В этот момент и в самом деле послышался громкий раздражённый окрик:
— Где же чай? Подохла она там, что ли? Мартинек!…
Делегированный за чаем Мартинек вежливо постучал по спине застывшего в дверях кухни полицейского.
— Они чаю желают, — конфиденциально информировал парень.
Полицейский не пошевелился. Доротка ответила:
— Передай им, уже разливаю. И немедленно возвращайся, отнесёшь поднос, мне надо отнести кота. Да только, ради Бога, возвращайся немедленно, а не через час! И плевать мне на то, что они там делают, пусть хоть поубивают друг дружку.
— Не поубивают, ведь там мой шеф! — неожиданно для себя успокоил девушку Роберт.
— Вы их не знаете, им и вашего шефа убить ничего не стоит. А для начала они его прикончат психически. И он уже не будет похож на человека. А ты ешь, ешь спокойно, тебя я в обиду не дам, бедная кисанька. Люблю кошек.
Мартинек неожиданно быстро вернулся и забрал поднос со стаканами чаю. Роберт все ещё стоял с манто в руках, которое ему жутко мешало, но он боялся нарушить неожиданно доверительную атмосферу, установившуюся между ним и подозреваемой, которой явно нужно было выговориться, под влиянием ли испытанного шока или просто в приливе искренности, а он знал, что не может упускать такой возможности. И знал, их этому учили — любое изменение внешней конфигурации может нарушить доверительную атмосферу, и уже ничто не в состоянии будет восстановить её.
— А что, им уже случалось кого убивать? — поинтересовался Роберт.
Похоже, Доротка совсем забыла, что откровенничает с полицейским. Она изливала душу, как болтала бы с подружкой, если бы у неё таковая имелась.
— При мне такого не случалось, я имею в виду — сколько себя помню, во всяком случае мне об этом неизвестно, ни о каких трупах не знаю. А вот прикончить человека психически для них — раз плюнуть. И если меня не совсем замордовали, так это просто чудо, сама не знаю, как держусь. Кажется, Меланья прикончила племянницу своего бывшего мужа. Психическое расстройство бедняги выразилось в том, что она заболела анорексией, знаете, отвращение к пище, просто ничего есть не могла, чуть не померла. Я не сомневаюсь, это тётка её довела до такого состояния, ещё до того, как они развелись. Она кого угодно доведёт. Сильвия же своего мужа довела до сумасшествия, он от неё сбежал аж в Африку. Центральную! Ну разве нормальный человек, убегая от жены, рванёт в Африку? А этот, может, и в Сахару угодил, бежал, куда глаза глядят. Но все это было ещё до моего рождения, об этом мне рассказывали. И муж тётки Фелиции тоже стал ненормальным, хотя она и отрицает это. Но разве с ними можно не спятить? Я бы удивилась, если бы не спятили.
— Чем же они так допекли своих супругов? — заинтересовался Роберт, и поймал себя на том, что это интерес не служебный, ему просто по-человечески хочется знать.
— Точно не знаю. Говорят, Сильвия все время требовала от мужа денег, а бедняга красть не умел. Муж Фелиции вроде бы педант и не смог переваривать её безалаберности. Меланья, ясное дело, издевалась над своим безостановочно, ведь она словечка по простоте не скажет, все язвит, ну какой мужчина такое выдержит? Ага, вот молодец, все съел, теперь пошли домой, там отдохнёшь, успокоишься, сам виноват, должен бы уже остерегаться этих собак, сам знаешь, они глупые, тебя они загрызть и не думают, просто развлекаются, чего ж ты их так боишься? Ладно, ладно, тебе лучше знать, как поступать. Ну, пошли.
Взяв наевшегося кота на руки, Доротка вышла из дому, а Роберт, все ещё не выпуская шубки из рук, с порога проследил за тем, куда девушка пошла. Оказывается, к соседям, в третий дом по той же стороне улицы. Позвонила у калитки и передала кота с рук на руки какой-то женщине.
— Вот теперь я совсем успокоилась, — сказала она, вернувшись. — Ну что пан все держит эту шубу? Повесьте на вешалку. Давайте и мы с вами выпьем чаю.
Тем временем Бежан, сидя за столом, пил свой законный чай, слушал разговоры хозяев и ломал голову над тем, почему его молодой друг застрял где-то в прихожей. Бежан настроился на Мартинека, но пока словечка ему не сказал, решив во что бы то ни стало поговорить с глазу на глаз, не в этом оглупляющем бабьем обществе. Общество меж тем не бездействовало.
— Я уверена, пан полицейский наверняка нам не сообщит, но я уверена — убийцу он ищет не только среди нас, — совершенно игнорируя полицейского говорила Меланья Фелиции. — И именно поэтому отобрал у нас все перчатки.
— Завтра вы получите их обратно, — не выдержал пан полицейский.
— Слава Богу, зима на носу. Хорошо ещё, что хоть шерстяные оставили, отобрали лишь кожаные…
— И что же, явился негодяй, убил Вандзю, а теперь упёрся, чтобы Доротку прикончить? — отозвалась Фелиция. — Считаешь, маньяк действует?
— Почему обязательно маньяк? — обиделась за неизвестного злоумышленника Сильвия. — Может, у него есть свои причины. Уважительные.
