– В самый раз, – вздохнула я, начиная терзать себя мучительным желанием подкинуть Наташке повод для ночной бессонницы. Тогда к полудню точно не проснется. С другой стороны, зачем рушить ее радужные планы? Если я рассуждала правильно, вскоре найдется тот, кто успешнее сделает все за меня. Пускай подруга перед этим хотя бы выспится.
– Ты долго собираешься спать с открытыми глазами? – мирно поинтересовалась Наташка, остановив машину у бетонного забора. – Мы приехали. Знаешь, давай не будем поощрять взяточничество, когда в стране очередной раз радикально собираются бороться с этим замысловатым изобретением человечества. Вытряхивайся. Через проходную и далее гордо пойдем пешком.
Наш решительный рывок через эту самую проходную был остановлен охранником, скучно потребовавшим пропуск. Приемные часы не наступили, до них еще оставалось целых двенадцать минут. Хорошо, что я не успела заломить руки и упасть перед охранником на колени, дабы, не предлагая денег, внести личный вклад в общероссийскую акцию борьбы со взяточничеством – авось пропустит. Наташка вытолкнула меня вперед так, что я едва не повисла на турникете. Смерив охранника суровым взглядом, подруга заявила о запланированной встрече с врачом, для консультации. Его это объяснение вполне устроило.
У входа в центральное здание мы столкнулись со знакомой личностью. Следователь номер один, знакомый по нашему визиту в квартиру Маноло Сергей Сергеевич, с черной пластиковой папкой в руке вежливо отступил, уважая силу нашего стремления вперед. Вместо приветствия я тепло поздравила его с тем, что мир тесен, после чего он нас сразу узнал и хмуро отозвался:
– В тесноте, да не в обиде. Каким ветром?
– Попутным. Из-за пробок на дороге, – нашлась Наташка. – Вот, решили здесь их переждать, заодно и спасенную нами женщину проведать… Забыли ее фамилию.
– Случайно, не Антипову?
– Большое спасибо! – бурно обрадовалась Наташка. Мне даже показалось, что она готова объять необъятное – самого Сергея Сергеевича. Уж больно он был массивен. Кроме того, он не был ей родной матерью. Впрочем, как и родным отцом… Короче, никем не был. – Хоть здесь, в регистратуре обойдемся без пробок. Трудно искать пациентку с забытыми данными… – Наташка оглянулась на меня.
– А вы, наверное, тоже ее навещали? – приветливо поинтересовалась я. – Антипова уже в своем уме?.. То есть я хотела сказать в твердой памяти?
– А давайте-ка мы это сейчас проверим, – несказанно обрадовался и Сергей Сергеевич. – Возможно, вас-то она как раз и узнает.
– Если вы имеете в виду «опознает», то меня такая трактовка не устраивает.
Я перестала излучать приветливость.
– Да какая разница! Сегодня утром на обходе Антипова вполне внятно изъяснялась с врачом, а при моем появлении внезапно онемела. При первом нашем знакомстве вы говорили, что женщина проявляла беспокойство о ребенке, оставленном без присмотра. Так вот, большая просьба – не сообщать ей о преступлении, совершенном на даче Сафонтьевых. Врач предупредил, что ей нельзя волноваться.
Если Сергей Сергеевич намеревался нас огорошить, то ему это удалось в варианте пятьдесят на пятьдесят.
– Здра-а-ассьте!
Что именно хотела этим сказать огорошенная половина в облике Наташки было непонятно. То ли у нее в голове внезапно появился тайм-аут и она запоздало вспомнила о правилах приличия, то ли пыталась таким образом выразить протест против просьбы следователя. Я же не проявила никакого замешательства. Дураку понятно (Наташка – исключение, точно – не дурак), мой Дмитрий Николаевич успел выложить все подробности пятницы, связанные с нашим визитом в квартиру Маноло следователю номер два, в производстве которого находилось дело об убийстве на даче Сафонтьевых. Не мудрено, что факты связали воедино.
– Но мы же должны рассказать ей, что в какой-то мере позаботились о ребенке. Мне кажется, это вызовет положительные эмоции, – возразила я.
– И он сам удрал! – опомнилась Наташка, начиная соображать и испытывая настоятельную потребность оправдаться до начала обвинений в халатности – упустила ребенка, – наплевав на мою заботу, волнения и наглухо заделанную калитку в заборе.
– А давайте-ка присядем на скамеечку, вон там в сторонке. – Сергей Сергеевич продемонстрировал рукой направление, в котором следовало искать скамейку, видимую только ему. Наверное, когда-то она и вправду там стояла. – Вы мне про свою заботу и волнения расскажете. Потерпевшую Антипову навестить успеем, она не ходячая, никуда не денется.
