— Ты что, ее внучка?! — изумленно воскликнула я.
— Да, — кивнула она.
— Родная?! — снова не сдержалась я. Не верилось. Не ве-ри-лось. Краем уха я слышала, что есть у Лоры дочь, но никто ее не видел. Поговаривали, что она незамужняя, что живет в другом городе, а оно вон оно как!
— Родней некуда. А она мне не смогла даже приворота сделать на любимого, хотя я перед ней на коленях стояла, ревела и объясняла, что жить без него не могу. Сама-то я пыталась, да не получалось ничего. А потом он сказал, что женится, тут я и не выдержала. Купила у знакомых пушеров в школе героин да и воткнула себе в вену сразу три дозы. Рада, бабуля?!
— Господи, внученька, — по дряблым щекам ведьмы текли крупные слезы. — Знала б ты, как я рыдала над твоим телом… Мать твоя чуть с ума не сошла, да я о ней позаботилась. Заклятье наложила, чтобы она про тебя забыла. Заставила переезжать в другой город, чтобы никто про тебя не напоминал. А на меня заклятье наложить было некому. Вот так взяла тебя, привезла в деревню, да ночью и пошла сюда хоронить. На руках тебя несла сюда, внученька, чтобы встала ты следующей ночью. Велико горе мое было, я ведь и не знала, как сильно тебя люблю, пока не потеряла навсегда. Кровиночка ты моя, прости уж меня, неразумную.
«Видать, по дороге сапог с девчонки и спал», — равнодушно подумала я и посмотрела ее ноги. Она была босая, капроновые колготки пошли дырами, но это ее явно не смущало.
Да и с неуравновешенной Нинкиной мамочкой все прояснилось. Заклятье блокировала ее боль по мертвой дочери, вот и ушли эти эмоции в раздражительность и агрессивность.
— Мертвые прощать не умеют, — холодно ответила тем временем Нинка.
— Но я же тебе бабушка, внученька моя!
— Знаешь, бабуля, — медленно сказала мертвая девчонка. — Говорят, ты хорошая ведьма. Самая сильная в городе. Ты бы могла вмиг сделать меня счастливой, коль поняла бы, насколько болит мое сердце. Да только ты, видать, никогда не любила никого, раз не знаешь, что порой проще умереть, чем пережить эту боль.
— Я Господа люблю, — вскинула голову ведьма.
— Ты его предала, — покачала я головой. — Предала, Лора… Ведь это же ты заманила нас сюда, на верную смерть, верно? Ты внушила Пелагее отправиться на карьер, и за трактористом ты вовсе не ходила, верно? Христу каждый наш грех — словно терновый шип в сердце. Разве ты не знаешь этого? Так что предала ты своего любимого, Лора.
— Конечно, это она вас заманила! — как-то злорадно «сдала» родную бабушку Нинка. — Напустила заклятье, чтобы Пелагея и сама явилась, и два тела с собой привела!
— Нас же пятеро приехало, — нахмурилась я.
— Стареешь бабуля, да? Вон ошибочки полезли, — нагло протянула внучка. — Климакс никак? Или сразу маразм?
— Лора, и правда, зачем левых людей привлекла? — нахмурилась я. — Лишний грех пред очами твоего любимого Господа — оно тебе надо?
— Вы все грешники! — зло бросила она. — Грешники богомерзкие! Я только облегчила Ему работу. А Господа я люблю, и после смерти я буду с Ним!
— Ты будешь гореть в аду, Лора, и никогда тебя не допустят пред светлый лик Господа, — раздался бесстрастный голос мертвой ведьмы.
Лора растерянно смотрела на нее.
— Но как же? Я же Ему всю жизнь посвятила…
— Не расстраивайся, бабуля, — фамильярно хлопнула Нинка по ее плечу. — Любимые всегда предают. Либо ты их, либо они тебя. Молодец, что успела первой. Любить — это все равно слишком больно.
— Истинно, — печально отозвалась покойница.
— Истинно, — эхом откликнулась я.
Мы переглянулись, связанные общей болью, Нинка слегка сжала мою ладошку своей рукой и тихо сказала:
— А еще знаете что я поняла? Не стоил этот Женька моей жизни. Не стоил. Я умерла, потому что не смогла жить без него, а вот он без меня будет жить и не тужить. Будет вкусно есть и сладко спать, любить девушек, а у меня не будет ничего. И ведь он даже и не вспомнит про ту, что из-за него умерла.
— Но ты же ему отомстила, — равнодушно заметила мертвая ведьма.
— Не совсем, — зло сказала Нинка. — Магдалина не вовремя вмешалась. Ну да ничего, скоро, скоро Женечка окончательно умрет.
— Я вмешалась? — удивленно спросила я.
— А кто его душу дернул, когда он уже умер? — сварливо спросила она.
— Неплохая работа, девочка, — улыбка едва тронула губы ведьмы. — Очень неплохая. И остроумная.
