«Думаешь, мы бедные?»
Я вспомнила возмущение Кадзуэ, когда я пыталась уверить ее, что у меня и в мыслях такого нет. Мицуру легко тряхнула мягкими волосами, и я почувствовала сладковатый запах шампуня.
— Конечно издевательство. А что же еще, если все смеются над человеком, потому что у него плохо с деньгами?
— Но это же в самом деле глупо — на гольфах вышивку делать, — проговорила я с раздражением. Мне хотелось проверить реакцию Мицуру.
— Глупо, но ее тоже можно понять. Кому хочется быть девочкой для битья?
Не зная, что еще возразить, Мицуру неуверенно ковырнула сухую землю носком кроссовки. Мои слова задели самую толковую ученицу, лучшую из всех на нашем потоке в школе Q.! Пустячок, а приятно. Все-таки она очень славная девчонка!
— Верно, конечно, хотя я не знаю, обиделась она или нет. А смеялись все в раздевалке потому, что гольфы вышивать — полная дурь. Не со зла же.
Я рассмеялась и хотела было продолжить, но Мицуру серьезно оборвала меня:
— Когда целая компания за спиной у других сговаривается против кого-то — это и есть издевательство.
— Ладно, тогда скажи: почему так происходит, почему старички все время что-то замышляют против новеньких? Почему все нас игнорируют? Ты же из их стаи.
Мицуру вздохнула. Огорчать ее не хотелось. Я думала, что члены касты вряд ли понимали, что превращают Кадзуэ в объект насмешек, поэтому слова Мицуру не совпадали с моими представлениями.
Касте было наплевать на новеньких, она изначально не собиралась смешиваться с нами, доводить отношения между двумя группами до насмешек и издевательств. Однако новенькие этого не понимали и настойчиво добивались равенства в правах, чтобы к ним больше не относились с пренебрежением. У этой любви без взаимности не было конца.
— Правда, почему? — Задумавшись, Мицуру пощелкала ногтем по передним зубам. Позже я узнала, что она всегда так делала, если не знала, что сказать. Мицуру резко подняла голову. — Тут другое. Дело в условиях. У нас разные условия. Поэтому и отношение ко всему разное.
— Ну это понятно, — ответила я, провожая глазами метавшийся по корту желтый мячик.
Ракетки, спортивная форма, кроссовки — все у членов секции было свое, особенное, не как в обыкновенных школах. Вещи очень дорогие, раньше мне таких видеть не приходилось. На корте бушевали страсти, игроки с пылом отдавались игре. Здесь царили восторг, наслаждение жизнью. Жар молодых потных тел, лихорадка борьбы, радость оттого, что ловишь на себе взгляды болельщиков, как подчиняется тебе хорошо сработанная ракетка. За эти ощущения заплачено большими деньгами и временем, потраченным на тренировки. Это был мир, никак не связанный с мелкотравчатыми прилежными ученицами, изводившими себя подготовкой к экзамену. Им оставалось только смотреть и кусать локти от зависти. Были среди них и личности вроде Кадзуэ, которые далеко не заглядывали и ничего не замечали.
Мицуру меж тем продолжала:
— Здесь у нас классовое общество в классическом виде. Больше нигде такого не найдешь. Внешность решает все. Поэтому внутренний круг не смешивается с внешним.
— Внутренний круг?
— Принцессы. Из тех, кто учится здесь с первого класса. Дочки владельцев крупных компаний. Они и дня работать не будут. Работа для них — унизительное занятие.
— Но это уже не модно, — фыркнула я, но Мицуру была серьезна.
— Я тоже так думаю. Но у внутреннего круга такое отношение к жизни. Может быть, это и отклонение, но они твердо стоят на своем и всех с толку сбивают. Начнут из тебя дуру делать — поневоле засомневаешься в себе. Вот так.
— Ну а внешний круг?
— Дети сарариманов,[10] — с грустью в голосе сказала Мицуру. — Дочерям тех, кто работает за зарплату, не суждено войти во внутренний круг. Ни за что, хоть ты отличница, хоть ты семи пядей во лбу. Тебя даже замечать не хотят. А станешь набиваться к принцессам в подруги — затравят. Раз тебя записали в убогие уродины, значит, ты мусор, даже если у тебя голова хорошо варит.
Мусор? Что это значит? Ведь я не относилась к высшему классу, о котором говорила Мицуру, да и дочкой сараримана, чье положение хотя бы обеспечено, не была. То есть во внешний круг тоже не помещалась. И что? Получается, я еще хуже мусора? И мне остается только глазеть на бурный поток, стоя на бережке? У меня появилось ощущение, будто я открыла источник нового удовольствия. А может, у меня такая участь? Судьба родиться сестрой Юрико? Ведь командовать мне доводилось только своим дедом, который не в ладах с законом.
