— Дети учатся ходить и разговаривать сами по себе.
— Но Анна же посвятила тебе уйму времени и внимания. Я помню, как она звонила маме и долго рассказывала, как ты растешь и развиваешься. По сути, она только тобой и занималась.
Макс уселся за стол, внимательно изучил свое лицо в зеркале, снова поправил торшер и ответил:
— Ну а как же, ученый только подопытной мышью и занимается. Потому что в первую очередь она все-таки была ученым.
— Анна почти закончила докторскую по педагогике, когда вышла замуж за папу. Она отказалась от карьеры ради тебя и дома, — не сдавался Даниэль.
— По педагогике? Ха!
Макс принялся медленно раскручивать один из мотков, и тогда Даниэль разглядел, что это туго сплетенная косичка. Осторожно распутывая ее, Макс продолжил:
— То, что она делала, скорее можно назвать дрессурой. Я интересовал ее лишь до тех пор, пока поступал правильно. Стоило мне сделать что-то не так, и я автоматически превращался для нее в ничто. Она не разговаривала со мной. Готовила себе и ела, а я стоял рядом и пускал слюни. А если начинал шуметь, чтобы привлечь ее внимание, запирала меня в подвальной комнатке. И она никогда не говорила мне, что я делаю неправильно, мне нужно было додумываться самому.
Даниэль ошарашенно уставился на брата.
— А папа знал об этом?
— Он же, считай, и дома-то не бывал, — пожал плечами Макс.
Он открутил крышку с какого-то пузырька, и комната тут же наполнилась едким запахом. Затем Макс принялся наносить прозрачное содержимое емкости кисточкой себе на подбородок.
— И ты не жаловался ему, что Анна плохо с тобой обращается?
Макс сидел, задрав подбородок, и старался не двигать шеей, и потому смех его прозвучал сдавленно. Он приладил прядь темных волос к подбородку, глотнул виски и повернулся к брату.
— Но я ведь не знал, что она плохо со мной обращается. Я думал, это я себя плохо веду.
Он допил виски из стакана. Длинная прядь у него на подбородке болталась, подобно одинокой водоросли.
— Не беспокойся, это только пока так выглядит, — отреагировал он на критичный взгляд Даниэля. — Когда закончу, все будет тип-топ.
Приклеив следующую прядь, Макс продолжил:
— Став постарше, я перестал заморачиваться на ее счет. У меня появились друзья. Справлялся я неплохо. Даже не знаю, зачем тебе все это рассказываю. Может, так ты лучше меня поймешь. В общем, мне всегда приходилось бороться за то, что ты получал как само собой разумеющееся. Еще виски хочешь?
— Нет, спасибо. Я хочу спать.
По пути в ванную Даниэль изумленно оглядел брата.
— Ну и кого ты пытаешься изобразить? Старого тролля? Хиппи с очаговым облысением?
Макс вскочил и, прежде чем Даниэль успел закрыться, вломился в ванную. Достал из шкафчика электрическую бритву и многозначительно положил ее на раковину. Потом указал Даниэлю на бороду и произнес:
— Займись.
Не дожидаясь ответа брата, он вышел из ванной и закрыл за собой дверь.
Даниэль умыл лицо и ополоснулся по пояс. Алкоголь наполнил тело приятной вялостью.
Он задумался о рассказе Макса о мачехе, Анне Рупке. Неужто это правда? Он помнил ее как спокойную пухленькую женщину. Сильную. Умную. Деловитую.
Из комнаты по-прежнему доносилась музыка голландских джазистов.
— Помнишь свое обещание? — крикнул Макс из-за закрытой двери.
Неужто он что-то обещал?
Он представил Макса маленьким мальчиком. Как он стоит в дверях кухни, в то время как большая и сильная Анна сидит себе за столом да ест.
За чисткой зубов Даниэль внимательно осматривал свое лицо в зеркале. Затем прополоскал рот, сплюнул и сказал самому себе:
— Ни черта не получится.
А потом взял электробритву и включил.
— Ни черта не получится, — пробормотал он снова, поднеся бритву к щеке.
По окончании процедуры Даниэль уставился на отражение лица, более не прикрытого бородой. Долго рассматривал скулы и подбородок, небольшую впадинку на верхней губе. Бледную кожу, открытые поры. Все, что он так долго скрывал.
