напоминал ей что-то… Солому? Сушеные грибы? Орехи?
Тишину нарушил голос Франклина.
— Кто-то должен был ее сюда положить.
— И это точно был не Иван Данилович, — сказал Росток. — Он уже два месяца как мертв.
— Уверяю вас: в хранилище больше никто без моего ведома не заходил, — настаивал Зиман.
— А как насчет вас, Зиман? — обвинение исходило от Франклина; тем же платком, которым он останавливал кровь из пальца, агент вытирал пот со лба. — Вы владелец банка. Все ключи у вас. Вы включаете и выключаете сигнализацию. Может, это вы взяли все из сейфа, а руку запихнули, чтобы отвлечь от себя внимание?
— Как вы смеете! — прокричал Зиман. На мгновение Николь показалось, что он сейчас набросится на налогового агента. Однако Зиман быстро взял себя в руки и продолжил: — Единственное, за что ценится любой банк, это честность и порядочность по отношению к клиентам. Люди Миддл-Вэлли хранят деньги у нас, потому что доверяют мне, так же, как они доверяли моему отцу и деду. Я никогда не сделал бы ничего, что могло подорвать это доверие. Никогда. И я требую извинений.
— Что насчет ваших работников? — продолжал испытывать его терпение Франклин. — Секретарша, например? Она же ведет все записи, верно?
Росток втиснулся между ними, раздвигая спорщиков широкими плечами.
— Давайте держать себя в руках, — посоветовал он. — Выяснение отношений не поможет нашему делу.
— У него нет права заявляться сюда с подобными обвинениями, — не унимался Зиман. — У нас никогда не было ни малейших разногласий с клиентами. Все работники банка заслуживают высшей похвалы. Я знаю каждого из них лично, знаком с их семьями и осведомлен об их прошлом. Каждого нанимал либо я сам, либо, как в случае с Соней Ярош, мой отец. Уверяю вас, никто из них не стал бы участвовать в таком чудовищном подлоге.
Глядя наг Соню Ярош, трудно было не согласиться. Николь едва ли могла себе представить, чтобы это хрупкое существо, находившееся в весьма почтенном возрасте, сделало что-то, что нарушило бы размеренный ход банковских дел.
— Вполне с вами согласен, — обратился Росток к директору банка. И затем, повернувшись к Франклину, добавил: — Банковскому служащему бессмысленно делать подобное. Было бы куда проще обчистить ячейку и оставить ее пустой — тогда никто ничего бы не узнал.
— Кроме того, чтобы отпереть сейф, необходимо иметь два ключа, — добавил Зиман. — У банка только один из них. Второй находился у миссис Данилович.
— Наверное, вы правы, — неохотно признал Франклин. — Если кто и знал, что изначально лежало в ящике, то только отец и сын Даниловичи. А они оба мертвы, так что доказать факт кражи невозможно. Но это не дает нам ответа на вопрос: как человеческая рука очутилась в банковском сейфе?
Обстановка на время разрядилась, и Росток вернулся к изучению металлического ящика.
— Осторожней, не пораньтесь, — предупредил его Франклин. Агент продолжал зажимать крохотный порез на пальце носовым платком, пытаясь остановить кровь. На полу уже виднелось с десяток капель.
Внимание Ростка привлекла клеенчатая бумага, в которую была завернута кисть. Кончиком карандаша он развернул ее.
— Но этого не может быть… — начал говорить он, но вдруг осекся, молча уставившись на бумагу.
Плечи полицейского закрывали ячейку от Франклина и Зимана, но Николь увидела: на бумаге было что-то написано карандашом — вроде бы три слова, на неизвестном ей языке, незнакомыми буквами.
— Вы что-то сказали? — переспросил Франклин.
Росток быстро взял себя в руки:
— Ничего, мысли вслух.
— Нет, вы сказали «не может быть», я слышал. Что вы имели в виду?
Росток свернул бумагу обратно, так, чтобы надпись не было видно.
— Я имел в виду, что не понимаю, как эта кисть тут оказалась. Если принять во внимание временной промежуток и состояние плоти, это кажется просто невероятным.
Николь знала, что он лжет. Его фраза явно относилась к загадочным знакам, но она решила пока промолчать.
— По краям дверцы ржавчина, — пробормотал себе под нос полицейский. — Дверца не сразу открылась?
— Да, заело немного, и замки тоже тяжело отпирались, — ответил Зиман. — В конце концов, ячейку последний раз открывали пятьдесят лет назад.
— Сколько можно повторять, — пробурчал Франклин, — кровь на руке свежая. Даже коп вон говорит, что рука здесь разве что пару часов лежит.
Росток наклонился к сейфу, пристально разглядывая его содержимое. Николь удивилась при виде того, как он без тени отвращения изучает ужасный предмет.
— Это просочится в прессу? — спросил Зиман. — Такое событие плохо скажется на репутации банка.
— Он обязать подать отчет, — ответил Франклин. — Было совершено преступление.
— Наверняка ничего не известно, — проговорил Росток, проводя пальцами по пятнам ржавчины. — У нас нет состава преступления.
— Черт, да у вас человеческая рука в коробке, — прокричал Франклин. — Это что, не преступление? Какие еще доказательства вам требуются? Часть тела-то у вас на руках! Значит, вы обязаны сообщить коронеру.
— Ничего, время еще есть, — успокоил его Росток. — Пока мы не выясним, чья это кисть и что она здесь делает, мы не узнаем, какое преступление имело место и было ли оно вообще. Так что я бы пока не распространялся.
— Чем меньше будет об этом известно, тем лучше, — радостно согласился Зиман.
— Как хотите — я в сокрытии преступления не участвую, — заявил Франклин. — Может, у вас в городе так и принято, но я работаю иначе. Раз вы не хотите составлять отчет, это сделаю я.
Росток медленно повернул голову, пока налоговый агент не оказался в поле его зрения.
— Давай определимся, Франклин. Я веду расследование, и мне не нужна утечка информации. Другими словами, рот держать на замке — понятно?
Обильно потеющий налоговый агент молча глядел на полицейского.
Росток послал своих коллег к машине за пакетами для улик и резиновыми перчатками.
Пакеты имели объем четыре литра и поддерживали внутри себя прохладную температуру. Николь наблюдала, как Росток натягивает перчатки и аккуратно достает из сейфа отрезанную руку. Окровавленным концом вниз он положил ее в пакет и запечатал. Полицейский-гигант, не скрывая отвращения, принял пакет из рук Ростка; тот приказал отвезти улику в участок и положить ее в морозильник, пока кисть не начала разлагаться, после чего возвращаться в банк для снятия с ящика отпечатков пальцев. Бумагу Росток убрал во второй пакет — Николь отметила, что эту улику он оставил себе.
Когда все наконец начали продвигаться к выходу из хранилища, Росток предупредил, чтобы никто ничего не трогал по пути.
Процессию замыкал Зиман. Он закрыл металлические ворота, и из глубин здания раздался низкий урчащий звук. Перекатывающийся грохот нарастал до тех пор, пока Николь не почувствовала, как пол дрожит у нее
