сознании, но тело пронзала боль. Вместо звука – звон в ушах.
– Сэр Николас, – прохрипел Майкл. – Сэр Николас, вы в порядке?
Ответа не последовало. Телохранитель попытался отстегнуть ремень, но его заклинило. Смятый кузов «Крайслера» сильно ограничивал его движения, но руки шевелились, а это уже хорошо. Майкл оторвал осколок разбитого лобового стекла и проколол подушку, им же он принялся резать злосчастный ремень. Одолев его, Майкл с трудом стал пробираться через окно, разрезая дорогой фирменный костюм рваными кусками железа. Нога, кажется, была сломана и не слушалась. Осколки стекла впивались в пальцы и лицо, но он смог все же выбраться наружу.
Майкл огляделся: дорога была подозрительно пуста, мусоровоз стоял на приличном расстоянии, но его водитель даже не вышел из кабины. «Крайслер» же был превращен в груду металла, из которого не было видно Стоуна. Он заковылял к машине и наконец его заметил. Старик висел головой вниз, пристегнутый ремнем, с рассеченного лба капала кровь, он был без сознания, но явно дышал. Телохранитель попытался дотянуться рукой до Стоуна, но это не было возможным. Зато возможно было дотянуться до телефонной трубки, болтающейся на проводе. Несмотря на распространение мобильников, сэр Николас предпочитал пользоваться по старинке радиотелефоном.
Он долго пытался ухватиться за витый провод, как сквозь звон в ушах услышал шум двигателя. Чертов мусоровоз успел развернуться на узкой дороге и теперь надвигался на то, что осталось от «Крайслера», не сбавляя скорости. Фактически стоя на одной ноге, Майкл выхватил из кобуры пистолет и дважды выстрелил в двигатель, но это не остановило махину. Он попытался отпрыгнуть, но лишь упал.
Последнее, что Майкл Хоббс услышал сквозь звон в ушах – лязг железа и хруст собственных костей.
* * *
Благотворительный вечер Омович организовал на последнем этаже шикарного лондонского отеля в Сохо. С большого балкона открывался вид на бассейн, который, впрочем, все равно никем не использовался. Толстосумы с дамами в роскошных нарядах важно ходили с бокалами вина и шампанского по просторному залу, где установили только три картины. Произведения начинающего, но гениального художника Грегори Бойла.
– Смотри, как та баба скривила свой ботоксный улыбальник, – тыкнул Куки в высокую брюнетку в черном платье. – А вон тот жирный мужик в синем костюме, видишь, он лыбится, будто смотрит на мазню ребенка.
– Не нагнетай, они тут только массовка, – ответил Грег.
– Это твоя публика, и она не особо впечатлена.
– Это неподготовленная публика, Куки. Перестань действовать мне на нервы.
Щелк. Снова этот отвратительный звук, копошащий кровяных пиявок между позвонков. Холодная волна прокатилась по спине. Мысли о старике Стоуне капля по капле била по темечку, стекая по хребту мокрым скользким страхом разоблачения. Чья-то рука опустилась на его плечо, обернувшись, он увидел облаченного в костюм цвета слоновой кости Омовича в компании тучного седого мужчины с усами и залысиной.
– Грегори, мой друг, позвольте представить вам Кристофера Баумана, главу благотворительного фонда «Сердца на ладони», – торжественно произнес русский.
– Спешу поблагодарить за ваш вклад в нашу организацию, – толстяк обхватил ладонь Грега.
– Да… Спасибо… А чем ваша организация занимается? – замялся Грег.
– Сказал филантроп, торгующий кровавыми простынями, – рассмеялся Тим.
– Я думал, вы знаете, – Кристофер мельком взглянул на Омовича. – Мы занимаемся предоставлением жилья для бедных семей…
– По названию можно подумать, что вы занимаетесь трансплантацией органов, – нервно хохотнул Грегори.
Седой мужчина переглянулся с Омовичем, шутка звучала явно неуместно. Грегори высвободил руку и тут же взял под локоть русского, отведя его в сторону.
– Простите, – бросил он седому толстяку. – Юрий, относительно нашего соглашения…
– Наше соглашение в силе, Грегори. Ваша просьба выполнена.
– Ни шутя себе! Так быстро! Чертовы русские!
– То есть… мы же говорили об этом только позавчера, – Грег все еще не мог поверить словам Омовича.
– Я не могу позволить кому бы то ни было омрачить звездный вечер моего любимого художника, – русский широко улыбнулся и тут же ушел к своему собеседнику.
Щелк. Снова это чувство. Как он провернул это за один день?
– Думаешь, за один день? – Тим оскалился зловещей улыбкой. – Он пасет тебя с того момента, когда вы впервые встретились.
– О чем ты?
– Как он мог спланировать убийство старика Николаса всего за один день, если бы он ничего о нем не знал? Вопрос не риторический, если что.
– Вероятно у него много связей…
– В КГБ, например?
– Причем здесь КГБ?
– Все русские – офицеры КГБ! Поэтому они так быстро выследили и прикончили старика. Он все о тебе знает. Знает, как ты малюешь свои картинки. Как ты выбрасываешь трупы. Как унижаешься перед своей родившей женой…
– Я не унижался! – повысил голос Грег и тут же осекся.
Только сейчас он понял, что уже минуту разговаривает с трупом под взглядами публики, глядя куда-то в стену, где не было никого из живых. Щелк. Грег оглянулся в поисках таинственного фотографа с лицом-маской, но не обнаружил никого похожего. Руки начали немного трястись.
– Грегори, – со спины вновь подошел Омович, напугавший его. – Через сорок минут начнутся торги, не могли бы вы выступить с небольшой речью?
