было предположить, что должность его в этом монастыре совсем не высока. Может, он только этой кладовой и заведует. Так сказать, огурцами и помидорами руководит.
— Послушайте, дедушка, — обратилась я к старичку. — Ой, простите, не знаю вашего звания...
— Брат Епифаний.
— Брат?.. Послушайте, брат... — я запнулась и замолчала. Такое запанибратское обращение к пожилому человеку с первого раза мне как-то не далось, и я перешла на более привычный для меня светский язык. — Уважаемый Епифаний, — сказала я. — Вы случайно не видели, кто меня здесь запер?
Старичок еще больше занервничал. Он сорвал с головы скуфейку, смял ее в кулачке и прижал к груди. При этом он смотрел на меня такими жалобными глазами, что я даже не знала, что и подумать.
«М-да, — подумала я, глядя на деда, — все-таки монашеская жизнь — а брат Епифаний явно принадлежал к этой братии — накладывает определенный отпечаток на скорость мысли и действия. И вряд ли я от этого «брата» быстро сумею добиться чего-нибудь толкового». Но дед вдруг неожиданно ожил.
— Наверно, это я, — прошелестел он едва слышно. — Случайно, конечно. Вы уж не гневайтесь.
— Что? — не поняла я. — Что — вы?
Дед еще крепче прижал скуфейку к груди и, глядя на меня виноватыми глазами, повторил:
— Наверно, это я дверь на задвижку закрыл. Я давеча за грибами и солеными огурцами приходил, а потом собирался еще и капустки с помидорами прихватить. В приходе нынче праздник — именины протодьякона. Вот на стол и собираем, торопимся. Я и замок-то поэтому вешать не стал. Зачем его вешать, ежели я скоро ворочусь? А вот на задвижку дверь, видать, закрыл, хотя с другой стороны, вроде бы и не закрывал... Или закрыл? — Дед почесал затылок, припоминая, закрывал он дверь или нет, но, так ничего и не вспомнив, вдруг неожиданно строго спросил:
— А вы-то там, собственно, что делали?
Я поглядела на старика и чуть было не расхохоталась. Вот так фокус. Я тряслась от страха, думая, что меня запер убийца, а это, оказывается, был всего-навсего служка.
— Простите, уважаемый брат Епифаний, — едва сдерживая смех, произнесла я. — Я от экскурсии отбилась и случайно зашла в этот сарай...
— Кладовую, — поправил меня старичок.
— Кладовую, — повторила я. — А вы меня там заперли.
Я не удержалась и все-таки прыснула. Может, не так уж это было и смешно, что я оказалась запертой в сарае, но зато так было радостно и весело снова оказаться на воле, на солнышке и вообще живой и невредимой, что я рассмеялась.
Дедок тоже очень обрадовался, что я на него не обиделась, и захихикал вместе со мной.
— А я иду и слышу что-то странное доносится из кладовой: «Дашь-дашь, дашь-дашь...»… Чего дашь, кому дашь? Ну думаю, не иначе как привидение в кладовой завелось.
Мы снова расхохотались. Дед от собственной шутки, а я оттого, что меня снова приняли за привидение. Ну вечно меня заносит не туда, куда надо.
Своих я нагнала уже почти на выходе с территории Спасо-Преображенского монастыря. Экскурсовод, женщина милая и, похоже, знающая свое дело, но с чрезвычайно плохой дикцией, советовала на прощание посетить выставку каких-то там ремесел...
— ...Это на йедкость къасивейшее зъелище, — уговаривала она нашу толпу. — Не пъикоснуться к столь пъекъасному — это пъосто пъеступление...
Наши с готовностью кивали головами и рады были прикоснуться уже к чему угодно, только бы поскорее уйти с солнцепека и избавиться от этой симпатичной дамы с ее логопедическими проблемами. Вряд ли они вообще поняли хоть что-то из того, что она два часа им вещала, и давно бы уже отсюда сбежали, если бы не мое неожиданное исчезновение.
Первым мое отсутствие заметил Степка. Он, по его версии, на какое-то мгновение отвернулся, чтобы прочитать табличку на соборе, и в этот, дескать, момент я и сбежала. Тоже мне заявки — «сбежала». С какой это стати мне куда-то сбегать? Никуда я не сбегала. Просто случайно отстала, и все.
Короче, когда обнаружилось, что меня нет рядом, Степка, Сева и Женя с Сеней кинулись меня искать по всей территории Спасо-Преображенского монастыря.
Конечно, проще всего было бы вызвонить меня по телефону, что, собственно, они и попытались сделать в первую очередь. Однако мой мобильник не работал. Вернее, он работал, но совсем в другом месте — на яхте, в каюте на тумбочке. Я, как всегда, забыла положить его в сумку.
Короче, получилось, что я уже нашлась, а они все еще продолжали меня искать, и теперь уже искать нужно было их. Но этого, слава богу, делать не пришлось. Не все же такие бестолковые, как я, чтобы оставлять мобильные телефоны дома.
Сева на звонок отца откликнулся сразу же и, узнав, что я наконец нашлась, на радостях пообещал по возвращении оторвать мне голову. Вот так всегда: обязательно ему нужно в бочку меда сунуть ложку дегтя.
В ожидании наших поисковиков мы уселись на лавочки в тени деревьев и решили немного отдохнуть. После продолжительной экскурсии все уже здорово устали и хотели есть. А я лично так просто с голоду умирала. Утром за завтраком я от переживаний практически ничего не съела, а теперь, после монастырской кладовки с ее аппетитными запахами, у меня разыгрался просто-таки зверский аппетит.
— Есть ужасно хочется, — шепнула я отцу. — Ты не знаешь, когда уже можно будет возвращаться на «Пирамиду»?
Отец взглянул на наручные часы — они показывали без четверти три.
— Борис без звонка возвращаться не велел, — ответил он. — Надо ждать.
— Чего?
— Звонка.
— Так сам позвони и спроси. Может, уже можно.
Я слегка толкнула отца в бок, но он на это никак не отреагировал. Он напряженно косил глазом в сторону мамы и Поля, которые сидели на другой лавочке напротив нас и о чем-то тихо разговаривали.
Рядом с ними сидели тетя Вика и тетя Марго. Марго сидела молча. Она вообще была не в духе и выглядела очень плохо. После трагической гибели Аллочки и ее собственной истерики она хоть и привела себя в относительный порядок — смыла черные потоки с лица и кое-как причесалась, но все равно выглядела отвратительно. Вокруг губ появилась какая-то нездоровая синюшность, глаза ввалились, нос отчего-то заострился. В общем, просто кошмар какой-то.
«А все-таки странное что-то происходит с тетей Марго в последнее
