«Вы, детектив, хотите посмотреть чьё-то досье?»
«Да, есть такое дело», — сказал Мейер.
«Вы выбрали чертовски удачное время, чтобы прийти сюда», — сказал второй охранник. «Вчера у нас во дворе зарезали заключённого.»
«Извините», — сказал Мейер.
«Ничуть не жаль», — сказал охранник. «Ну, идёмте.»
Он впустил Мейера во двор, а затем закрыл за ним ворота. Тюремные стены громоздились вокруг них, пока они шли под дождём к зданию слева. На сторожевых вышках Мейер мог видеть дула пулемётов, направленные вниз, во двор. У Мейера здесь было много друзей — точнее, так сказать, деловых партнёров. Всё это часть игры, подумал он.
Хорошие и плохие парни. Иногда он задумывался, кто из них кто. Взять хотя бы такого копа, как Энди Паркер…
«Здесь», — сказал охранник. «Записи в конце коридора. Кто вас интересует?»
«Человек по имени Фредди Боунс.»
«Не знаю его», — сказал охранник и покачал головой. «Это его настоящая фамилия?»
«Да.»
«Не знаю его. Вон там, дальше по коридору», — сказал он, указывая.
«Ужин закончится в семь. Если хотите поговорить с этим парнем, придётся сделать это тогда. Они злятся, если пропускают свои телепередачи.»
«С кем мне надо увидеться после того, как закончу здесь?», — спросил Мейер.
«Офис помощника начальника тюрьмы находится за углом от отдела записей. Я не знаю, кто там сейчас дежурит, просто поговорите с тем, кто там есть.»
«Спасибо», — сказал Мейер.
«Попал в него ледорубом», — сказал охранник. «Четырнадцать дырок в груди. Неплохо, да?», — сказал он и оставил Мейера в коридоре.
Клерк из отдела записей не захотел открывать тюремные досье без письменного распоряжения, разрешающего ему это сделать. Мейер объяснил, что расследует убийство и что ему будет полезно узнать кое-что о биографии Боунса, прежде чем говорить с ним. Клерк всё ещё выглядел неубеждённым. Он сделал короткий телефонный звонок кому-то, а затем повесил трубку и сказал: «Всё в порядке, я думаю.» Он нашёл папку Боунса в потрёпанном ящике для документов, видавшем лучшие времена, и устроил Мейера за небольшим столом в углу офиса.
Папка была столь же краткой, как и телефонный звонок клерка. Это было первое преступление Боунса. Он был осуждён за «незаконный сбыт одной унции или более любого наркотика» (в его случае наркотиком был героин), преступление категории A–1, которое — по условиям жёстких законов штата о тяжёлых наркотиках — могло повлечь за собой от пятнадцати лет до пожизненного заключения.
Сделка о признании вины, которая допускалась только в отношении преступлений категории A, принесла ему десять лет. Его могли освободить условно-досрочно через три с половиной года, но это было бы пожизненное УДО; плюнь он на тротуар или пройди мимо светофора, и он снова окажется за решёткой.
Мейер закончил изучение досье и посмотрел на часы. Было четверть шестого. Он отнёс папку туда, где клерк деловито печатал что-то, несомненно, важное. Клерк не поднимал глаз. Мейер стоял у его стола с папкой в руках. Клерк продолжал печатать. Мейер прочистил горло.
«Вы закончили?», — спросил клерк.
«Да, спасибо», — сказал Мейер. «Где-нибудь можно купить сэндвич и что-нибудь выпить?»
«Вы имеете в виду внутри стен?»
«Да.»
«Через двор есть качалка. Покажите значок, и вас впустят.»
«Спасибо», — сказал Мейер.
Он вышел из отдела записей, зашёл в кабинет помощника начальника тюрьмы, чтобы сообщить, что он здесь и готов поговорить с Боунсом, и договорился, чтобы его привели в комнату для посетителей ровно в семь. В качалке для охранников, расположенной через двор, стояли автоматы, продававшие сэндвичи и прохладительные напитки. Мейер купил себе апельсиновый фреш и хлеб с ветчиной. Он подумал, что сказал бы его отец по поводу ветчины. Охранники не говорили ни о чём, кроме как о заключённом, которому накануне сделали вентиляцию грудной клетки. Мейер догадался, что дела в тюрьме идут туго, как внутри, так и снаружи.
