Нинка с Алексом вздрогнули от ее воя и как по команде уставились на покойницу. А то визжала на какой-то невообразимо тонкой ноте, пытаясь когтями содрать со лба намертво прилипший колосок. Кожа под ним побагровела и алое пятно стремительно разрасталось, вспухая буграми.
— Кайся! — закричала я. — Надя, кайся! Смерть твоя пришла, настоящая, так моли Господа о прощении, иначе не быть тебе с Ним!
— Не может… быть, — прохрипела она. — Я уже умерла. Сука, какая же ты сука-аа…
— Иоанн, ну а ты чего разлегся! Скорее! Наденька, кайся! Последний шанс!
Кожа на лбу у покойницы лопнула и медленно поползла в стороны. Она взвыла, заметалась, взбивая клубы пыли.
— Дочь моя, иди ко мне, я помогу тебе прийти к Господу, — спокойно и веско сказал Иоанн.
— Нет, нет, — лихорадочно кричала она. — Нет, я не могу умереть! Не могу!
Уже обнажился ее череп, кожа лохмотьями повисла с шеи, лопнула кожа на руках, а она все не верила…
— Ты магией, черной магией жила все это время! — кричала я ей. — Она давала тебе силы! А я перебила ее, и сейчас у тебя будет настоящая смерть! За душой твоей, как и положено, придет ангел, отведет тебя к Богу, сорок дней — и расстанешься ты с этой землей! Наденька, решайся!
Она остановилась и прохрипела:
— К Господу?
— Или к Сатане, дочь моя. Выбирай. Я, как священник, готов исполнить свой долг и принять твое последнее покаяние.
Мертвая постояла с минуту посреди комнат. Лунный свет лился через окно прямо на нее, и мы видели, как стремительно сползает с нее кожа, гниет усохшая плоть.
Лору в ее уголке вывернуло.
— Да, батюшка, — прошептала мертвая. — Я хочу к Господу. Очень хочу.
И она подошла к Иоанну, встала перед ним на колени и положила свою руку на его протянутую ладонь. Священник и глазом не моргнул, когда его кожи коснулась скелетообразная кисть, на костях которой налипла гнилая плоть.
— Я слушаю тебя, дочь моя, — участливо сказал он, глядя в мертвые глаза.
— Отойдем, — шепнула я Дэну и мы пошли к Алексу в дальний угол. Нинка стояла там же, растерянная и жалкая.
— Что сейчас со мной будет? — жалобно шепнула она.
— Смерть, — пожала я плечами.
— Вы меня убьете? — каким-то тоненьким, детским голоском спросила она.
— Ты уже себя убила, — вздохнула я. — Нин, понимаешь, смерть — это, зачастую, билет в один конец. Если человек умер недавно, и нет фатальных повреждений, то врачи еще какое-то время могут его оживить. Если человек в коме, то у него тоже есть шанс. Но это точно не твой случай.
— И что же мне делать? — заплакала она.
— Молись. Молись, девочка, — ответила хриплым шепотом Надежда. — И не бойся смерти. Это всяко лучше той доли, что избрала себе я. Да и ты.
Она тяжело поднялась с колен, легла на каменную плиту, где до этого умирал Дэн, и затихла.
— С Богом, сестра, — грустно улыбнулся Иоанн, глядел на нее, и взгляд его был полон святой беспредельной любви.
И я замерла, всматриваясь в него, ловя божественные отблески на его лице. Словно сам Господь смотрел на умирающую мертвую его глазами, и омывал грешницу прощением и любовью…
— Аминь…, — прошептала я.
Надежда выгнулась в последней судороге, прохрипела что-то и затихла.
Несколько минут мы молчали, потрясенные этим зрелищем, потом в своем углу заворочалась Святоша, мелко перекрестилась и пробормотала:
— Отмучалась, христовая…
Алекс вздохнул, поднял катану и печально посмотрел на Нинку:
— Видит Бог, не хотел бы я этого делать…
Нинка сжалась, округлив в ужасе глаза, и забормотала:
— Лёшенька, ну неужто ты меня убьешь, Лёшенька? А помнишь, как мы с тобой часами говорили по телефону? Помнишь, как в кино ходили? Ты же для меня как подружка был, я тебе только и доверяла, только тебе и выкладывала все про Женьку.
— Нин, ну зачем ты это сделала? — рука Алекса ласково убрала челку со лба девушки и погладила, как котенка. — Не сошелся же на Женьке свет клином. Пережила бы это, потом встретила бы хорошего парня, и все было бы у тебя хорошо.
— Любовь — она в жизни одна, — тихо ответила Нинка, сжавшись под его скупой лаской.
— Ты еще слишком молода, дурочка, — вздохнул парень. — Тебе всего шестнадцать лет, и все у тебя было впереди. Впрочем, что сейчас говорить.
— Лёш…
— Да?
— Ну может можно что-то сделать? — в глазах Нинки стояли слезы, в них серебряными монетками отражалась луна, искрилась и переливалась.
— Магдалина? — повернулся ко мне Тау.