— А чего же я тогда натворила-то? — озадаченно поинтересовалась я. — До сих пор, если честно, не могу разобраться.
— Ты, девочка, отдала ему приличный кусок своей жизненной силы, а себе взамен от него взяла кусок его мертвой ауры. И благодаря этому замещению он остался ммм… почти жить, если это можно так назвать. Фактически, ты его привила на себя, словно ветку вишни на дерево яблони.
— Мич-чуринка хренова! — сплюнула на пол Нинка. — Уж я как я на тебя обозлилась — словами не передать.
— Крестик твой все же Лора на проход сквозь защиту заговорила? — понимающе улыбнулась я.
— Бабуля у меня так-то молодец, — кивнула она. — Я, как поняла, что Женьку ты защищаешь, так и решила и тебя утянуть, да к тебе же не подобраться.
Я перевела взгляд на Лору:
— А мне-то врала: «Чистый крестик, чистый!» Тьфу, а еще христианка!
— Бабуля врать горазда, — усмехнулась Нинка.
— Да что ты такое говоришь, тебя же выгораживала! — возмутилась Святоша.
— А я тебя просила? — нагло просила ее девчонка, и ведьма лишь растерянно захлопала глазами, обиженно поджав подрагивающие губы.
— Молодцы, наворотили дел, — покачала я головой. Кстати, давно меня вопрос мучает — отчего Женька отойти от меня не мог, ходил вокруг как привязанный, пока ангел за ним не пришел? Не из-за этой ли «прививки»?
— Именно, — кивнула мертвая ведьма. — И потому он порой мог вытеснять твое сознание своим. Ты сама дала ему это право, девочка. Восхитительная работа. Антонина, бабушка твоя, сильной ведьмой была, и не посрамила ты ее имя.
— Вы ее знали? — жадно спросила я.
— Не раз на поклон ездила, — усмехнулась та.
— Тетя Надя, — нетерпеливо влезла Нинка, — так что, когда замещаться станем? Мне уже надоело быть мертвой.
— Не торопись, деточка. Рассвет будет только через час.
— Как долго, — уныло протянула она.
— Я тридцать лет ждала, — строго сказала ведьма и обернулась ко мне: — Права Нина, не стоят любимые нашей смерти. Не стоят. Нинка-то своему отомстила, он теперь все одно не жилец. А вот я своего не наказала. Он снова женился, завел детей, подался в политику, сейчас депутат Думы. Обо мне и правда не вспоминает. Все у него хорошо, и Бог ему судья. Девочка, я хотела тебя спросить — ты не поможешь мне?
— Как?
— Сделай для меня и Нины то же, что почти сделала для Женьки. Выдерни наши души из мертвых тел и привей их на другие, настоящие живые тела, девочка. Тридцать лет я мучалась во смерти, тридцать лет вставала каждую ночь, чтобы бесцельно бродить по кладбищу и плакать о своей загубленной душе. Я уже забыла, как пахнет свежевыпеченный хлеб, березовый веник в жаркой баньке и свежее белье на мягкой постели. Девочка, ничего ценнее жизни на свете нет, и я умоляю тебя именем Христа — дай мне вторую жизнь.
— И мне, — жалобно сказала Нинка. — Про меня не забудь. Сглупила, каюсь. Ничего нет ценнее жизни, правильно тетя Надя сказала. После смерти только это и понимаешь.
Они умоляюще глядели на меня, две мертвые, уставшие от смерти девушки, и было в их глазах что-то трогающее мое обледеневшее сердце…
Да и пред именем Христа не откажет ни одна ведьма.
— Но… я не смогу, — пробормотала я. — Тогда случайно получилось.
— Сможешь, Лора тебе поможет.
— И у меня нет … тел. Живых тел. Некуда переселять вас.
— Это не проблема, — торопливо сказала Нинка. — Пойдем!
И она шагнула к двери в дальнем углу избушки. Я неуверенно двинулась вслед за ней.
— Идем же, — приглашающе распахнула она дверь предо мной.
Какой он же пронзительный и серебряный — свет луны. Как легко и равнодушно он взрезал лучом пыльную темноту, высвечивая черные кружева повсюду развешанной паутины…
Я шагнула через порог, и льющийся из единственного окошка бледный луч резанул глаза — прямо сквозь закрытые веки.
Это место я знала. Не раз оно снилось мне, и потому я уверенно пошла вперед. Два шага — и закончился крошечный коридорчик, и показались из-за угла две каменные плиты. Только вот Женьки среди них не было.
На одной лежал Иоанн, на другой — Дэн.
— Мне вот этого, — указала Нинка на парня, которого я любила — давно, в другой жизни.
— Не боишься пол менять? — равнодушно спросила я, прикидывая, как лучше провести обряд.
— А чего? — хихикнула она. — Зато он красивый, успешный. Считай, приду на все готовенькое. Из женщин-то только две бабки, не на них же мне меняться!