Без пяти минут семь он подошёл к комнате для посетителей, его впустил охранник и попросил занять место по одну сторону длинного стола, стоявшего во всю длину комнаты. В семь часов в комнату вошёл высокий, чрезвычайно красивый чернокожий мужчина в тюремной одежде и занял место напротив Майера за длинным столом. Их разделял лист прозрачного пластика толщиной в три дюйма; Мейер где-то слышал, что этот пластик использовался в орудийных башнях бомбардировщиков во время Второй мировой войны. Перед обоими мужчинами по разные стороны стола стояли телефоны. Каждый бокс был отделён от другого по обе стороны звуконепроницаемыми перегородками, обеспечивающими хотя бы минимальное уединение для посетителей и заключённых. На стене висела табличка, сообщавшая, что часы посещений заканчиваются в 17:00, и просившая не превышать пятнадцати минут. В комнате было пусто, кроме Мейера и человека, сидевшего напротив него. Мейер взял трубку своего телефона.
«Мистер Боунс?», — сказал он, чувствуя себя как обычный человек в представлении менестрелей (многозначный термин для поэта-музыканта в разные периоды европейской истории — примечание переводчика).
«Что я натворил на этот раз?», — спросил Боунс в свой телефон. Он улыбнулся, задавая вопрос, и Мейер неосознанно улыбнулся в ответ.
«Ничего, насколько я знаю», — сказал он. Он достал небольшой кожаный футляр, позволил ему раскрыться над своим полицейским значком и прижал значок к пластиковой перегородке. «Я детектив Мейер из 87-го участка в Айзоле. Мы расследуем убийство, и я подумал, что вы могли бы дать мне кое-какую информацию.»
«Кого убили?», — спросил Боунс. Он больше не улыбался.
«Джорджа Чеддертона», — сказал Мейер.
Боунс лишь кивнул.
«Вы не выглядите удивлённым», — сказал Мейер.
«Я не удивлён, нет», — сказал Боунс.
«Насколько хороша ваша память?», — спросил Мейер.
«В порядке.»
«Вспомните, что было даже семь лет назад?»
«Даже тридцать лет», — сказал Боунс.
«Я хочу знать, что произошло в ночь исчезновения Санто.»
«Кто сказал, что он исчез?»
«Разве нет?»
«Он сбежал, вот и всё», — сказал Боунс и пожал плечами.
«И с тех пор о нём ничего не слышно.»
Боунс снова пожал плечами.
«Что случилось, вы помните?»
Боунс начал вспоминать. Насколько мог судить Мейер, он вспоминал очень подробно и с максимальной точностью. Только спустя несколько часов, когда Мейер сравнивал записи с Кареллой по телефону, он понял, что рассказ Боунса не лишён противоречий. На самом деле между историей, которую Барраган рассказал Карелле, и той, которую Боунс рассказал Мейеру, было всего два совпадения: оба мужчины согласились с тем, что Джордж К. Чеддертон был самовлюблённым придурком, и оба согласились с тем, что в ночь исчезновения Санто Чеддертона шёл дождь. Что касается остального…
Боунс вспомнил, что дело происходило в отеле «Шалимар» в центре Айзолы, таком же роскошном заведении, как и тот отель, который запомнил Барраган, но в десяти кварталах от него и на северной стороне города, а не на южной. Мейер, слушая Боунса, ещё не знал, что Барраган определил отель как «Паломар», записал в блокнот: «Отель „Шалимар“», а затем спросил: «Когда именно это было, не подскажете?»
«В октябре», — сказал Боунс. «Где-то в середине октября.»
Позже Майер узнал, что Барраган вспомнил такую дату: «Где-то в сентябре. Субботний вечер на первой или второй неделе сентября.»
Пока же, блаженствуя в своём неведении, Мейер просто кивнул и сказал: «Да, продолжайте, я слушаю.» И действительно, он внимательно слушал каждое слово Боунса и добросовестно переписывал каждое из них в свой блокнот, чтобы впоследствии указать на недостатки свидетелей, даже если они не попадут в японский фильм.
Работа, по словам Боунса, была свадебной. Две светские семьи, имён он не помнил. Но жених только что окончил медицинскую школу, доктор, как же его — подождите-ка, Боунс сейчас вспомнит, — доктор Кулидж, не так ли? Он был уверен, что парень был врачом, на свадьбе в тот вечер было много врачей, Купер, вот как его зовут. Доктор Харви Купер! Все в смокингах и длинных платьях, настоящая шикарная вечеринка с красивыми мужчинами и роскошными женщинами, особенно с одной блондинкой, которая всю ночь торчала у эстрады, не сводя глаз с Санто.
