— Нам удивляться! Что мы вот так свободно болтаем, а не смотрим исподлобья и подозрительно друг на дружку, не запираемся одна от другой. У нас что на уме, то и на языке, уж вы с этим смиритесь. Мы не какие-нибудь мимозы, о нет! Даже если бы одна из нас и пристукнула Вандзю, мы бы не впали в истерику и не принялись её безоговорочно осуждать. Но нет, ничего такого тут не произошло, ни одна из нас не стукнула Вандзю крокетным молотком, хотя честно признаюсь, иногда очень хотелось. К тому же должна признаться ещё в одном. Мы думали, Вандзя нам оставит… ну, не знаю, можно было предположить, что она миллионерша, что у неё целый миллион, даже два, половина Доротке, нам бы досталось по триста тысяч на нос, а это не такая сумма, чтобы из-за неё сидеть всю оставшуюся жизнь. О том, что Вандзя была богатенькой миллионершей, что у неё оказалось целых сорок миллионов, мы узнали уже потом, и именно от вас, пан полицейский, хотя, возможно, вам и неприятно это слышать. Да, кстати, когда похороны?
Фелиция давно отвлеклась на какие-то свои мысли, монолога сестры не слушала, ухватила лишь последний вопрос и на него отреагировала.
— Доротке надо оформить все в американском посольстве.
— Тело уважаемые пани могут взять завтра, — вежливо ответил комиссар Бежан, внимательно слушавший Меланью, но не спускавший глаз с Мартинека, который, явно довольный, что все о нем позабыли, размеренно и безостановочно жевал с блаженным выражением на лице.
— А что мы с ним сделаем? — скривилась Сильвия. — Положим вот на этот стол в гостиной, и все соседи будут приходить и пялиться?
— Спятила? — прикрикнула на сестру Фелиция. — И что, на Вандзе будем обедать? Нет, такими вещами занимается Бюро ритуальных услуг, но им нужна бумага из посольства. Да куда же подевалась Доротка?
Доротка вошла, неся поднос с чаем для себя и Роберта. Тот шёл следом, уже без манто.
— Вот я, никуда не делась. Кота относила. Ладно, завтра схожу в посольство, но мне наверняка понадобятся какие-то документы.
Меланьин монолог явно адресовался Бежану, и тот не упустил из него ни словечка, хотя приятного услышал мало. Конечно же, проклятые бабы догадались обо всем. И как же неосторожно он поступил, сам сообщил им размеры суммы в завещании американки. Да, до этого они не знали о сорока миллионах, нотариус подтвердил. Так глупо проболтаться! Хорошо хоть, не все выболтал…
— У нас в секретариате вы получите все необходимые документы, — заверил он Фелицию. — И если не возникнут какие осложнения в посольстве — а полагаю, не возникнут, то дня через три-четыре можно будет похоронить покойницу. С могилой осложнений не предвидится?
— У нас целых два фамильных склепа, — откусив от своего кекса информировала Сильвия. — И даже три, ведь у Вандзиных родных, Роеков, тоже имеется фамильный склеп. Надо бы проверить на Повонзках. Доротка…
— Прекрасно, разорвусь на несколько кусков, и один отправлю на Повонзки! — угрюмо пошутила Доротка.
— И нечего огрызаться! — оборвала племянницу Фелиция. — Склеп Роеков обязательно надо разыскать. У них наверняка все в чёрном мраморе и места забронированы на девяносто девять лет вперёд. Вот интересно, для чего придумали такой идиотский срок, не знаете? Чтобы вместились три мировые войны? Проще ведь назначить сто лет. Так что, будь любезна, уж сделай, что велят старшие. Возьми своего Яцека с его такси, теперь тебе денежек хватит.
Упоминание о Яцеке пригодилось Бежану, сразу вспомнил, зачем они с Робертом явились сюда.
Старший комиссар подождал, пока младший коллега не покончит со своим чаем, поднялся с места.
— Ну, не буду больше отнимать времени у хозяек, нам пора. Однако, у меня есть парочка вопросов к пану, — обратился он к Мартинеку. — Будьте добры, пожалуйте с нами в комендатуру.
— О, вы его арестовываете? — обрадовалась Сильвия.
— Да нет, с чего пани взяла? Просто несколько вопросов…
— Пожалуйста, верните его завтра, он таки не докончил закреплять мойку, приходится мыть руки над ванной, — решительно потребовала Фелиция. — Ему там надо приделать кронштейн, угломер я уже купила.
— Да отдам я его ещё сегодня!
Роберт Гурский сделал начальству какой-то непонятный знак и обратился к присутствующим торжественным тоном:
— И ещё у нас просьба: сегодня панна Дорота ни в коем случае не должна выходить из дому! Она нам нужна… у нас к ней важные вопросы, можем позвонить в любую минуту. Учтите, просьба категорическая!
Хотя категорическая просьба полиции являлась для Бежана полной неожиданностью, он важным кивком подтвердил всю её категоричность.
— Домашний арест! — обрадовалась Меланья. — Ну принцесса, добилась!
