под ногами.
Сквозь прутья решетки она видела, как металлический ящик трясется, наполовину выдвинутый в своих пазах.
Крышка его распахнулась.
Пустой, он вибрировал, пока сам собой не выдвинулся из сейфа и не упал на пол.
Лицо Уэнделла Франклина побелело от страха.
Николь в панике потянулась к Ростку, который почему-то не выглядел напуганным.
— Что за чертовщина у вас тут творится? — Франклин нервно попятился.
Глухой, грозный грохот продолжался, и закончился звуком, похожим на продолжительный выдох.
— Земля оседает, — объяснил Росток. — Разрушилась очередная шахта.
— Шахта? — переспросил Франклин. — Горнодобывающие компании вышли из бизнеса пятьдесят лет назад. Все подземные туннели должны были затопить.
— Шахты под долиной Лака воины имеют протяженность в несколько сотен миль, — напомнил Росток. — Затопить их просто невозможно.
— Ну, под Скрантоном же затопили.
— Значит, про Миддл-Вэлли просто забыли. Так что теперь природа делает всю работу за них. Тоннели заполняются водой, в результате чего подпорки гниют и — шахта рушится.
— Ужасно. Как тут только люди живут? — пробормотал Франклин. — Это же сейсмоопасная зона. Вам повезло, что Управление по охране окружающей среды, пока не добралось до Миддл-Вэлли — иначе бы вас всех уже выселили.
— На самом деле, ничего особенно опасного здесь нет, — пожал плечами Росток.
Он приказал Зиману и охраннику дождаться Бракнера — тот должен был прийти снимать отпечатки пальцев. Все остальные были свободны.
Николь наконец-то оказалась на улице. Несмотря на то, что день клонился к закату, прохлада должна была опуститься только через пару часов. Однако свежий вечерний воздух показался величайшим облегчением после тесных и жутких катакомб хранилища. Уэнделл Франклин вышел из банка, заматывая палец платком.
— Сходили бы вы с этим порезом к доктору, — посоветовал Росток. — Может быть, вам сделают прививку от столбняка.
— Да Ничего страшного, это же просто царапина, — ответил Франклин, направляясь к машине. — Кубик льда — и кровотечение прекратится.
Николь прислонилась к мраморной колонне у входа в банк, жадно глотая свежий воздух.
— Вы в порядке? — спросил Росток.
— Не совсем, — призналась она. — На какой-то момент там, внизу, мне показалось, что я потеряю сознание.
— Не хотите присесть на минутку — перевести дыхание?
— Я думаю, мне лучше поехать домой, — она принялась искать ключи в сумочке.
— Вам не стоит садиться за руль» — сказал Росток. — Не в вашем состоянии.
— Со мной все будет хорошо, правда. Мне уже лучше.
— Не похоже: у вас бледный вид и руки дрожат, — Росток взял у нее ключи. — Пойдемте со мной, я отвезу вас на патрульной машине.
Николь вдруг насторожилась: за свою жизнь она успела понять, что полицейская машина не самое безопасное для нее место.
— Верните ключи, — потребовала она.
— Лучше будет, если вы поедете со мной.
Она огляделась по сторонам в надежде найти предлог, чтобы не ехать с полицейским. Но ключи были у него, улицы опустели, а возвращаться в банк ей определенно не хотелось.
— Вы отвезете меня прямо к дому? Мы не будем делать крюк и заезжать в участок?
— Ничего такого, — пообещал он. — Высажу вас у дверей дома.
Она неохотно села на пассажирское кресло, отодвинувшись от полицейского как можно дальше — словно проем между сидениями мог как-то ее защитить.
— Не бойтесь признаться, что вам страшно, — сказал он, заводя машину. — Большинство людей в вашей ситуации умоляли бы о защите.
— Зачем мне она? — Николь давно привыкла, что полицейские предлагают «защиту», имея в виду совершенно иное.
— Найти человеческую руку в банковском сейфе — среднестатистического человека это напугало бы.
Она одернула юбку в тщетной попытке прикрыть колени. Знай она, что поедет на переднем сиденье патрульной машины, надела бы что-нибудь поскромнее.
— Допустим, я испытала шок, — призналась она. — Правильнее будет сказать, отвращение. Но с чего мне быть напуганной?
— А вы не думали, что рука в сейфе может быть как-то связана со смертью вашего мужа? Только честно: разве не такой была ваша первая мысль?
Конечно, такой, но признавать это ей не хотелось.
— Вам же показалось, что тут должна быть связь? — настаивал он.
— Мой муж умер от сердечного приступа, — ответила Николь.
— Вы знаете наверняка?
— Но так сказал коронер!
— Он не делал вскрытия, а значит — это просто его догадка.
— Вы не доверяете собственному коронеру?
— Я бы поверил — при обычных обстоятельствах, — ответил Росток. — Но в данном случае у меня остались кое-какие подозрения.
— Думаете, это я убила его? Да, я признаю — убила.
Она вспомнила те последние лихорадочные мгновения их соития, когда Пол, жадно хватая губами воздух, закинул голову назад, а она приняла это за момент эякуляции. Вместо того чтобы остановиться и, возможно, спасти ему жизнь, она обхватила его бедра скользкими от пота ногами и сжимала до тех пор, пока его тело не обмякло, и он не умер на их супружеском ложе. Могла ли она спасти его? Возможно, нет. Но Николь знала, что этот вопрос будет преследовать ее всю жизнь.
— Он умер в моих объятьях, — она отвернулась, чтобы Росток не видел слезы у нее на глазах. — Мы занимались любовью. Он был сверху. Если кто-то и несет ответственность за его смерть, то только я сама.
— Возможно, так это должно было выглядеть.
Она резко повернулась, чтобы дать ему пощечину, но полицейский перехватил ее руку и сжал так сильно, что боль заставила ее забыть о злости.
— Я извиняюсь, — Росток отпустил ее руку. — Это было не обвинение — просто мысли вслух.
— Вам не кажется, что я и так чувствую себя достаточно виноватой? — Николь потирала покрасневшее запястье.
— Я же сказал, извиняюсь.
— Думаете, я не знаю ваших полицейских трюков? Вы подозреваете меня в убийстве мужа и ведете себя так, будто у нас с вами обычная беседа. В надежде поймать меня на чем-нибудь компрометирующем. Вы боитесь, что если устроите официальный допрос, то я потребую адвоката.
— Будь у вас адвокат, он посоветовал бы вам искать защиты в полиции.
— Не нужна мне ваша защита. Сама о себе позабочусь.
Росток ехал медленно, по круговому маршруту, проходившему по тихим тенистым улочкам. Он то и дело смотрел в зеркало заднего вида, вероятно, проверяя, нет ли за ними слежки. Она подумала, что для полицейского в маленьком городке такое поведение абсурдно.
— В чем дело? Вы думаете, за нами следят?
— Все может быть.
— Да уж, с вами тяжело, — вздохнула она. — Никому не верите, да?
— Как и все русские, — сказал он. — Подозрительность в нас от природы.
— По-моему, даже излишняя подозрительность, — она сложила руки на груди и немного расслабилась. — Этот город меня пугает. С тех
