Я ласково, но осторожно погладил всемогущий фотоаппарат.
– Какая разница… Отец-то везде приспособится, а вот я…
– Да, здесь ты в яблочном авторитете.
– А там превращусь в жалкое недоразумение.
– Трудно менять привычный образ жизни.
– Кто я буду без Кронино, Пнево и яблонь сорта «Ева»?
Дылда повелительно махнул рукой ораве, державшейся на дистанции.
– Кто?
Я смотрел в спину разжалованному Кремлем фюреру.
А что ждет меня?
Скоро ли кончится терпение у гаранта Конституции?
Или президенту доставляет удовольствие наблюдать за этой садоградской комедией?
Глава 4 Калиточные страдания
Я метался на велосипеде по Кронино.
Почему мне адресуют яблоки, пронзенные стрелами?..
Как то это слишком прямолинейно…
И вдруг осенило.
Кто-то добивается, чтобы я вплотную занялся «Веселыми арбалетчиками».
Но я, назло пронзенным яблокам, беззастенчиво покатил в другом направлении.
У меня был очень важный повод зайти к Зинаиде.
Очень важный.
Требовался список всех присутствовавших на ее дне рождения.
Но, простояв у калитки битых пятнадцать минут, не смог войти.
Ей надо сейчас побыть одной.
Успокоиться.
А мне пора определиться.
Без всяких георгинов с бесконечностью лепестков.
Может быть, такое обоюдное чувство дается лишь один раз в жизни.
Я нисколько не сомневался в обоюдности.
Как и в том, что, может, больше мне никогда не встретится подобная женщина…
Я срывал яблоко за яблоком.
Я усеял спелыми плодами всю дорожку за калиткой.
Но войти так и не смог.
И дело, конечно же, не в беременности Зинаиды от пока не установленного лица.
И не в том, что ее брат сделает все, чтобы расстроить наш роман.
Акулий зуб ему в печень…
Роман успел закончиться, так и не начавшись.
Два зуба от барракуды мне под левое ребро…
Конечно, требовалось вызвать призрачного генерала.
Алексей Николаевич убедил бы подчиненного, что не надо влюбляться в тех, кто выше тебя по всем статьям.
Но я не осмелился вмешивать генерала в амурные дела.
И пытался самостоятельно найти причину, чтобы свалить отсюда.
Наверное, даже среди действительных академиков найдется от силы два-три кандидата, достойных Зинаиды.
Два-три…
Калитка нарочно дразнилась открытостью.
Нет, если бы в глубине сада хотя бы мелькнул силуэт, знакомый, медленный, тихий, никуда не спешащий…
Я бы точно вперся и наговорил таких глупостей!..
Ни перед кем я еще не стоял на коленях.
А хотелось разок…
Но не больше…
Лишив ближнюю к калитке яблоню почти всех плодов, я дернул со всей силы за крепкую ветку, чтобы отправить остальной урожай в траву.
Я ненавидел яблоки сорта «Ева» – с арбалетными стрелами и без стрел.
Я ненавидел Садоград.
Я ненавидел Кронино.
Я ненавидел народившихся мальчишек.
Я ненавидел так и не составленный праздничный список.
Я ненавидел чучело Повара, и жертв Повара, и смерть Повара, и тень Повара.
Я ненавидел себя.
Я ненавидел фотоаппарат, подтверждающий в Кремль мою полную непригодность к чему-либо.
Глава 5 Музыкальный экспромт
– Юноша!
Давненько так меня не окликали.
– Юноша, я думаю, вам будет интересно узнать кое-какие подробности…
Я подошел к открытой калитке.
Женщина как женщина.
Симпатичней доцентши.
Но до Зинаиды ей, конечно, далеко.
– Ваш муж состоит в Клубе Веселых Арбалетчиков?
– Мы разведены.
– Так ваш бывший муж состоит в клубе?
– Нет.
– Вы нашли утром у себя в саду яблоко, пробитое стрелой?
– Нет.
– Тогда какие подробности вы хотите сообщить?
– За последние полгода я была невестой Бога два раза.
Я внимательно пригляделся к недеформированной фигуре.
– Непохоже.
– Он зря старался, зря, зря!
– Успокойтесь и расскажите по порядку. И про первый визит, и второй.
– Пройдемте в дом.
– Ну, если вы настаиваете…
Дважды?
Значит, не всегда срабатывает операция по внедрению спермы в лоно…
Не всегда.
В зале с роскошным черным роялем разведенная мадам сыграла мне короткий этюд.
Доверительная атмосфера, возникшая после спонтанного музицирования, позволяла задавать самые интимные вопросы.
Но вместо рассказа о двойном совокуплении я получил свидетельство о том, что мне не грозит участь племянника Севы.
