факты, не имеющие никакой ценности? А что если суть всей проблемы так и остается еще не раскрытой?
Снова пытаюсь найти оправдание Питеру.
Ну а почему бы, собственно, и нет? В конце концов он был таким же человеком, как и все остальные.
Мне показалось, что помочь Питеру было столь же важно, как и выручить Арта. Они оба были людьми, признанными врачами, придерживающимися достаточно интересных и нонконформистских взглядов. Если получше подумать, то между ними было очень много общего, а различия начинали казаться не столь существенными. Питер был весельчаком по натуре, Арт же часто бывал саркастичен. Питер был толстым, а Арт худым.
Но в основном они были одинаковы.
Я надел пиджак и постарался выбросить из головы эти идеи. Я не был судьей — и слава Богу. Распутывать дела в суде — это не по мне.
Зазвонил телефон. Я не стал брать трубку. Мгновением позже раздался голос Джудит:
— Это тебя.
Я поднял трубку.
— Алло?
Знакомый, густой голос сказал:
— Джон, это Питер. Мне бы хотелось пригласить тебя на обед к себе.
— Зачем? — спросил я.
— Я хочу, чтобы ты познакомился с моим алиби, которого у меня нет, — сказал он.
— Что это значит?
— Так в половине первого?
— Хорошо, до встречи, — согласился я.
Питер Рэндалл жил в современном доме к западу от Ньютона. Особняк был небольшим, но очень хорошо и со вкусом обставленным: кресла от Брюэра, диван от Якобсена, рахманновский кофейный столик. Все было выдержано в строгом духе современности. Он встретил меня в дверях, держа в руке бокал с выпивкой.
— Джон. Проходи. — Он проводил меня в гостиную. — Что будешь пить?
— Ничего не надо, спасибо.
— Я мне кажется, что выпить не мешало бы, — сказал он. — Виски. Скотч?
— Тогда со льдом.
— Да ты садись, располагайся, — пригласил Питер, сам в тем временем направляясь в кухню; я слышал, как звенят кубики льда о стекло бокала. — Чем занимался утром?
— Ничем, — ответил я. — Сидел и думал.
— О чем же, если не секрет?
— Обо всем.
— Если не хочешь, то не говори, — сказал Питер, возвращаясь в гостиную с бокалом виски в руке.
— Ты знаешь о том, что Вильсон все сфотографировал?
— Догадываюсь. Очень прыткий молодой человек.
— Да, — согласился я.
— И у меня теперь могут быть неприятности?
— Похоже на то, — ответил я.
Еще некоторое время он молча разглядывал меня, а потом спросил:
— А ты что думаешь по этому поводу?
— Я уже сам не знаю, чего подумать.
— А тебе известно, к примеру, что я делаю аборты?
— Да, — сказал я.
— И о Карен?
— Дважды, — ответил я.
Он откинулся в кресле, его необъятные, округлые формы резко контрастировали со строгими, прямыми линиями и углами современного мебельного дизайна.
— Три раза, — поправил он меня, — если уж быть до конца точным.
— Значит ты…
— Нет-нет, — покачал он головой, — последний был в июне.
— А первый?
— Когда ей было пятнадцать лет, — он вздохнул. — Видишь ли, за свою жизнь я совершил целый ряд ошибок. И одной из них было то, что я пытался присматривать за Карен. Ее родной отец никогда не баловал ее вниманием, а я… я любил ее. Она была милой девочкой. Может быть и сбитой с толку, но в целом она была неплохой. Я сделал ей первый аборт, потому что время от времени я делаю аборты и другим пациенткам. Тебя это шокирует?
— Нет.
— Хорошо. Но все дело в том, что Карен продолжала упорно беременеть. Три раза за три года; для девочки этого возраста это очень недальновидный поступок. Это было уже нечто сродни патологии. И в конце концов я решил, что четвертого ребенка ей лучше выносить и родить.
— Почему?
— Потому что, очевидно, ей очень хотелось быть беременной. Она сама этого добивалась. Очевидно ей хотелось познать позор, быть пристыженной за незаконнорожденного ребенка. И поэтому в четвертый раз я ей отказал.
— Вы были уверенны в том, что она беременна?
— Нет, — Питер снова покачал головой. — И вы наверное догадываетесь, что послужило причиной для подобных сомнений. Проблемы со зрением. На ум сразу же приходят мысли о первичной дисфункции гипофиза. Я хотел сделать анализы, но Карен отказалась. Ее интересовал исключительно аборт, и когда ей стал ясно, что я не собираюсь ничего делать, она пришла в бешенство.
— И тогда ты направил ее к доктору Ли?
— Да, — согласился он.
— И это сделал он?
Питер покачал головой.
— Арт слишком умен и осторожен, чтобы пойти на такое. В любом случае он стал бы настаивать на анализах. К тому же там был уже большой срок — четыре месяца, или по крайней мере она сама утверждала. Арт не взялся бы делать такой аборт.
— И ты тоже его не делал? — спросил я.
— Нет. Ты веришь мне?
— Хотелось бы.
— Но до конца ты не уверен?
Я пожал плечами.
— Ты сжег собственную машину. А в ней была кровь.
— Да, — согласился Питер. — Кровь Карен.
— Как же так вышло?
— Я одолжил Карен свою машину на выходные. Я даже представить себе не мог, что она задумала сделать аборт на стороне.
— Ты имеешь в виду, что она отправилась на аборт в твоей машине, ей его сделали, а потом поехала домой, истекая кровью? И уже там пересела в желтый «порше»?
— Не совсем так, — сказал Питер. — Но я знаю кое-кого, кто сможет рассказать тебе, как все было на самом деле. — Он позвал: — Дорогая. Выйди, пожалуйста, к нам.
Мне же он улыбнулся.
— Познакомьтесь с моим алиби.
В гостиную вошла миссиз Рэндалл. С виду она казалась строгой, сосредоточенной и очень сексуальной. Она опустилась в кресло рядом с Питером.
— Теперь ты видишь, — сказал Питер, обращаясь ко мне, — в какой переплет я попал.
Я спросил:
— И воскресным вечером?
— Мне не хотелось бы от этом говорить, но это так.
— Это потрясающе, — сказал я, — но в то же время достаточно удобно.
— В некотором смысле, — согласился Рэндалл. Он провел ладонью по ее изящной руке и тяжело поднялся с кресла. — Хотя я вообще-то так не считаю.
— Вы уверены в том, что провели вместе весь вечер в воскресенье?
Он налил себе еще виски.
— Да.
— И чем занимались?
— А тем, — ответил Питер, — что я не стал бы объяснять даже под присягой.
— С женой своего брата? — переспросил я.
Он подмигнул миссиз Рэндалл.
— Ты что, и на самом деле замужем за моим братом?
— До меня тоже доходили какие-то слухи об этом, — задумчиво проговорила она, — но я им не верю.
— Вот видишь, я посвящаю