Бежан опять не выдержал и встрял в бабий трёп.
— Кто упёрся прикончить панну Дороту?
— Да есть такой…
— Выдумала она все…
— Уверяет, на неё несколько раз покушались….
— Стоп! По порядку! — приказал комиссар. — Пусть отвечает одна и толком.
— Лично я не намерена повторять её идиотские выдумки, — фыркнула Фелиция. — Уши вянут!
— А чего им вянуть? — не понимала Сильвия. — Доротка главная наследница, к тому же и после нас ей все достанется, лакомый кусочек для любого убийцы!
— Значит, этот убийца после Доротки и нас пришьёт, чтобы самому унаследовать? Так кто же эта такой? — кипятилась Фелиция.
— Говори, говори, раз придумала! — откровенно насмехалась над Сильвией Меланья.
— Откуда мне знать? — отбивалась Сильвия. — Ведь у каждой из вас может быть… внебрачный ребёнок, теперь он подрос и крови жаждет. И денег!
— Замолчи, кретинка!
— А лестница тебе ни о чем не говорит? — издевательски поинтересовалась Меланья.
Сильвия в долгу не осталась:
— Не возражаю, с лестницей, возможно, и приятнее общаться, чем с вами, да только она пока мне ни словечка не промолвила.
— Потому как мозгов у тебя — кот наплакал. Мне вот промолвила.
— У тебя с мозгами ещё хуже! — обиделась Сильвия. — Лестница, видите ли, ей сообщила…
— Что сообщила лестница? — хотела знать Фелиция.
— Да то же самое, что и вот этому пану полицейскому. Ишь сидит, молчит в тряпочку. А сказала она о том, что кто-то ею воспользовался. Раз ни одна из нас, а я не сомневаюсь, что и Мартинек к ней не прикасался…
— Избави Бог! — поспешил откреститься от лестницы Мартинек.
— …то значит, это сделал некто посторонний. Влез на балкон, распахнул дверь, как раз Вандзе засквозило, вошёл в комнату и убил её. Потом слез и поставил лестницу туда, куда ему было проще.
— И правильно сделал! — похвалила злоумышленника Сильвия. — До этого она и в самом деле лежала в дурацком месте, очень неудобно было каждый раз тащить её за кучи хвороста, битого кирпича и старых досок, какой смысл…
— А такой смысл, чтобы в глаза не бросалась! — накинулась на глупую сестру Фелиция. — Может, я не желаю, чтобы перед домом торчало такое сомнительное украшение… А там её не видно. И будет лежать там, где я велю!
— Тем более, что вся за кучами не помещается, есть шанс, кто-нибудь зацепится и ногу сломает, — дополнила Меланья. — Бесплатное развлечение, у нас здесь так их не хватает. Неужели до сих пор не доходит, что в доме побывал кто-то посторонний? До пана капитана уже дошло, а до тебя нет? Ох, извините, может, вы пан майор, а я вас капитаном обозвала, но вы не представились своим воинским званием. И наверняка этот пришелец был в перчатках, а поскольку перчатки тоже оставляют разные следы…
— А вы откуда это знаете? — вырвалось у Бежана.
— Я уже высказала просьбу не считать меня дебилкой! Моих сестёр — считайте, для этого у вас есть все основания, но меня — прошу покорно не приравнивать к ним! У меня свои амбиции. Итак, если суммировать перчатки, лестницу, сквозняк, то выстраивается довольно убедительная цепочка, не правда ли? И полагаю, по сравнению с полицией мы находимся в более выгодном положении. В отличие от неё мы знаем, что ни одна из нас не приканчивала Вандзю. Мы в этом убеждены, а полиция только допускает, как одну из версий. И вообще вы, пан полицейский, имеете право удивляться…
Тут Меланья прервала монолог, чтобы положить на свою тарелку оставшийся кусок кекса, как всегда непропеченного.
— Ваш кусок, — сказала она Бежану. — Вы не любите непропеченное? Так я доем, не возражаете?
— Чему я имею право удивляться? — хотел знать Бежан.
— Нам удивляться! Что мы вот так свободно болтаем, а не смотрим исподлобья и подозрительно друг на дружку, не запираемся одна от другой. У нас что на уме, то и на языке, уж вы с этим смиритесь. Мы не какие-нибудь мимозы, о нет! Даже если бы одна из нас и пристукнула Вандзю, мы бы не впали в истерику и не принялись её безоговорочно осуждать. Но нет, ничего такого тут не произошло, ни одна из нас не стукнула Вандзю крокетным молотком, хотя честно признаюсь, иногда очень хотелось. К тому же должна признаться ещё в одном. Мы думали, Вандзя нам оставит… ну, не знаю, можно было предположить, что она миллионерша, что у неё целый миллион, даже два, половина Доротке, нам бы досталось по триста тысяч на нос, а это не такая сумма, чтобы из-за неё сидеть всю оставшуюся жизнь. О том, что Вандзя была богатенькой миллионершей, что у неё оказалось целых сорок миллионов, мы узнали уже потом, и именно от вас, пан полицейский, хотя, возможно, вам и неприятно это слышать. Да, кстати, когда похороны?
