— На Лайонфиш-Стрит. А вас?
— На Буллхед-Стрит. Это рядом с Трешер-Стрит.
Мэтью кивнул.
— Вы ведь знаете, что большинство жителей этой деревне отравлены наркотиками?
— Из того ограниченного количества этих жителей, что мне удалось увидеть, у меня закралось такое подозрение. Я знаю, что здесь есть охранники, но как Фэллу удается держать всех такими послушными без наркотиков? — он несколько секунд помолчал. — Полагаю, став одним из объектов эксперимента, скоро я об этом узнаю.
— Да, — только и сумел сказать Мэтью.
— Хм. В моем доме есть бритва. Возможно, мне стоит просто…
— Я сомневаюсь, что она все еще будет там, когда вы вернетесь, — Мэтью вдруг остановился. То же сделал и Арчер. Они посмотрели друг другу в глаза, стоя посреди улицы, вокруг выл холодный осенний ветер, а практически полная луна яркой лампой светила на небе в окружении маленьких светляков звезд. — Я представляю, что вы, пожалуй, могли бы найти быстрый способ покончить с собой, если б захотели, — покачал головой Мэтью. — Можете даже думать, что это будет мудрым решением, чтобы защитить свои контакты, а также… чтобы защитить Стивена. Они ранили его, когда забирали вас из госпиталя? Я так понимаю, это был именно тот молодой человек, который, по словам Матушки Диар пытался помешать забрать вас.
— Это был не Стивен. Это был кое-кто другой. Муж одной из медсестер, я думаю. Я сказал Стивену, чтобы он шел домой, чтобы отдохнул, а потом возвращался, если будет время. К счастью, он воспользовался советом своего отца.
— Рад это слышать. Стивен рассказал вам, что он посвятил меня во все подробности… я бы не назвал это планом… я даже толком не знаю, как это назвать, но могу охарактеризовать эти действия одним словом — «отчаяние»…
— Он сказал мне. Я с трудом мог слушать, потому что то терял сознание, то приходил в себя, но суть я уловил.
Мэтью посмотрел на луну, окруженную россыпью звезд, завораживающих своим блеском, затем вновь обратил свое внимание на судью и качнул головой.
— Как вы вообще могли подумать, что это может сработать? Использовать наживку, чтобы привести Фэлла в «Трех Сестер», где вы надеялись убить его на улице Флинт? Вы образованный и умный человек, как и ваш сын. Как вы могли решиться на такое безумие?
— Это могло сработать. Хотя бы частично.
— Вместо того, чтобы привести Фэлла на вашу территорию, оно привело вас в его владения. Если это успех, то я, похоже, потерял смысл слова «неудача», - Мэтью почувствовал, как в лицо ему ударил жар. — И как вы посмели вообще использовать меня таким образом! Заточили меня в Ньюгейт… потом напали на нас в Уайтчепеле… и… все остальное. Всё это! — воскликнул он, поднимая руку с меткой Черноглазого Семейства прямо к лицу Арчера.
— Да, — выдохнул судья. Глаза его стали жесткими, а мышцы лица напряглись. — Я уже видел этот символ раньше. На теле молодого человека, который послужил причиной смерти моей Хелен.
— Возможно, вас утешит тот факт, что вся банда, в которой состоял Джошуа Оукли, сократилась до одного единственного члена: меня. Они все мертвы, все, кроме их лидера, были убиты рукой того же человека, кто вырезал семью судьи Фэллонсби. Фэлл называет его одержимым или бесноватым. Кто-то, кто пытается работать на территории Профессора и кто разграбляет склады с «Белым Бархатом». Лидер этой банды был убит на моих глазах Матушкой Диар, и пусть у него был скверный характер, он был хорошим человеком, который точно уж не заслужил такой смерти. Да и своей тяжелой жизни тоже не заслужил. Теперь профессор схватил двух моих друзей — простите… оговорюсь — моего лучшего друга и женщину, которую я люблю. Он привез их в эту деревню и проклял оба из разума, отравив их наркотиками, и ни один из них не может теперь даже узнать меня!
Мэтью приложил руку ко лбу, ощутив волну легкого головокружения. На несколько секунд он почти поддался панической мысли, что его снова чем-то отравили, но затем он понял, что все еще контролирует себя и свое тело, поэтому весь яд, который сейчас находился в нем — это лишь яд сложившихся обстоятельств. Он вздохнул.
