Старший комиссар пришёл в чрезвычайное волнение, хотя постарался этого не показать. Стоп, одёргивал себя, никаких скоропалительных выводов, и если этот недоумок говорит правду…
— Очень хорошо. Продолжайте, проше пана. И в хронологическом порядке. Что было потом?
Многозначительно наморщив лоб, Мартинек опять задумался, вспоминая.
— А потом пани Ванда завела привычку дубасить по полу молотком. Даже не потом, а сразу же по приезде и начала. Хронологически — в первый же вечер.
— А вы ежедневно бывали в доме Вуйчицких?
— Почитай, каждый день.
— А у сестры?
— Нет, у той каждый день не поешь. Приходилось через день. Знаете, пан полицейский, скуповата она… Но тут один раз вдруг меня даже сама пригласила, хотя особо не радовалась, когда я приходил. А тут пригласила. Как раз, когда пани Ванда собиралась к нотариусу, чтобы написать завещание. Говорила — все им оставит, а больше всех Дороте, но договорилась с нотариусом на следующий день, а в тот день к нему ходила пани Фелиция. Надо же было узнать. И нотариус сказал, что пани Ванда и в самом деле очень богата, вот только не любит за себя платить, или не может, я не совсем понял. А потом была уже та пятница, но я вернулся домой и ни с кем не общался…
— Минутку. Расскажите сначала о том случае, когда сестра специально пригласила вас. Соседка присутствовала?
— Ясное дело.
— И о чем вы в тот день рассказывали?
— Да вот как раз о планах пани Ванды и о том, что собирается все родным отписать, а больше всех Доротке.
— Как фамилия вашей сестры?
— По мужу Прухнякова.
— А соседкина?
— Фамилии её не знаю, а зовут Вероникой.
Ни с того ни с сего Роберт Гурский, до сих пор молчаливо слушавший, вдруг задал неожиданный вопрос:
— А как звали мясника, которому после Перикла досталась Астазия?
— Клеон, — без запинки ответил смертельно озадаченный Мартинек. — Только он был не мясник, а скорняк, тот, что шкуры выделывает. Какое отношение он имел к пани Ванде?
— Благодарю вас, — сухо ответил Роберт и опять замкнулся.
Мартинек бросил на него искоса подозрительный взгляд и, наклонившись к Бежану, конфиденциально поинтересовался:
— Он что, кроссворды разгадывает?
— Иногда, и, представьте, на службе! — так же вполголоса конфиденциально ответил Бежан и повысив голос, задал следующий вопрос:
— Итак, в четверг, то есть накануне пятницы, вы последний раз рассказывали в доме сестры о пани Ванде?
— Откуда! Потом ещё сколько раз рассказывал, ведь только ей и было интересно, моих стариков такие вещи не колышат. А брата и вовсе. Но тогда пани Ванду уже убили…
Бежан остановил разогнавшегося свидетеля:
— А теперь, пожалуйста, не торопитесь, подумайте хорошенько и дайте ответ. Вы ни с кем больше не говорили о пани Ванде кроме Яцека, сестры и её соседки? Никому ни словечка не рассказали о том, что происходит в доме Вуйчицких? Ни словечка о богатой американке? Никому? Ни знакомому, ни случайному человеку?
Честный парень задумался надолго. Аж вспотел с натуги, так старался вспомнить. И наконец сокрушённо покачал головой.
— Нет, проше пана. Никому. А все из-за проклятой мойки. Ведь все силы из человека выжимала, до сих пор я ещё не кончил с ней. Света божьего из-за неё не видел, не до разговоров было. А главное, пришлось все время проводить на Йодловой. Так что вы уж извините, пан комиссар…
— Ничего, на нет и суда нет. А все-таки кое в чем вы помогли нам, во всяком случае тот один удар молотком вы слышали…
— Слышал! — обрадовался Мартинек. — А как же, очень даже слышал!
— Больше у нас нет вопросов. Спасибо. Можете быть свободны. Да, кстати, куда вы намерены отсюда отправиться?
— К сестре, куда же ещё?
И тут в голосе до сих пор улыбчивого и благодушного пана комиссара вдруг прозвучали такие грозные раскаты, что перепуганный Мартинек вскочил и встал навытяжку.
— Ни в коем случае! Немедленно возвращайтесь прямо домой, никуда не сворачивая, и ждите наших распоряжений! Мы позвоним! Это приказ. Вы слышали, что и панне Дороте полиция запретила выходить из дому.
— Но у сестры тоже есть телефон… — заикнулся было Мартинек.
— Нам лучше знать! — гаркнул офицер полиции. — Повторяю: немедленно возвращайтесь домой, по дороге никуда не заходя, и безотлучно сидите у телефона! Мы можем позвонить в любой момент. Телефон тоже не занимать! Чрезвычайное положение. Конечно, если вы предпочитаете побыть в камере предварительного заключения…
— Нет, нет, не предпочитаю, спасибо…
— В таком случае извольте выполнять наши распоряжения! Иначе мы вынуждены будем принять меры.
