Нет. Она – с буйными.
На посту сидела ещё одна медсестра, немногим миниатюрнее.
– У себя, – сказала она Наташе. Та лишь кивнула. Вскоре она и Света достигли трёх не выкрашенных, как прочие, в белый цвет, а обитых кожей дверей с табличками: «Заведующий», «Ординаторская» и «Кандидат медицинских наук И.К. Слепнёв». Наташа ударила кулаком в последнюю.
– Игорь Карлович! К вам пришла красивая девушка!
– Пусть войдёт.
Наташа открыла дверь, и Света вошла. Дверь за ней закрылась. Доктор Слепнёв сидел за столом и что-то писал в журнале. Он оказался вполне ещё молодым, худым, седовласым. Лицо его выдавало очень нервозного человека.
– Здравствуйте, Игорь Карлович, – тихо-тихо сказала Света, боясь его разозлить.
– А! Здравствуйте, здравствуйте, – взглянул доктор поверх очков, – садитесь, пожалуйста, на диванчик.
Кроме диванчика, в кабинете были два кресла. Света присела на самый край указанного предмета. Пакет она положила рядом с собой.
– Что вы привезли? – спросил доктор, не прекращая поскрипывать авторучкой и морща лоб. Света перечислила.
– Фен, пожалуйста, заберите. И маникюрный набор. А книги какие?
– Цветаева, Мандельштам, Дюма, – ответила Света, переложив маникюрный набор и фен из пакета в сумку.
– Дюма? Какие романы? «Виконта де Бражелона» – ни в коем случае! Это сгусток депрессии. И «Графиню де Монсоро» нельзя.
– Нет, другое. «Наполеон. Жизнеописание».
Игорь Карлович отложил авторучку, закрыл журнал. Снял очки. Глаза были маленькие, тоскливые. Света с необычайной ясностью осознала: он ненавидит свою работу.
– «Наполеон», к несчастью, ей тоже не подойдёт. Придётся забрать. Иначе мы получим сто дней.
– Сто дней? – повторила Света, сразу поняв, о чём идёт речь.
– Ну, да. После взятия союзными войсками Парижа в тысяча восемьсот четырнадцатом году Наполеон был отправлен в ссылку на остров Эльба. Но вскоре он оттуда сбежал, и, войдя в Париж, вернул себе власть. Ровно на сто дней. Потом была битва при Ватерлоо. Вы, может быть, слышали о ней?
– Да. И что?
– А то, что битва при Ватерлоо нам не нужна. А Наполеону не нужен остров Святой Елены. Ему будет лучше здесь, на острове Эльба. Вы меня поняли?
Света, не отвечая, переложила в сумку и книгу.
– Вы меня поняли? – повторил вопрос Игорь Карлович.
– Разумеется. Я – историк.
– Серьёзно?
– Да.
– Тогда почему вы не объясните вашей подруге, что её толстый, коротконогий кумир, сбегая с острова Эльба, был обречён на провал, поскольку он до смерти опостылел всем, включая французов? Он не нашёл союзников, так как его время ушло. Ушло безвозвратно. Или у вас иная позиция на сей счёт?
– Это не имеет значения, – процедила Света, – кто я такая, чтоб рассуждать с Бонапартом о его месте в истории? Я, предположим, ему скажу: «Ах, Ваше Величество, Ваше время ушло!» А он мне ответит: «Время ушло, но я-то остался!» И где потом искать тех, чьё время пришло?
– У них всё великолепно, – возразил Игорь Карлович, – знаете, почему? Они обещают много еды. А он – много крови. Заметьте, я не сказал: «они обещают жизнь, а он – смерть». Ведь к этой формулировке вы бы придрались!
– Да я и к той придерусь. Жизнь и смерть вообще нельзя сравнивать, я согласна! Это так же умно, как сравнивать яблоко с пылесосом. Но парадигма «Жить для того, чтобы жрать, а жрать – для того, чтобы срать» устраивает не всех.
– А я вам скажу, кого она не устраивает. Она не устраивает лишь тех, кто хочет жрать слаще! Такая гвардия нужна вашему Бонапарту?