— Я привык находить решения проблем. В прошлом я бывал в трудных ситуациях, в которых мозг у меня буквально раскалывался на кусочки, но я всегда находил решение. А на этот раз… я не могу его найти, — он опустил руку. — Если кто-то здесь и имеет право сдаться и уйти из жизни добровольно, так это я, — молодой человек устало опустил взгляд. — Я послужил причиной самым худшим вещам, которым не должен был позволить случиться, и я бессилен это изменить. Единственное, что я могу сделать, это подождать еще минуту, час и день, надеясь, что какой-то выход все же придет мне в голову, и я смогу спасти своих друзей. Поэтому… если хотите убить себя, вы можете найти способ, но это лишь докажет, насколько вы ошибались во всем, — он сделал паузу, позволяя собеседнику осмыслить сказанное. — Возродите свою гордость из пепла, сэр. Продержитесь еще какое-то время.
— Мне все равно дадут всего лишь день.
— Думаю, множество людей, которых ожидало повешение после вашего приговора, смотрело на свой оставшийся день так, чтобы вытянуть из него все самое лучшее. Даже профессор верит, что вы человек крутого нрава и не опуститесь до такого малодушного поступка, как самоубийство. Иначе он не позволил бы вам покинуть дом.
— Ваша правда, — тихо ответил судья. Он огляделся вокруг, окинув взглядом маленькие дома, и в этот момент Мэтью истинно мог прочесть мысли этого человека: он видел, что его разум — пусть и горящий и занятый переносимой болью от ранения — начал работать над проблемой. Альбион не мог сойти со сцены так просто. — Сегодня днем я прогуливался вдоль стены, — проговорил Арчер задумчиво. — Я увидел очень хорошо охраняемые главные ворота, а также задние ворота над утесами. Обрывы там коварные, но я заметил, что дорога оттуда тянется на четверть мили вниз, к защищенной гавани. Две рыбацкие лодки и еще одно судно причалило туда. Как вы думаете, есть шанс взорвать ворота и добраться до лодок?
— Мне необходимо взглянуть, — ответил Мэтью, хотя уже и представил, насколько это будет трудно. Даже если бы сами лодки не охраняли… запертые ворота… охранники, патрулирующие стены, вооруженные мушкетами. А прутья выглядели слишком мощными — даже мощнее тех, которые мог согнуть Черный Дикарь. Но даже если каким-то чудом Арчеру удалось бы добиться успеха в столь сомнительном мероприятии, Мэтью никогда бы не бросил Хадсона и Берри, чтобы спасти свою собственную шкуру. Он не уйдет без них, пусть даже ему просто предложат спокойно выйти через открытые ворота.
Арчер глубоко вздохнул. Он некоторое время стоял, опустив взгляд себе под ноги, затем поднял глаза и произнес:
— Мэтью, я скажу вам ту же самую вещь, что сказал моей Хелен: я искренне и глубоко сожалею и смиренно приношу извинения.
— Это и придется делать, я полагаю, — нахмурился Мэтью. — Вы извинялись перед своей женой… за что? За несчастный случай?
— Нет. За то, что дал ей слишком большую дозу опиума в последнюю ночь. Я не мог видеть ее страдания ни днем дольше. Врачи сказали, что неизвестно, сколько она продержится, — лицо Арчера вновь превратилось в сдержанную маску, которая была настолько тесной, что свободы в ней не было ни на дюйм. — Стивен не знает, что я… завершил ее страдания. Теперь вы понимаете, — невесело усмехнулся он. — Я действительно убийца.
Мэтью при этом видел перед собой не убийцу, а человека, на чью долю выпали тяжелые испытания, сделавшие его узником клетки из его собственных костей.
Словно в такт этой мысли, глаза Арчера будто бы отдалились, сев глубже в глазницах, как если бы он отчаянно пытался спрятаться хоть где-то от этой мрачной действительности. Когда он снова заговорил, в его голосе шуршал грубый гравий боли.
— Я, пожалуй, пойду. Доброй вам ночи.
— Доброй ночи, — отозвался Мэтью, но остался на своем месте, провожая взглядом удаляющегося по ночной улице Арчера с маской Альбиона в руках. Пока он не свернул влево, молодой человек не переставал смотреть ему вслед.
В своем доме на Лайонфиш-Стрит Мэтью не смог уснуть — словно Королева Фей Спенсера бросила ему в нос свою волшебную пыль и лишила сна. Он сидел в кресле в комнате и нервно перебирал пальцами, в то время как в его воспаленном сознании кочевали из стороны в сторону, скача, как дикие животные, мысли.
Возможно, миновал час? Или уже два проползло мимо? Свеча в фонаре почти догорела. Мэтью не имел возможности зажечь новый, а в оставшемся тусклом свете он не сумел бы разглядеть циферблат карманных часов. Да и слежка за тягучими, как патока, минутами, была для него пыткой. Мысли его занимала Берри, живущая в мире своих мирных фантазий, пока наркотик медленно превращал ее разум в кашу… и Хадсон… Великий человек, который был обращен в запуганного зверя, прячущегося в темноте от кошмаров, которые его преследовали ежеминутно.
