А сам хозяин был попросту дьявол…
Но была хозяйка. Она встала из-за стола нам навстречу, и сразу исчезли зловещие тени по углам, и сказочные чудовища превратились в обычных людей: не ворон, а просто пожилой человек, мужчина отвернулся в тень, и стало не видно пустого глаза, а «гиена» подняла глаза и отбросила карты.
– Здравствуйте, милые. Как же вы так не угадали, с дождиком-то?
Агафья Ивановна была стара, но держалась бодро, и голос у нее был молодой.
– Мы от… – начала было я, но она махнула рукой, знаю, мол, все знаю.
В тишине слышалось клацанье Лешкиных зубов – не то от страха, не то от холода.
– Ох как ты замерз-то. – Хозяйка легко присела перед Лешкой и заглянула ему в глаза. – Сейчас согреешься. Как вы добрались? – обратилась она ко мне.
– Нас привел граф Калиостро, – неожиданно громко ответил Лешка, клацать зубами он перестал.
– Кто? Да это егерь наш, Калистрат Егорыч. Случайно он по лесу шел.
Я поняла: то, что показалось нам капюшоном средневекового монаха, оказалось обычной плащ-палаткой.
Нас отвели в небольшую чистенькую комнатку на втором этаже. Там стояли две кровати и комод, покрытый кружевной скатертью. Лешка нашел в нижнем ящике коллекцию старинных оловянных солдатиков и угомонился на весь вечер.
Я переодела его в сухое и оставила в покое, а сама спустилась вниз.
Гроза прошла, включили электричество, поэтому лампы убрали, и я смогла разглядеть большую горницу. Потолок был дубовый высокий, станы оклеены обоями в неброский цветочек и завешаны картинами.
– Это моего мужа, – сообщила Агафья Ивановна.
– Он был художник?
– Врач, а это – так уж. Его давно нет…
Старик-ворон оказался старинным приятелем хозяйки. Он гостил у нее каждое лето, потому что здешний климат очень помогал ему от астмы. Мужчина с повязкой, его звали Игорь, потерял глаз недавно, как рассказала Агафья Ивановна, очень переживал и жил пока у нее до осени, а тогда он поедет в Англию на операцию. При ближайшем рассмотрении кресло, в котором сидела смуглая немолодая дама, оказалось инвалидным. Даму звали Татьяна Викентьена Пржевальская.
– Вы не родственница?.. – невольно спросила я.
– Разумеется, родственница, – она засмеялась, – двоюродная сестра его лошади.
Дом был очень большой и старый. На первом этаже находилась горница, что-то вроде гостиной, и две комнаты поменьше. На втором спали мы с Лешкой, одноглазый Игорь и старик. Был еще третий этаж, маленькая комнатка в мезонине, но туда я не ходила.
На большой просторной кухне с русской печью сидел небритый молчаливый мужик и чистил картошку. Я взяла второй нож и подсела к нему. Он покосился, но ничего не сказал. Пришла Агафья Ивановна, поставила чайник на обычную газовую плиту и заварила пахучие травы.
– Это – тебе, а это – твоему сыну.
– Агафья Ивановна, так вы всех лечите? За этим люди к вам приезжают?
– Что ты, милая, это муж мой был врач, а я так просто. Место здесь такое – покой, тишина. Вот и помогает от хвори всякой. А ты травку-то попей, не ленись, три раза перед едой, тебе надо в себя прийти немножко…
Место действительно было замечательное, утром мы с Лешкой в этом убедились. Дом стоял на берегу озера, и к воде выходил причал для лодок и маленькие мосточки со скамеечкой для полоскания белья. С одного боку был огород и картофельное поле, огороженное забором, чтобы кабаны осенью не рыли картошку, как объяснила Агафья Ивановна. Был и сад с плодовыми деревьями и кустами. У дома был колодец, а если пройти по тропиночке шагов двести, то открывался чудесный песчаный обрыв, а внизу была вставлена металлическая труба, и из нее бил родник невиданной силы и чистоты. Лешка пришел в восторг от обилия чистого, почти белого песка и часами играл там, строя замки. На лесных полянах росли цветы и земляника. Вода в озере была теплая. Небритый мрачный мужик оказался вполне нормальным. Он много работал по хозяйству, а в свободное время ловил рыбу и иногда брал с собой Лешку. Мы с Агафьей Ивановной пекли пироги с прошлогодним вареньем.
Странная это была компания. Но это только на первый, посторонний, взгляд. А если смотреть на нее изнутри, то каждый в ней занимал свое место, вносил, так сказать, свою лепту в общую жизнь коммуны. Больше всех работал по хозяйству небритый хмурый Виктор.