Наконец, вышел к брату, все еще сидевшему за кухонным столом и возившемуся с накладной бородой.
— Пока еще не готово, — пробурчал Макс. — Хлопотливое это дельце. Займись пока чем-нибудь. Вон, в нише книжка валяется. Вполне сносное чтиво.
Даниэль взял книгу, оказавшуюся американским детективом, уселся в деревянное кресло перед камином и попытался почитать.
В конце концов сюжет романа вытеснил его собственные тревожные мысли, и он уже основательно погрузился в интригу, когда Макс вдруг хлопнул его по плечу.
Даниэль оторвал взгляд от страницы.
На подбородке Макса больше не болталось несколько клочковатых прядей. Нет, теперь на нем красовалась густая борода точно такой же длины и точно такого же цвета — темно-бурого, почти черного, — что и у недавно сбритой даниэлевской. Растительность закрывала почти все лицо брата и выглядела пугающе натуральной. В ней даже затесались отдельные медно-красные волоски, что можно было заметить лишь при определенном освещении и, как был убежден Даниэль, о существовании которых никто, кроме него, даже и не подозревал.
— Ну как, получилось?
— Да не то слово!
— Я же говорил, это профессиональная штука. Ты тоже постарался, молодец, — расщедрился на похвалу Макс, окинув брата быстрым взглядом. — В особенности с учетом того, что ты небось уже и позабыл, как держать в руках бритву. Надеюсь, обошлось без порезов? — Он схватил Даниэля за подбородок и принялся осматривать его со всех сторон. — Супер!
Затем Макс склонился над зеркалом на столе и вновь принялся критически себя разглядывать.
— Волосы у меня коротковаты, конечно же. Вот только в костюмерной хорошего парика не подвернулось. А если не получается сделать идеально, то лучше и вовсе не трогать. Всего лишь придется надеть шапочку.
Он порылся в ящике шкафа и выудил вязаную шапку, которую тут же нахлобучил на голову, натянув на лоб и уши. Снова посмотревшись в зеркало, на этот раз он остался вполне удовлетворенным.
— Не кажется ли тебе несколько странным носить шерстяную шапку в разгар лета?
— Нисколько, если собираешься в поход по Альпам — а именно это ты и планировал. Наверху в горах по-настоящему холодно. И метели в июле там не такая уж и редкость. Лично я без шапки высоко и не суюсь.
Даниэль рассмеялся. Происходящее представлялось ему сущим абсурдом. К тому же он был немного пьян и за день основательно вымотался.
— Я иду спать, — объявил он. — А это, — он указал сначала на лицо Макса, потом на свое, — ни за что не сработает. Но все-таки здорово, что я избавился от бороды. Ты прав, без нее я выгляжу лучше.
— Мы выглядим лучше без нее, — поправил его брат. — Остались сущие пустяки. Вот это!
И с этими словами он схватил Даниэля за волосы и поволок в ванную.
— Ты издеваешься, да?
Макс достал ножницы и деловито клацнул ими в воздухе.
— Это вправду необходимо? — вздохнул Даниэль.
— Конечно же необходимо.
И Макс приступил к стрижке. После ножниц он взялся за машинку и в итоге соорудил брату весьма убедительное подобие собственной прически.
— Теперь-то я могу поспать? — проворчал Даниэль, сворачиваясь клубком под одеялом. Стоило ему, однако, взглянуть на Макса с его бородищей и в шапке, как он снова разразился смехом.
Он снял очки, отвернулся к стене, но тут Макс проговорил серьезнейшим тоном:
— Прежде чем ты заснешь, хочу показать тебе кое-что.
Даниэль со вздохом повернулся к нему. Макс включил светильник у изголовья, присел на корточки и сунул брату под нос фотографию.
— Они прислали мне это, чтобы продемонстрировать свою манеру ведения дел, — прошептал Макс так близко над ухом Даниэля, что едва не касался его губами. — Дочь предателя. Семнадцать лет.
Даниэль снова нацепил очки. Взору его предстало зверски избитое лицо: распухшие глаза под багровыми веками, напоминающие перезревшие сливы. Нижняя губа разбита, щеки изуродованы длинными шрамами. Невозможно было даже представить, как девушка выглядела до избиения, но с такими длинными черными волосами и изящной шеей она наверняка была сущей красавицей.
