получите свои деньги, а еще – признание, которое так заслуживаете.
– Там будет пресса? – спросил Грегори.
– Боюсь, без них не обойдется, – скорбно произнес Омович. – Я сам от них не в восторге, но мы постараемся устроить все так, чтобы вас не беспокоили. Также я выставлю вашу первую картину на обозрение, но устраивать торги за нее никто не будет. Грегори, вы согласны с этим?
Грега охватила какая-то напряженная тревога, причины которой он не мог уловить. Русский звучал убедительно.
Может, что-то не так с Оливией? Он несколько раз звонил, но на звонки никто не отвечал. В любом случае других столь щедрых предложений ему не поступало и вряд ли поступит.
– Спроси его про мокрушника. Мы же за этим сюда пришли? – прошипел на ухо Тим.
– Кхм… Юрий, могу я вас попросить об одной услуге? – понизив голос, спросил Грег.
– Конечно, мой друг! Просите, о чем угодно!
– Это деликатная проблема… Мне досаждает один человек… И я бы хотел, чтобы он прекратил это делать.
– Так просто хорошо его попросите, Грегори, – Омович широко улыбнулся.
– Ты определенно не умеешь хорошо просить.
– Боюсь, что время вежливых просьб давно прошло, Юрий. Мне потребуются радикальные меры. Мне нужна ваша помощь.
Омович наконец-то отпустил его руку и вновь повернулся к картине. Грегори встал рядом с ним, рассматривая свое произведения. На миг он поймал то ощущение, когда его указательный палец вонзился в глаз Амира. По руке пробежала горячая волна, добравшаяся до шеи.
– Похоже, вы не жаждете оказать мне помощь, – надавил Грег. – Разве друзья не должны помогать друг другу?
– Вы просите слишком многого, Грегори, – мягко ответил Омович. – Я порядочный бизнесмен и веду свои дела только законными методами.
– Юрий, вы не понимаете. На карту поставлена моя жизнь.
– Ой, кто это заскулил как раненая сучка?!
– Грегори, поймите меня правильно, я хочу вам помочь, но не такими методами…
– Я не прошу вас самолично давить на спусковой крючок, – процедил Грегори. – Вы можете просто подсказать людей, которые знают других людей, которые смогут решить мою проблему. Вы понимаете, Юрий?
Омович таинственно улыбнулся.
– Знаете, что мне нравится в ваших произведениях, Грегори?
– Охеренное количество крови, потому что ты сраный маньяк!
– Вы говорили, что чувствуете душу.
– Все верно, мой друг – душу! Вы тогда сказали мне, что написали картину собственной кровью. Чьей кровью написано это монументальное творение?
– Бычьей, – слишком поспешно ответил Грег.
– Неужели? Очень странно, ведь я чувствую в ней похожую сущность. Яростную, болезненную, выстраданную душу. Нет, Грегори, быком здесь совсем не пахнет. Быки – тупые создания. Вы, англичане, и вовсе не наделяете их душой на уровне языка – я с этим отчасти согласен, – душа этой картины сильна и непреклонна…
– Слышь, русский! Моя душа сильна и непреклонна, а это херня из-под коня! Душонка бомжа! – Тим упер руки в боки, но Грег не обращал на него внимание.
– … Вы знаете это, я знаю это, – тихо говорил Омович. – Вы просите меня об услуге, но, уверен, вам не впервые решать такие проблемы собственными руками, не так ли?
– Он знает! Этот шизанутый русский знает, что ты мочишь людей!
– Если бы я мог решить эту проблему, Юрий, я бы не обратился за вашей помощью, – Грегори удалось сохранить спокойствие в голосе. – Это проблема не в плоскости искусства. Она напрямую касается моей жизни. Тот человек сидит слишком высоко, мне до него просто так не добраться. Мне нужен профессионал, понимаете?
Омович повернулся к нему лицом и приблизился настолько, что Грегори чувствовал лицом его дыхание. По загривку пробежали мурашки. В его глазах горел какой-то зловещий огонек, он не улыбался и смотрел очень серьезно.
– Вы трижды попросили меня об особенной услуге, Грегори. Я вижу, что ваша просьба очень серьезна, а значит я не имею никакого морального права ее игнорировать. Вы мой друг, Грегори, и я вам помогу. Но не задаром…
– Конечно, это само собой, Юрий…
– Деньги меня не интересуют, Грегори. Я говорю об истинном шедевре – вашей душе, запечатленной на холсте.
– Вы имеете в виду…
– Он хочет, чтоб ты суициднулся! Мне этот русский начинает нравиться!
– Я сказал то, что сказал, Грегори. Назовите имя, и мы пожмем друг другу руки – так мужчины заключали договор издревле.
Русский отступил и вытянул перед собой руку, не сводя глаз с лица Грегори. Тревога нарастала.
– Чего ты ждешь? Он сказал, что поможет тебе. Укокошит этого старика, который каждый раз смешивал тебя с дерьмом, как и твой жалкий, никчемный папаня. Ну выдавишь из себя немного кровушки – капля по капле нарисуешь ему его картинку.
– Я умру, – возразил Грегори.
– Я уже
