Сыщик сверкнул агатовыми глазами.
— Челюсть от Страдивари, — отрывисто произнес он. — Без нее великая Пугач не сможет петь под фонограмму.
— Иначе срывается грандиозный тур? — сощурился я.
— Штаны! — взревел Рябов.
2.
В то самое время, за полночь, Маня Пугач полулитровыми фужерами хлестала водку «Путин&Распутин», заедала лягушачьими бифштексами с кровью, да хрипела амурные песни. Увы, без фонограммы она уже не пела лет сорок.
Прикормленные друзья раболепно хвалили.
— Ах, что за глазки! — восклицали они.
— Что за голосок!
— Ангельский! — кричал особенно наглый подхалим. Маня обещала его устроить в своей гей-подтанцовке.
Лишь композитор Тихон Хренов хранил молчание.
— Что вы молчите? — справились тогда лизоблюды у Тихона.
Маэстро откашлялся в кулак и произнес:
— Манин голос, как это покорректней выразиться, пошаливает. Без челюсти Страдивари — шняга-с…
— В окно его! — взревела певица.
И что вы думаете?
Тихон Хренов, краса и гордость композиторского цеха РФ, был безжалостно вышвырнут из окна особняка.
Под домом Маня Пугач располагалось московское водохранилище. По нему, изящно изогнув шеи, плавали белые лебеди.
3.
— А сколько Мане Пугач лет? — спросил я, когда мы с сыщиком неслись по Рублевке, держа курс на дом грандиозной певицы.
— По моим агентурным сведениям, лет 240, — на ходу ответил Рябов.
— Не может быть! — изумился я. — Выглядит только всего на 80.
— Действие акульих хрящей… — пояснил Рябов. — Великая певица поглощает их в копченом виде мешками. И с каждым годом она выглядит все моложе и лучше.
— А лицевые подтяжки? Золотые нити?
— Брехня, — отреагировал Рябов. — Вечную молодость дают только акульи хрящи.
4.
Уже за полночь, с Казанского вокзала, без всякой помпы, отправлялась в грандиозное турне «Россия-Казахстан-Гренландия» молодая, однако подающая надежды, певица Лиза Лизкина.
Она уже предчувствовала, какой бешеный аплодисмент сорвет с челюстью Мани Пугач от самого Страдивари, особенно под легендарную песенку:
Позови меня с собой,
Позови сквозь злые ночи!
— До свиданьица, — ломая русский язык, кричал муж Лизы Лизкной, гражданин Гондураса, Абдула-Али-Аль-Акбар.
— Прощай, Акбарка, — смахнула слезу артистка.
5.
Когда мы ворвались с сыщиком в апартаменты Мани Пугач, стало очевидно, — нас здесь не ждали.
— Кто вы такие? — прохрипела королева Олимпа.
— Я — сыщик Рябов, — представился инспектор.
— Акушер второго разряда, Петр Кусков, — шаркнул ногой я.
— И что же вам нужно? — свиные рыла элитных гостей почти вплотную приблизились к нам.
— Уточнить детали пропажи вставной челюсти Мани Пугач, — четко откликнулся Рябов.
— В окно их! — рявкнула Пугач.
6.
Вы никогда не летали из окна элитной квартиры?
Гамма новых чувств!
Пир духа…
После душной ночи окунуться в ласковое прохладное лоно водохранилища. Услышать томный гогот тонкошеих лебедей. Попробовать на зуб паука-плавунца. Он такой кисленький!
Через минуту водного дрейфа мы оказались рядом с каким-то грузным гражданином в концертном смокинге.
— Тихон Хренов! — незамедлительно представился он.
— Держитесь за белокрылыми лебедями! — резко приказал сыщик. — Они плывут к острову.
7.
Через пару суток мы ступили на берег. На четвереньках.
Остров «Последний Герой» — прочитали мы на столбе табличку.
На этом же столбе висел молчаливый динамик. Вдруг он ожил:
— Передаем прямую трансляцию концерта великой певицы Лизы Лизкиной!
После небольшой паузы динамик хорошо поставленным голосом запел:
Позови меня с собой,
Позови сквозь злые ночи!
— Рябов, это откровенный плагиат! — вскрикнул я, не успев еще вскочить с четверенек.
— Знаю… — выплюнул сыщик водоросли.
— Друзья мои… — Тихон Хренов поднялся во весь свой нешуточный рост. — Запомните! С этой минуты больше нет Мани Пугач! С челюстью от Страдивари есть только одна певица. И вы ее знаете… Это Лиза Лизкина! С челюстью от Страдивари она — гений.
1.
Мы с сыщиком Рябов сидели подле электрокамина и потягивали пиво «Батька Махно».