– А скамеечка денется… – догадалась я. – Ходячие больные ее еще дальше унесут. Только с ней ничего не случиться, а вот с Антиповой…
– Да что вы выдумываете, какие там заботы! – противореча самой себе, заявила Наташка. – Накормила, напоила, а заснул он сам. Прямо на стуле. Сам и на диван перебрался. А когда с него сорвался и через забор перемахнул, я не слышала. Такой заботливый паренек, не стал меня будить. Мы тут сок Антиповой купили, вы не знаете, можно ей его пить?
– Я предлагаю все-таки освободить проход, – заявил Сергей Сергеевич.
Его предложение выглядело скорее ультиматумом. Тем более что за него неформально проголосовали третьи лица – пара посетителей за нашими с Наташкой спинами, справедливо заметивших, что точить лясы можно в другом месте. Наташка оживилась и в долгу не осталась, заявив, что у них тоже имеется альтернатива: торчать до начала приема в душном маленьком вестибюле или прогуливаться на относительно свежем воздухе. Продолжение, может, и последовало бы, но Сергей Сергеевич сунул свою папку под мышку, подхватил Наташку под руку и, так сказать, «проводил ее с крыльца». Я в добровольном порядке поплелась следом. Уж лучше побеседовать со следователем в теплой, почти дружеской обстановке, чем официально в его кабинете.
Не обнаружив в ожидаемом месте скамеечку, Сергей Сергеевич не расстроился и предложил погулять вокруг корпуса больницы. Отказаться было невозможно. Наташка гуляла «на приколе», я свободно болталась с другого следовательского бока.
Заодно мы «прошлись по памятным местам» прошлых пятницы и субботы, начиная с момента обращения больной Светланы Владимировны к Наталье с просьбой привезти ей вещи. Следователя очень удивил сам факт обращения именно к Наталье. Он очень умно подметил, что о подобном одолжении логично просить родственников – внука или невестку. На худой конец, близких друзей. Наташка заявила, что на данный момент у следователя нет никого ближе ее самой – совершенно чужого ему человека, в которого он вцепился мертвой хваткой. И если сейчас он обратится к ней с просьбой отцепиться и съездить к нему домой, чтобы перекрыть в стояке воду, дабы предотвратить протечку, она с удовольствием это сделает. Сергей Сергеевич насторожился и поинтересовался, откуда Наталье известно, что у него в ванной кран подтекает. Подруга даже не задумалась: «А у какого нормального мужика, работающего от зари до зари, все в порядке с сантехникой, причем наверняка установленной еще в советские времена?» Далее она выдала истину о том, что иногда чужие люди бывают лучше родных.
По-моему, следователь теперь взглянул на Наташку другими глазами – добрыми. А она продолжала увлеченно распинаться о своей излишней жалости ко всем больным, сирым и убогим, а также фантастической несправедливости, в результате которой конечный итог всегда оборачивается против нее. Я испытала некоторое разочарование. Можно подумать, подруга страдает в одиночестве! И решила отстать от деловой пары в надежде, что, заметив мое отсутствие, Наташка в полной мере ощутит горечь потери, а следовательно, и фантастическую несправедливость своих слов.
Некоторые окна корпуса были открыты. Из палат выглядывали больные разного возраста, пола и национальности. В одном из окон мне померещился Ромка, и я даже остановилась. Проверить, не глюк ли это, не удалось. Как назло, он отвернулся – то ли его кто-то окликнул, то ли у юноши неожиданно возник к чему-то интерес. Тем не менее я насторожилась и запомнила это окно. Хотела окликнуть Наташку, но не решилась, ограничилась тем, что выразительно пробуравила спину подруги неласковым взглядом. Мою «выразительность» она совершенно не почувствовала и продолжала равномерно печатать шаг в ногу со следователем.
Одна из дверей с тыльной стороны корпуса распахнулась, и на меня с веселым щебетом вылетела стайка девчонок, судя по возрасту, студенток медицинского училища. Многие на ходу потянулись за сигаретами, защелкали зажигалки. Следом за ними вышли несколько мужчин и три женщины. Взглянув на меня мельком, они, каждый сам по себе, направились к центральной проходной. Пользуясь наглядной агитацией, я подлетела к двери, но открыть ее не смогла – ручка отсутствовала. И пока раздумывала, что бы это значило: всех без разбора выпускать, но никого не впускать или кто-то просто перестарался и отломал ручку, дверь снова распахнулась, порадовав меня тем, что я не подставила в качестве стопора собственный лоб.
