вам проще пробраться в Южную Африку или попроситься в концлагерь? – подал наконец голос Лешик.
– Вот видишь, куда он послал родную мать! – моментально завелась Наташка.
– Во-первых, не родную, как сами не так давно сказали, – почти пропела Алена. – Во-вторых, не вас одну. И в-третьих, для вашего же блага.
– Я чувствую, над нами здесь просто издеваются! – Негодованием лучились даже Наташкины кроссовки, попеременно шлепавшие по ковровому покрытию. – Пойдем отсюда! – На мой вопрос о маршруте удостоила меня сочувствующим взглядом и даже укоризненно покачала головой: – Ужинать, конечно! Взгляни на часы!
Ветерана речного пароходства за соседним столиком не оказалось. Очевидно, задерживался. Все-таки следовало поискать его раньше на свежем воздухе. Кинг-Конг, обслуживая нашу бригаду, поэтапно уронила столовые приборы – два использованных ножа и одну вилку. Девушка явно нервничала. Руки у нее дрожали. Я с изумлением увидела на ее правой руке тоненькое обручальное кольцо и опять перевела взгляд на лицо. Может быть, из-за того, что мы к ней попривыкли, она уже не показалась мне страшненькой. Если бы не эта тяжелая лошадиная челюсть…
– Вам что-нибудь принести еще? – спросила она, и я опустила глаза вниз, хлопнув ими пару раз от неловкости. – Сегодня все из рук валится, – тихо продолжила она. – Позвонила мама – дочка заболела. Кажется, корь.
Не успела я выразить абсолютно искреннее соболезнование и дать пару практических советов, как Наташка привычно оседлала своего коня добродетели. В результате посуду со стола мы убрали сами, несмотря на стойкое сопротивление бедной девчонки. Оно, кстати, было оправданно. Кинг-Конг тут же схлопотала строгий выговор от бдительного начальства. Закончилось все разборкой у капитана, где подруга яростно требовала уволить директора ресторана за полное бездушие и подстрекательство к самоубийству бедной официантки. Последнее обвинение базировалось на словах Кинг-Конга: «Если меня уволят – конец». Результат разборки был положительным: в том смысле, что на рабочий стол капитана Наташка положила заявление от коллектива туристов, но только за своей подписью, – об издевательствах административного персонала над подчиненными. Административный персонал в лице директора столовой положил заявление об увольнении. Алина, она же Кинг-Конг, лучшая официантка теплохода, последовала ее примеру, а капитан положил эти бумаги в мусорную корзинку. Разошлись все после бурного процесса братания в полном удовлетворении. Капитан оказался серьезным, но вполне демократичным. И на нарушителя закона никак не походил. Что ж, внешность иногда бывает обманчивой.
