– Что? С какой речью?
– Не волнуйтесь: просто небольшая речь о вкладе в общее дело. Немножко о Вашем творчестве и пожелание всем хорошего вечера.
– Юрий, признаюсь, что разговоры – не мой конек…
– Ничто не твой конек – ты одинаково плох во всем.
– Уверен, вы прекрасно справитесь, мой друг. Просто говорите душой, – Омович прикоснулся ладонью к его грудной клетке и улыбнулся.
– Он точно из КГБ! Это какой-то прием!
– Юрий, мне важно знать, – Грегори понизил голос. – Как все прошло с… ну, с моей просьбой.
– Это было ужасно, Грегори, жуткая автокатастрофа на въезде в Лондон. Примите соболезнование в связи со смертью вашего замечательного тестя, – Омович со скорбным лицом легонько хлопнул его по плечу и вновь удалился.
Щелк. Грег ожидал, что новость о гибели Стоуна его немного приободрит, но волнение постепенно перерастало в неопределенную панику. Он огляделся в поисках выхода – балкон. Нужно просто выйти и подышать свежим воздухом. Грег перехватил у официанта пару фужеров с шампанским и поспешил к выходу на балкон. Вечерний холодный воздух немного охладил голову – он залпом осушил бокал, поморщившись от газа.
– Этот русский крутит тобой, как хочет. Теперь ты его шестерка, – Тим опирался на перила, задумчиво глядя вниз.
– Зачем ему это нужно? Ему же просто нравится мое творчество…
– Никому из присутствующих НЕ нравится твое творчество. Ты видел это в их лицах, ты читал это по губам…
– Это не так… Лучше придумай, что сказать в этой чёртовой речи! Почему он заранее не сказал про нее!
– Он хочет, чтобы ты выглядел максимально тупо. То есть чувствовал себя, как обычно. Уверен, что здесь шастают репортеры, которые запишут каждое твое слово.
– Я не видел здесь репортеров…
– Забавно: я не видел здесь художников, – оскалился Тим. – И, кстати, об этом. У тебя нет никаких доказательств смерти Стоуна.
– Но ведь Юрий сказал…
– Юрий сказал, что ты талантливый художник, и теперь ты веришь каждому его слову.
– И что мне сделать? Попросить его голову?
– Как минимум фотографию трупа. Возможно, он вообще с ним в сговоре.
– Да с чего ты вообще так решил?
– Богатенькие мудаки, вроде твоего тестя, часто крутят шашни с полковниками КГБ.
– Твою мать, Куки, ты заткнешься когда-нибудь?
– Простите, я Вам не мешаю?
Щелк. Вкрадчивый, тихий голос раздался за спиной. Грегори резко обернулся и увидел коротко стриженного мужчину с окладистой и неряшливой бородой в бежевом костюме. Через ершик его волос в свете луны блестел длинный уродливый шрам, упирающийся в переносицу. В руках у незнакомца была трость с четырьмя опорами.
– Твою мать! Русский отправил за тобой киллера!
Щелк.
* * *
– Дайте-ка угадаю: вы мистер Бойл. Грегори Бойл собственной персоной, – Рэй улыбнулся лишь уголком рта.
Художник стоял с вытаращенными испуганным глазами. Неужели он сразу узнал детектива? Хотя прошло достаточно много времени, да и выглядел он совершенно по-другому. Нельзя дать ему сорваться, как в прошлый раз. В кармане новенького зеленого пиджака шуршала маленькая кассета в пластиковом корпусе диктофона. Сегодня самый верный шанс получить признание убийцы. Попасть сюда было довольно сложно, а еще сложнее – провести свой тайный козырь, если вдруг план А не сработает.
– Вы… От мистера Омовича? – Бойл пытался сохранять спокойствие, но голос немного дрогнул.
– От Юрия? Можно сказать и так. Он славный малый, согласитесь? – Милт оперся локтями на перила балкона, глядя в бассейн. – Ему очень нравится то, что вы делаете.
– А вам?
– Признаюсь, я далек от современного да и вообще какого бы то ни было искусства. Большую часть жизни удовольствие мне доставляла только музыка, но сейчас и она для меня звучит по-другому.
– То есть не нравится? – Бойл скрестил руки на груди.
– Мне сложно оценивать форму без сюжета, мистер Бойл, или без истории ее создания. Признаюсь, что в своих мыслях я не одинок: все эти богатенькие гости тоже не понимают, зачем они здесь собрались.
Бойл нервно дернул плечом и попытался изобразить подобие снисходительной улыбки. Попытка провалилась. Надо дать ему сахарок, чтобы он немного расслабился.
– С другой стороны, – продолжил Рэй. – Вас оценил сам Юрий – один из богатейших людей Лондона. Любой художник может только мечтать о таких покровителях. Массовое искусство затирается во времени, на смену вишневой жвачке приходит абрикосовая. Но то же самое время возвращает из своих глубин истинные шедевры для всего человечества. Может быть, Ваши картины постигнет именно эта судьба.
– Может быть… Простите, я не спросил Вашего имени.
Отлично. Сахарок растаял и осел на вкусовых сосочках. Бойл
