дела. Стул… Точно! Вот почему Лев так беспокоился за стулья и никому не разрешал убирать в домике. Он все это время хранил сокровища у себя. Стулья тогда перетащила Зоя-Ирина из домика Льва бабке! А ведь бабка как чувствовала, все твердила своей Зое Ивановне про гарнитур мистера Гамбса. Ну что же, Ипполит Матвеевич, поздравляю! Наконец ты сдернул со стула ситец и рогожку! Теперь ты миллионер в квадрате?
— Да куда там! Я чего и звоню… В тот же день сокровища пропали! Я хотел их в банк отвезти, ячейку арендовать, чтобы надежнее. А пока в кабинет перетащил, никому ничего не сказал, чтобы не волновать раньше времени.
— В доме кто-то был? Из посторонних?
— Нам как раз в этот день камеры ставили в доме, но подключать должны были только на следующий день. Такой добросовестный мастер попался, сам пришел, сам услуги предложил. Как знал, что понадобится. Я из-за этих сокровищ прямо спать боялся. Ночью даже пошел кучку проверить, а ее в кабинете уже нет. Притом что двери закрыты!
— А как мастер выглядел?
— Ну, как… Обычный хипстер: борода на всю рожу, панама, солнечные очки. Не твой типаж.
— Может, опять Витька шалит? — невинно поинтересовалась я, хотя прекрасно знала, кто тут постарался. Дубровский. А как он это проделал? Да проще пареной репы. Следил за домом, скрываясь с биноклем где-то на крыше. Или притаившись за углом, а то и вовсе спрятавшись в трубе над камином. Нет, еще лучше: Дубровский, переодетый пастухом, пасет коз за дорогой. Конечно же, с биноклем. И может заметить, как изумленный Славик извлекает сокровища из стула. Почему-то мне хотелось хотя бы мысленно поставить этого гада Дубровского в самое нелепое и смешное положение. Хотя, к сожалению, все было намного проще. Думаю, он и оказался тем добросовестным мастером, что устанавливал камеры в доме.
— Витька клянется, что ничего не брал, — прервал мои мысли Славик. — Кстати, он за день до этого долг вернул. Вот тебе и покер! Я думаю «Тик Ток» бросить и с папой в покер вложиться. Да и хрен с этими драгоценностями, одни несчастья от них. Даже хорошо, что кто-то их украл. От них один негатив. Вот скажи, куда бы я с ними подался? Конечно, неприятно, что кто-то в дом влез, но теперь-то у нас камеры и сигнализация. Главное, чтобы родные были живы и здоровы. Кстати, ты как, помирилась со своими?
Я ответила, что пока не до конца: мамуля полетела успокаивать бабулю, отцы поспешно исправляли свои косяки, а я все чего-то ждала.
Завершив беседу, я пошла на кухню за своей чашкой какао и услышала звук эсэмэс. Черт знает, почему меня это взволновало.
Развернувшись, я кинулась к телефону и замерла на одной ноге, как цапля. Текст удивил:
«Кажется, я что-то напутал. Главное сокровище я так и не получил…»
— Эх, Дубровский, — вздохнула я вслух, — плохо ты школьную программу читал. «Роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки на одно мгновение…»
Пушкин плохого не посоветует. Равно как и моя бабуля — бывшая учительница русского языка и литературы. Не зря она с пеленок заставляла меня учить классику наизусть.
Отложив телефон в сторону, я еще долго молча стояла у окна и почему-то улыбалась. А потом с особым усердием занималась уймой важных и серьезных дел, которые в конечном счете оказываются такими неважными и несерьезными…
3 сентября — день прощания. День, когда горят костры рябин…
Через два дня я ждала Славика в офисе, мы должны были оформить партнерство, и я планировала рассказать ему правду про лже-Петьку. Как бы не вздумал по доброте душевной отсыпать этому гаду наследства. И тут неожиданно приятель позвонил мне из больницы. Оказывается, накануне Славик почувствовал себя плохо: сказались волнения последних дней, упало давление и жизненный тонус. И теперь его в спешном порядке положили в больницу на обследование. Секретарь негодовал, что я до сих пор не явилась выразить ему свое почтение:
— В момент, когда нужна поддержка, ты обычно оказываешься никому не нужен!
— Неправда, — возразила я. — На самом деле ты постоянно никому не нужен. Просто сейчас, когда тебе нужна поддержка, ты это заметил. Ладно, шучу. Диктуй адрес.
Славик был известный симулянт. И вообще, если что-то плохое случается с кем-то другим — это трагическая случайность. А если со Славиком — вполне ожидаемая закономерность. Оттого ехать в больницу совсем не хотелось. Больничная атмосфера всегда действовала на меня удручающе. Одни их унылые фикусы чего стоят…
Но деньги творят чудеса: лечиться Славик вздумал в одной из немногочисленных платных клиник нашего города. Так что и фикусы здесь были веселенькие, и медсестры — кокетливые и вежливые. На посту одна такая поинтересовалась, кем я прихожусь больному. Недолго думая, я ответила: подписчиком. По всей вероятности, Славик уже успел поразить медсестер своим липсингом, потому как она понимающе хихикнула и указала мне на нужную палату.
Видимо, приятелю требовалась не только моя поддержка. Остальным членам моей семьи он сообщил то же самое: тлен, тоска, некому руку подать… По крайней мере, в палате у Славика собрались все.
Я замерла в дверях, наблюдая чудную картину. Мамуля теребила за рукав первого отца, громко требуя, чтобы он сейчас же организовал Славику костыли из вещдоков. Папа номер один в ответ на мамулины просьбы имитировал глухоту и общую недоразвитость. Наверное, тоже хотел войти в состав музыкальной бригады инвалидов. В свою очередь, он не столь громко, но настойчиво домогался у Славика информации: когда прибуду я.
Второй отец напирал на то, что Славик выглядит слишком здоровым, и в срочном порядке требовал от того продемонстрировать немощь, став на ноги. Приятель заверял, что это невозможно, они принялись спорить, но в данном случае я бы поставила на папу.
А папа номер три сидел у постели приятеля и монотонно объяснял моему секретарю, как узреть Бога. Доказывал, что это не так сложно, как кажется. Правда, внимательно слушал его разве что голубь, сидевший на подоконнике, но все равно выходило душевно.
Доведенная до белого каления родительница обозвала первого отца глухим пнем, второго — бесчувственной колодой, а третьего — дубиной стоеросовой. Почему-то в тот день ей на ум шли только сравнения из области лесного хозяйства. И в тот момент, когда мамуля, видя отцовскую инертность, собралась проклясть их страшной клятвой, вмешалась я.
Пришлось успокаивать разбушевавшееся семейство, и как-то незаметно мы помирились. Долго хохотали, вспоминая отпуск в Сочи. Прощались практически родными. Хотя что я