– Я не хочу жрать слаще, – пожала плечами Света, – сказать вам, кто мой отец? Прокурор. Сказать вам, кто моя мама? Директор платной гимназии. А сказать вам, кем я работаю? Поломойкой.
– Вы сами сейчас сравнили яблоко с пылесосом, – не сдался врач, – отморозить уши назло родителям – совершенно не значит быть Зоей Космодемьянской.
– Я отморозила уши назло ушам, – возразила Света. Врач промолчал. За дверью и за окном было очень тихо.
– Долго вы её здесь продержите?
– Не могу ответить на ваш вопрос.
– А когда вы сможете на него ответить?
– Когда увижу динамику.
– В чём она должна проявиться? В согласии подписать какие-нибудь бумаги?
– Как вы наивны, – вздохнул кандидат наук, – если бы стояла такая цель, бумаги давно были бы подписаны. На дворе – двадцать первый век. Её притащили из Следственного комитета Генеральной прокуратуры голую и избитую. Но у следователя, который её допрашивал, было сильно ошпарено кипятком лицо. Едва ли она смогла бы так обварить его, защищаясь. Там было что-то другое. Но, тем не менее, шум поднялся невероятный, особенно в интернете. Она кричала, стоя на подоконнике, и вся улица её видела исключительно в роли жертвы. Через пятнадцать минут по «Эху Москвы» уже сообщали, что полоумную любовницу Хордаковского в Следственном комитете бьют и насилуют. Как вы думаете, нужны им сейчас её показания? Лично я уверен в обратном.
– Могу я её увидеть? – спросила Света, подумав.
– Можете.
Врач поднялся из-за стола, и, подойдя к двери, открыл её. Крикнул в коридор:
– Леночка, приведи мне сюда Дроздову! Прямо сейчас!
– Вы решили с ней попить кофейку? – донёсся с поста голос медсестры, – могу приготовить!
– Не утруждайся. Мы с ней попьём коньячку и покурим травки!
– А вы останетесь с нами? – спросила Света, когда Слепнёв вернулся за стол.
– А как вы хотели? Она ведь буйная пациентка. Могу предоставить вам комнату свиданий. Но там за вами будет приглядывать медсестра.
– Нет, уж лучше здесь.
Через две минуты открылась дверь. Вошла женщина. Незнакомая. Очень страшная. Лишь когда медсестра захлопнула за ней дверь, оставшись снаружи, Света вдруг поняла, что перед ней – Рита. Она была в больничном халате и босиком. На её лице осталось не много живого места. Глаза казались бездонными и пустыми. Две чёрных пропасти. Волосы растрепались, местами слиплись от крови. Рита смотрела в окно – на синее небо и яркий свет, струившийся из него. Смотрела, не щурясь.
– Риточка, это я!– воскликнула Света, – ты меня узнаёшь?
Рита не ответила, не взглянула.
– Она вас слышит и понимает, – произнёс врач, – ей просто не хочется говорить.
Света растерялась ещё сильнее. Потом она пригляделась к своей подруге внимательнее.
– Не нужно ли её вымыть? Ведь на ней кровь!
– Она не желает. А принуждать пациентов к гигиеническим процедурам мы не имеем права.
– Ритка, ты почему не желаешь мыться? – строго спросила Света, – ты посмотри на себя! Что это за рожа? В волосах – кровь! Тебя бешеный кобель сейчас испугается!
– Море очень холодное, – подала хриплый голос Рита, – но к вечеру солнце его нагреет, и я смогу окунуться. Дураки англичане будут смешны, если побоятся, что я достигну Марселя вплавь.
– Чем вы её колете? – обратилась Света к Слепнёву. Тот раздражённо махнул рукой, давая понять, что он восемь лет учился именно для того, чтобы пациентку сейчас кололи именно тем, чем нужно, а она, Света, никакой пользы из информации, на которую претендует, не извлечёт.
– Галоперидолом, – сказала Рита, – врач – идиот. Пытается снять навязчивые