Год назад, как рассказывала мне родственница лошади Пржевальского Татьяна Викентьевна, когда мы перебирали с ней гречку к ужину, Виктор жил в городе, и была у него своя фирма, машина БМВ и молодая красавица-жена. Неприятности пришли все сразу. Сначала конкуренты договорились с компаньонами Виктора, и когда фирма разорилась, Виктор оказался крайним. Почти одновременно с этим в его новую БМВ врезался милицейский «мерседес». Виктор не пострадал, но машина приказала долго жить. А с милиции, естественно, денег фиг получишь. Виктор впал в депрессию и целыми днями играл в компьютерные игры. Когда же через две недели он оторвался от монитора, то заметил, что молодая красавица-жена ушла, и, судя по тому, что она взяла с собой дубленку и песцовую шубу, – навсегда. Квартиру отобрали за долги, и Виктор собрался было прыгнуть с шестнадцатого этажа, но было лето, и один добрый человек порекомендовал его Агафье Ивановне. Виктор прожил у нее до осени, а потом остался навсегда, как он говорил. Занимается огородом и всякими хозяйственными делами, плотничает помаленьку и нарочно делает из себя деревенского.
Я с любопытством выслушала эту историю и пожала плечами.
– Что, считаешь, тут собрались все с приветом или убогие? – спросила вдруг Татьяна Викентьевна.
– Да что вы, – смутилась я.
– Вот я, каждую весну к Агафье на кресле, а осенью – своими ногами ухожу, хоть и с палкой. Мы, старики, привыкли к этому месту, а молодые разные приезжают. Сейчас жизнь тяжелая, у человека всякое может случиться. Поживут некоторые здесь месяц-другой, сил наберутся и уезжают. Агафья всем помогает. Так и у тебя все наладится, уже не сомневайся.
– Кто живет в мезонине? – спросила я, чтобы сменить тему.
– А что?
– Так просто. Ходит там кто-то ночью, а внизу я его никогда не видела.
– Не знаю я, уж это Агафья Ивановна сама с ним разбирается.
Вечером я заметила, как Агафья Ивановна положила на тарелку всякой еды и налила стакан молока.
– Маша, отнеси-ка, милая, наверх. Оставь у двери, он сам заберет.
– Кто такой и почему он не спустится к нам? – отважилась спросить я.
– Тяжело человеку, – вздохнула Агафья Ивановна. – Много всего на его долю досталось. Третью неделю он уже у меня, сейчас хоть есть начал. Торопить его не надо, сам опомнится. Не хочет он никого видеть, только ночью выходит.
Прошло три недели. Наступил июль, еще более жаркий. Мы много купались, и Лешка даже научился неплохо плавать. Чувствовала я себя гораздо лучше. Исчезли головные боли, плохой сон и синяки под глазами. Я немного пополнела, от земляники с молоком, как утверждала Агафья Ивановна. Волосы отросли, стали гуще и лежали мягкой волной без всяких бигудей. Теперь Игорь при встрече со мной краснел и отворачивал завязанный глаз, а Виктор стал бриться каждый день. И хоть я понимала, что являюсь тут на хуторе единственной женщиной, что им не с кем сравнить мою внешность, все равно хотелось думать, что выгляжу я привлекательно, и что теперь никто не станет шарахаться от меня как от привидения.
Вечерами мы с Лешкой полюбили сидеть на причале и наблюдать, как заходит солнце. Лешка внимательно изучал народные приметы: если солнце садится в тучу, то будет пасмурно, если диск багровый, то завтра будет ветер, и так далее. Солнце ни разу его не подвело.
Наш таинственный незнакомец из мезонина так и не появлялся на людях. Но посуду, в которой я относила ему ужин, я находила утром на кухне чисто вымытой, а однажды, когда ночь была душная, я заметила, стоя у окна, что кто-то плавает в озере, шумно фыркая, как тюлень. Судя по еде и купанию, человек был живой, с нормальными потребностями.
В этот вечер Виктор взял Лешку с собой на рыбалку, поэтому наблюдать закат я пошла одна. Усевшись на теплые доски причала, я заслонила рукой глаза и поискала на воде лодочку с Лешкой и Виктором. Вон они заплывают в камыши. Я помахала рукой, так просто, потому что Лешка смотрел в данную минуту только на поплавок.
Сзади раздались шаги. Странно, кто бы это мог быть? Старики вечерами раскладывают пасьянсы, Агафья Ивановна занимается своими делами, Виктор с Лешкой – вон они, а Игорь никогда не ходит смотреть на закат – солнце слепит его единственный глаз. Вместо того, чтобы повернуться, я гадала, кто же это идет. Шаги остановились совсем рядом.
– Здравствуй, Маша, – произнес знакомый голос.
Естественно. Я самого начала, с того момента, когда увидела открытое окошко в мезонине, знала, кто там живет. И незачем было Надежде кашлять и хрюкать. Уж как-нибудь я догадалась, что Иосиф Иосифович Бальзаминов имеет некоторое отношение к Джузеппе Бальзамо!