— А все из-за твоего глупого языка и безответственной болтовни! — добавила Фелиция. — Нечего впадать в истерику!
— Вот уж никогда не думала, что от полиции может быть такая польза, — пробормотала под нос Доротка, с удовольствием откусывая непропеченный кекс…
* * *
Бежан, видимо, интуитивно понял, с кем имеет дело, и допрос Мартинека провёл в правильном ключе.
— Главное для нас — установить точную хронологию, — начал он, сев за стол и усадив Мартинека напротив. — Очень надеюсь на вашу помощь в этом отношении. Когда вы первый раз услышали о Ванде Паркер?
Мартинек ни секунды не промедлил с ответом.
— Когда потребовалось прибивать полку в чулане. Так меня подгоняли, так торопили! Оказывается, гостья приезжает.
— Вы об этом с кем-нибудь говорили?
— Ещё сколько! С пани Фелицией.
— Нет, за исключением женщин, проживающих в доме пани Фелиции.
Мартинек честно задумался. По лицу было видно — честно.
— Говорил! Такой вымотанный в тот день вернулся домой, что дома всем рассказал, ну да они меня не слушали. Одна сестра слушала. Её даже это заинтересовало, не полка, конечно, а пани Ванда. Она ещё сказала — тянет людей на родину, когда состарятся. Вот и она знала одного такого, что у нас всю жизнь прожил, а под старость вернулся к себе в Афганистан, чтобы помереть…
— Вы рассказывали дома, что пани Ванда богата?
— Ясное дело, рассказал! И что богатому квартиру купить — раз плюнуть, она как раз собиралась купить, пани Фелиция говорила. И что из родных у неё никого тут не осталось, вот и разыскала свою крёстную внучку, чтобы было к кому приехать. И что завещание тут составит, отпишет все внучке и Богу душу отдаст.
— И о чем ещё вы рассказывали дома?
— Больше ни о чем, потому что сестра отправилась к себе домой, а остальные спать.
— Прекрасно, это в первый день. А в последующие кому и что вы говорили?
Мартинек опять задумался, на сей раз долго вспоминал.
— А в последующие дни только о ней и говорили, но больше про мойку. Я ещё про кронштейн вспомнил…
— Если можно, о пани Ванде.
— О пани Ванде всю дорогу говорили. Никто не знал, когда она точно прибывает, потому что её письмо затерялось. Ну и предположили — летит вокруг света.
— Об этом вы тоже рассказали сестре? Или ещё кому?
— Нет, никому. То есть, да, сестре. В те дни мать приболела, так что сестра у нас каждый день бывала, а так она редко приходит. Сестре было интересно про пани Ванду слушать, ну я и рассказывал.
— И больше никому, только сестре?
— А кому же ещё? У меня и времени не было. Уж наработался я в ту неделю — сил нет! И на лекции ходил, и потом допоздна при мойке вкалывал, а ещё приходилось по магазинам угломер искать. Жуткое дело.
— А на лекциях никому не проболтались?
— Да нет, как-то к слову не приходилось…
Похоже, Мартинек очень жалел, что никому больше не рассказал о приезде пани Ванды, вон как это, оказывается, нужно пану полицейскому, кайся теперь. Знай он раньше, уж бы постарался, всему городу разболтал. Бежан не знал, что и думать. Неужели этот великовозрастный придурок и в самом деле не понимает, почему ему задают такие вопросы, неужели в этой пустой голове не рождается никаких ассоциаций? Трудно поверить в такое счастье.
— Да вы не переживайте, — великодушно успокоил он парня, — нет так нет. Расскажите, что было потом.
— А потом пани Ванда приехала, аккурат я прибирался в чулане. Вы не представляете, пан полицейский, сколько наработался! Уж там набралось барахла — девать некуда, все выносил и выносил, а тут ещё пани Фелиция мне ногу отдавила, я с мусором выхожу, а панна Дорота как раз привезла американскую старушку. На Яцеке привезла. А потом я о ней с Яцеком говорил, он меня на пиво пригласил, почему не пойти, если приглашают, ведь верно? За пивом я ему, Яцеку значит, много чего порассказал, как там у нас все обстоит и так далее.
Яцек почему-то комиссара не заинтересовал.
— А с сестрой или с кем ещё вы говорили об американке после её приезда? С какими другими особами?
— В этот день другие особы отпали, потому как я сразу пошёл к сестре, ведь мать приболела, я пану уже говорил, и почти не готовила еды, так что домой незачем было возвращаться. А сестре я рассказал, что вот, приехала американка… Ага, тут ещё к ней, к сестре значит, соседка зашла, подруга её, живут в одном доме, дверь в дверь, так она тоже слушала и смеялась. И ещё они с сестрой говорили — хорошо иметь в родне миллионершу, обязательно оставит свои денежки. Причём немного даже с сестрой поспорили. Сестра была за Доротку, а соседка говорила — все Фелиции оставит, как старшей, я ещё порадовался, мне бы это было на руку. А оказалось — сестра угадала. Панне Дороте почти все завещано.