Я покачала головой.
— Только еще один колосок.
Парень с девушкой снова повернулись друг к другу, всмотрелись в глаза, и Алекс коснулся губами мертвого лба Нинки.
— Пусть это сделает она. Я не могу. Прости.
— Но я не хочу умирать, — страстно зашептала Нинка. — Лёшенька, спаси меня, умоляю!!!
Он молча и бесстрастно смотрел на нее, лишь побелели костяшки руки, которой он сжимал меч.
— Подойди ко мне на исповедь, дочь моя, — тяжко вздохнул Иоанн.
— А вы меня потом не убьете? — наивно спросила она, распахивая почти детские глаза.
— Не убьем, — пообещала я. — Освободим.
И она поверила мне, а может, просто захотела оттянуть время. Пошла к Иоанну и принялась вполголоса исповедоваться ему. Алекс отошел к окну, бесстрастно глядя на сияющую высоко-высоко над землей луну.
— Раны проверьте, — негромко скомандовала я. — Кровь у всех идет? Это важно, иначе некрополе вас убьет.
— Кровопотеря убьет быстрее, — невесело улыбнулся Дэн и полоснул себя по запястью ножом. Алекс молча провел рукой по острию катаны. Из дальнего угла послышался скрипучий голос:
— Так что, Магдалинка, и правда ты надумала убить мою внучку?
— А лучше ее оставить тут, вместо Надежды? — резко спросила я.
— Оставь, — помолчав кивнула я. — Хотя бы пока я жива, чтобы мы видеться могли. А как я умру — так можешь и внучку за мной отправить.
— Ты ума лишилась, — отрезала я.
— Магдалина, я сейчас беспомощна, но когда я вылечу раны, тебе со мной не сравняться. Я тебя как кутенка сомну, я так тебе отомщу за внучку, что ты проклянешь белый свет и будешь молить о смерти. Пока я тебя по-хорошему прошу — оставь Нинку в покое, и я не стану тебе мстить.
— Никаких компромиссов, — покачала я головой. — Я мертвую не оставлю гулять в ночи среди живых. А что касается твоих угроз, так, милая, ты о себе подумай, как будешь оправдываться на совете ведьм.
— Магдалиночка, — заплакала Святоша, — одна у меня внученька, не губи, а? Что хочешь для тебя сделаю…
Нинка встала с колен и повернула ко мне бледное, осунувшееся личико.
— Алекс, выведи бабушку на свежий воздух, — велела я. — А мы тут пока поговорим.
Я не хотела, чтобы Лора видела казнь своей внучки. И чтобы Алекс видел смерть своей… любимой?
— Не пойду! — уперлась Святоша, но Тау железной рукой подхватил ее за локоток и потащил к выходу.
— Не пойду!!! Внученька!!! — кричала она, бросая взгляды на Нинку.
— Ты готова? — участливо спросила я девочку.
Та судорожно кивнула.
— Не бойся ничего. Смерть — это не страшнее той жизни, что ты ведешь сейчас.
— Мне батюшка Иоанн уже все рассказал. Я поняла, Магдалина, — тихо ответила она.
— С Богом, — кивнула я и приложила ей ко лбу ладонь со вторым колоском.
Она вздрогнула и застонала — отчаянно, мучительно, в глазах ее плеснулась непереносимая боль, и я обернулась к Дэну, словно он мог чем-то помочь.
Он метнулся к нам, подхватил девушку на руки и отнес ее на второе каменное ложе.
— Больно, как же больно, — кричала девочка, пока колосок прожигал ее лоб.
Иоанн подошел, взял ее руку в свою и принялся читать молитвы.
Дверь негромко стукнула, я обернулась — Алекс стоял на пороге и бесстрастно смотрел, как корчится и стонет Нинка, как вспухает багровым ее кожа.
— Не смотри, — велела я ему.
Он даже не шелохнулся. А за его спиной появилась другая фигура — бледная и призрачная. Женька вошел, стряхивая с густых волос цвета пшеницы капельки дождя, и Нинка, увидев его, вскрикнула:
— Ты?!!
— Явился, — пробурчала я.
А он молча подошел к девушке, сел около нее и сказал:
— Прости. Прости, Нин. Я вел себя с тобой как последний мудак.
— Я умерла из-за тебя! — крикнула она.
— Нин, прости меня, если сможешь. Я правда сейчас корю себя за то, что так гадко вел себя с тобой. Нельзя так вести себя с влюбленными девушками. Нельзя…
— Не прощу, — упрямо покачала головой девушка. — Раньше надо было думать, пока я была жива.
— С кем это она? — недоуменно переглянулись парни.
— Тут Женька, — вы его не видите, — тихо сказала я. — А мы с Ниной видим. Не мешайте. Пока она с ним говорит — она на боль вообще внимания не обращает.
— Нин, понимаешь, я очень спешил сюда, чтобы попросить у тебя прощения. Я боялся не успеть, Нин. Мне очень важно, чтобы ты знала, что мне стыдно перед тобой, и вина моя велика.