Пианистка неловко задрала подол невзрачного платья и спустила до колен трусообразную серость.
– Два раза я отдавалась ему…
– Верю.
– И в обоих случаях – безрезультатно.
Пианистка неловко переступила через сползшие трусцы.
– За десять лет жизни с мужем – не получилось. А мы ведь каждую ночь пробовали! С этим великолепным оплодотворителем – не вышло. За что мне такое наказание, за что?
Пианистка доверчиво приблизилась ко мне, так и не заразившемуся садоградской импотенцией.
– Может, вы попробуете?
Платье взметнулось до горла и улетело за рояль.
– У меня сегодня, по всем расчетам, самый благоприятный день.
Торопливо повернув объектив кремлевского фотоаппарата в сторону портрета бородатого композитора, я позволил тонким пальчикам, натренированным на музицировании, расстегнуть мой ремень.
Пианистка медленно повернулась и облокотилась на рояль.
Не знаю, как и назвать этот стремительный околомузыкальный опус…
А мне казалось, это Зинаида демонстрирует свою виртуозность и умелость.
Зинаида…
Но моя сперма была внедрена в непроизволительное чрево.
И, как выяснилось, я старался не зря.
Нет, вряд ли я сумел добиться того, что не получилось ни у тотального оплодотворителя, ни у пунктуального мужа…
Вознаграждение за труды заключалось в другом.
На прощание пианистка сообщила, что дважды приходивший умеет внезапно исчезать и внезапно появляться.
И еще быстро менять размеры.
От высокого до маленького.
И наоборот.
Так я получил информацию о трансформере-невидимке.
И еще пианистка указала на два, по ее мнению, очень подозрительных адреса поблизости.
Нет, женская благодарность не имеет границ…
Покидая музыкальный салон, я не прикидывал возможные санкции Кремля за нарушение сексуального запрета.
В таком безумном деле, как садоградский винегрет, сорваться не грех.
И я не жалел об экспромте.
Бесплодная пустыня по доставленным ощущениям ничем не отличалась от дееспособного оазиса.
Я вышел в сад.
На подстриженной, ухоженной лужайке пестрела радужными горошинами детская коляска.
Я заглянул под кружевной полог.
Облаченный в настоящий памперс, веселый игрушечный пупс держал в карминовых губах пустышку с кольцом, через которое была продета голубая ленточка.
Я отправил кадры с куклой прямиком в Кремль.
И не для оправдания.
После рояльного соития требовалось компенсировать произошедшее здоровой инициативой.
Я, не мешкая, отправился по указанным подозрительным адресам.
Музицируюшие женщины весьма наблюдательны.
На удобной широкой плахе – яблоко.
Над спелым плодом занесен топор палача.
Кромка отточенного лезвия мелко выщерблена.
Сейчас топор опустится – неотвратимо и безапелляционно.
Сейчас рассечет зрелую плоть.
Сейчас брызнет сок – натуральный, с мякотью.
Клыкастая огнедышащая бестия поглощает сморщенные, испеченные на лету яблоки.
Из-под шипастого хвоста рождаются мощные стрекозы с бирюзовыми ошалелыми фасеточными шарами.
В трехлитровых банках, предназначенных для засолки пупырчатых огурцов и отборных помидоров, заспиртованно плавают нашинкованные пенисы вперемешку с целыми яблоками.
Беременная старуха с распущенными седыми космами.
Вместо набухшего живота – яблоко, и там где полагается, – развернутые влажные тенистые листочки.
Орущий человек, лет сорока, мужского пола, среднего телосложения, без вредных привычек, знакомый с зубной фторосодержащей пастой, орущий неизвестно по какой причине.
Кошмар за пределами рамы.
Но в расширенных до максимума зрачках прописаны яблоки.
Яблоки сорта «Ева».
Три неодетых негритянки с гигантскими слонихоподобными лоханками, стоя на карачках, истово лижут розовыми жадными оголтелыми языками бока огромного яблока.
Холм из яблок.
На вершине холма выплясывает отходной гопак скелет, жонглирующий черепами.
Скелет подпоясан жовто-блакитным кушаком.
Экспозицию завершал автопортрет.
Я сразу признал в чеканном профиле изгрызанного мышами яблока хозяина.
Не хватало лишь роскошной шевелюры с банданой.
Вот я и закончил осмотр подозрительного подвала.
Здесь просто творил художник-любитель.
По его словам, импотенция высвободила в нем творческий потенциал.
Вся сексуальность ушла в краски.
Ну, а я двинул по второму адресу, надеясь что гарант Конституции оценит не только шедевры на яблочную тематику, но и мое показное усердие.