— Признаться, друг мой, — произнес детектив, — я скучаю без настоящих, чудовищных преступлений.
— Преступники как-то выродились, — поддержал его я. — Карманные воришки, хапуны депутаты… Лилипуты и гномики.
И тут в нашу дверь оглушительно постучали.
В комнату вошел невысокий жилистый человек с лицом китайца.
— Я смотритель Петропавловской крепости, — сказал он. — Три дня назад какой-то неизвестный поменял мощи Иоанна Грозного на останки Емельяна Пугачева.
— Ага?! — простонал от радости сыщик.
— Ага! — горячо поддержал его я.
2.
— Ну и какие у вас версии, акушер Кусков, — Рябов помешивал алюминиевой ложечкой чай в скоростном поезде «Красная стрела».
В этом поезде ехал и я, ваш покорный слуга, акушер Петя Кусков.
— Признаться, никаких, — огорченно развел я руками.
— А для меня это дело почти закрыто! — причмокнул Рябов, запивая печенинку «Салют». — Вы заметили китайский разрез глаз смотрителя Петропавловской крепости?
— Китайский след?
— Вот именно…
— Зачем китайцам мощи почившего монарха?
— Вот это нам и предстоит выяснить, — воинственно усмехнулся Рябов.
3.
Петербург нас встретил ледяным ветром. По брусчатке мостовой он гнал клочья грязных избирательных плакатов. Вчера здесь избрали губернатора Ленинградской области.
— Кстати, вы не слышали, — спросил меня Рябов, — кто победил на выборах?
— Маня Маньевич Жулецкий…
С плакатов театральной тумбы на нас смотрело толстое и волевое лицо нового губернатора.
— Вот к нему-то мы отправимся, — скосил на меня черный глаз Рябов.
— Сейчас шесть утра… — заметил я робко.
— Петя, поверьте мне, свежеиспеченные губернаторы просыпаются исключительно рано.
4.
В 06:00, по московскому времени, губернатор Маня Маньевич Жулецкий опустил с кровати мускулистые волосатые ноги.
Если кто-нибудь увидел его в этот миг, то был бы весьма озадачен.
На постели губернатора, на месте, предназначенном для супруги, лежали (черепом на подушке, ноги с другой стороны) останки Ивана Грозного. Сразу бросалась в глаза легендарная борода клинышком.
Маня Маньевич попил кофе с армянским коньяком и энергично глянул из окна своей шикарной квартиры.
— Ленинградская губерния теперь моя! — засмеялся он и притопнул кудрявой ногой.
И тут в его дверь грянул наш (то есть мой, акушера второго разряда Кускова и сыщика Рябова) электрозвонок.
— Во поле береза стояла! — без слов, будто намекая на что-то неведомое, пропел последний.
5.
— Шукайте китайский след, — с порога огорошил губернатора сыщик.
— Какой еще след? — не скрывая своего раздражения, спросил Маня Маньевич.
Оттеснив чиновника стальным плечом, сыскарь резко шагнул в прихожую.
— Я — инспектор Рябов, — чеканно представился сыщик. — А это мой пресс-атташе, акушер второго разряда, Петр Кусков.
— И что же вам нужно? — толстая щека губернатора нервически дернулась.
— Мы пришли к вам по делу пропажи останков Иоанна Грозного, — Рябов сделал широкий шаг в спальню губернатора, но тот массивным, хорошо откормленным туловищем преградил дорогу.
— Если вы уверены в китайском следе, зачем вы идете в мою спальню? — вопросил Жулецкий. — Записывайтесь ко мне на прием. В Смольный.
— Однако почему вы не пускаете нас в опочивальню? — Рябов выхватил именной браунинг. — Что вы скрываете?
— Я? Ничего! Помилуйте…
За три энергичных шага Рябов добрался к зловещей кровати и резко отбросил верблюжий полог.
— Кто это? — сыщик заиграл желваками.
— Ах, это?.. Мой безвременно почивший прадедушка, Амвросий Карлович Журавлев-Задунайский.
— Ваши руки, господин губернатор, — тихо произнес Рябов, доставая блеснувшие вороной сталью наручники.
— Повторяю, это мой прадедушка. Сначала я хранил его в могиле, да потом стал так тосковать, что решил держать здесь, при себе.
— Бороду Ивана Грозного я узнаю из всех бород. Она клинышком… — усмехнулся сыщик.
6.
Прошло три года.
Дело о пропаже мощей Иоанна почти забылось. Однако когда мой друг и наставник натыкался на имя Грозного, он сразу мрачнел.
— Так проколоться! — Рябов мучительно потирал виски. — Не могу простить себе китайский след…