Бежан явно переборщил. Мартинек струхнул не на шутку.
— А в случае чего брата придушить?
— Что? — не понял комиссар.
— Мой брат вечно висит на телефоне.
— Сколько вашему брату лет?
— Семнадцать.
Комиссар сурово нахмурился.
— В таком случае сообщите ему о нашем распоряжении, взяв слово молчать. Скажите, — его гражданский долг воздержаться на этот вечер от болтовни по телефону. Не прикасаться к телефонной трубке, вам понятно?! Итак, немедленно домой и ждать наших распоряжений!
* * *
— Первый раз такого встречаю! — сказал Роберт Гурский, когда свидетель вышел из кабинета.
— С чего ты вдруг Перикла вспомнил? — полюбопытствовал начальник.
— Хотел убедиться, что он не полный кретин и хотя бы фамилии не перевирает. Оказывается, эрудированный парень, кое что помнит из древней истории.
— Твоё мнение о парне.
Роберт попытался связно изложить свои впечатления. Случай намного сложнее, чем с Яцеком. Там Роберт чувствовал полное доверие к парню, можно сказать — они с Яцеком одной крови. С Мартинеком все гораздо сложнее. Он сам по себе являлся если не проблемой, то во всяком случае загадкой.
Нечто неопределённое, не то безнадёжно глупое, не то ловкач себе на уме. А если даже и ловкач, то такой… добродушный, вряд ли опасный для окружающих, вряд ли хищник. Не лгал, это ясно. Настолько уверовал в собственную непогрешимость, что даже в голову ему не пришло как-то доказывать — он вне подозрений. Видимо, все сказанное им — правда. Роберт даже подумал: если бы такая правда грозила кому-то высшей мерой, парень ни на минуту не свернул бы с пути истины, не задумываясь, к чему могут привести его показания. Этот человек просто не в состоянии проявить заботу ни о ком в мире, кроме себя, любимого. Правильно охарактеризовала его панна Дорота, девушка неглупая.
Все эти соображения промелькнули в голове и сформулировались в коротком резюме:
— Он не лгал.
Бежан кивнул. Он пришёл к такому же мнению, а хотел знать, что думает Роберт. Все-таки разница в двенадцать лет сказывается, ассистент же с подозреваемым — представители одного поколения, им легче понять друг друга.
Итак, Мартинек говорил правду. И не важно по какой причине, по наивности ли, по глупости, или в силу горячего желания помочь органам правопорядка.
— Ладно, с ним пока все. Что ты собирался мне сказать о Доротке? Она тебе о чем-то сообщила?
Роберт в подробностях передал начальству излияния девушки, упомянув и кота, и проклятое манто. Бежан слушал внимательно.
— Так вот почему ты запретил ей выходить из дому! Правильно сделал. Надо пообщаться с тем спортсменом, завтра отправлю кого-нибудь из наших в «Легию». Знаешь, я уже сомневаюсь, — может, не следовало выпускать Мартинека?
— Ты его здорово напугал, он и не прикоснётся к телефонной трубке.
— Но брату расскажет, и родителям. А брата мы под домашний арест не посадили. Холера, и сейчас никого не найду, чтобы покараулил у его дома, и дома сестры.
— Так ты полагаешь…
— А ты нет?
— Основания имеются. Только вот мотива не вижу…
— Или эта самая Доротка что-то знает, о чем сама не знает, так часто случается, вдруг, что услышала от покойной, или все дело в деньгах, которые она наследует. Интересно, кто станет её наследником. Тётки?
Роберт Гурский закончил юридический и был подкованным молодым следователем.
— Дети, супруги, родители, близкие родственники — сестры, братья, именно в таком порядке, и дети всех перечисленных выше, — без запинки процитировал он. — Родственники во втором и третьем колене. Причём правило распространяется в обе стороны, состояние внука может наследовать дед.
— А кто имеется у панны Дороты? Ну, тётки, родные сестры её матери. Детей вроде ни у одной нет, но надо проверить. Далее: сестры, братья? Не родные, а, скажем, единокровные, может, у её отца появились ещё дети, или у матери были внебрачные, а мы о них ничего не знаем. Кстати, об отце Доротки тоже. Уж на что болтливые у девушки тётки, а об этом ни одна не пикнула.
— Гарпии-то они гарпии, но не станут же убивать племянницу ради денег? — вслух размышлял Роберт. — Хотя, и не такое случалось. Да нет, тут техническая сторона дела исключает их. Машины нет, а если под трамвай какая толкнула, то тётку девушка даже в толпе бы опознала. С камнем и вовсе все были дома, когда вернулась.