— Правда, есть один способ проникнуть во внутренний круг. — Мицуру снова щелкнула ногтем по зубам.
— Какой?
— Надо быть сногсшибательно красивой. Тогда могут сделать исключение.
Знаете, о ком я подумала в тот момент? Конечно же, о Юрико. Что было бы, если б Юрико училась в этой школе? Там никто даже близко не мог с ней сравниться. Так дьявольски красива она была.
На нашем потоке была пара девчонок, которые по праву считались красавицами. Обе из внутреннего круга: одна — из группы поддержки, другая — из секции гольфа с романтическим названием «Девичья дорожка из цветов». В группу поддержки отбирали по внешности. Что касается гольф-секции, она представляла собой шикарный клуб, и членство в нем стоило сумасшедших денег. Девчонка из группы поддержки была исключительно стильной и яркой, а та, что из секции, — вообще как модель. Но Юрико обе они уступали. Вот если бы Юрико училась в школе Q…. Хотя тогда я и не думала о такой возможности… Ладно, мы еще поговорим об этом.
Мои раздумья о Юрико прервал тихий голос Мицуру:
— Эй, я слышала, ты живешь в районе Р. Правда, что ли?
— Правда. Сажусь на электричку на станции К. и домой.
От школы до станции было рукой подать.
— На нашем потоке оттуда больше никого. Хотя пару лет назад, я слышала, был парень. Он вроде жил в соседнем районе.
На том месте, где я жила, раньше было море. Потом его засыпали и соорудили весьма симпатичный микрорайон, где во множестве обитали чудаковатые старики, но жить там очень неудобно. Свободы нет. Такое закрытое, изолированное общество.
— Мы живем с дедом в муниципальном доме, — сообщила я Мицуру — по большей части, чтобы спровоцировать ее интерес. — Дед — пенсионер, подрабатывает по соседям.
Что его выпустили из тюрьмы под поручительство, я говорить не стала, но и без того впечатление на Мицуру произвела. Она подтянула сползшие гольфы и неуверенно проговорила:
— Я и не думала, что у нас учатся такие люди.
— Из другого круга?
— Какой круг?! Ты вообще как инопланетянка. Никто над тобой не насмехается, никто не задевает. Живешь, как будто тебе все до лампочки!
— Спасибо, утешила.
Мицуру улыбнулась до ушей:
— Знаешь, что я тебе скажу? Никому, только тебе. Мы с тобой из одного района. Мать сказала, что об этом никто не должен знать. Она для меня специально снимает квартиру в Минато.[11] А мы всем говорим, что купили. Она ко мне каждый день ездит — убирается, стирает, готовит.
Думаете, она это выдумала насчет квартиры? Ничего подобного. Я сама слышала, что одной девчонке из нашей школы, которая жила на озере Бива, купили квартиру в Токио в прекрасном месте. Говорили, там у нее все время собираются одноклассники.
— И зачем это вам надо?
— Чтобы в школе не дразнили.
— Выходит, ты — как все они.
Мицуру посмотрела на меня с несчастным видом. Видно, мои слова задели ее за живое.
— Мне самой врать противно. Я себя ненавижу за это. И мать тоже. Но если под них не подстраиваться, сразу станешь белой вороной.
Мицуру ошибалась. Я была уверена в этом. Нет, не в том, что она подстраивалась под всех. В конце концов, это ее дело. Я имею в виду то, что она говорила о Кадзуэ. Не знаю, как лучше объяснить, но это как масло и вода. У Кадзуэ не было никаких шансов войти во внутренний круг, однако она этого не понимала. Над ней смеялись вовсе не из-за того, в какой семье она родилась, какие у нее условия и как она смотрит на вещи, а из-за ее несообразительности. Разве это издевательство? Все-таки оно появляется там, где все — более-менее на одном уровне, а Кадзуэ явно была чужого поля ягода.
Мицуру сама натерпелась от насмешек и очень боялась их. Скрывала, что семья живет в районе Р., снимала квартиру в Минато. Значит, у нее было родство с внутренним кругом. Среди чужаков она стояла к нему ближе всех.
— А как у тебя получается так учиться?
— Ну… — протянула Мицуру, нахмурив брови с таким видом, будто ей загадали сложную загадку. — Сначала просто не хотелось быть хуже других. Но постепенно я стала получать удовольствие от учебы. Наверное, потому, что других развлечений не было. Гоняться за модницами я не хочу, парнями не интересуюсь. По клубам не хожу. Да и врачом я не особо стремлюсь стать. Просто слышала, что на медицинский факультет идут самые толковые. Может, там смогу удовлетворить то, что во мне сидит.
